Диана Сеттерфилд - Беллмен и Блэк, или Незнакомец в черном
— Это звучит…
Он попытался вспомнить одно из емких и весомых слов, которые употреблял его отец в разговорах о деньгах и бизнесе, но ничего такого в голову не приходило. Чарльз мог легко и свободно рассуждать о поэзии, истории или мебели в стиле Людовика XV, без запинки переходя с английского на итальянский или французский, но язык деловых переговоров был ему абсолютно чужд. Поэтому он ограничился кивком.
Кузены пожали друг другу руки.
Лицо Чарльза начало приобретать свой естественный цвет. Он был спасен. Уильям его спас.
Следующие пять минут Чарльз провел в ожидании, пока Уильям составлял документ, закрепляющий только что достигнутое соглашение. Более не страшась перспективы провести остаток своих дней узником этих стен, Чарльз осмотрелся уже как совершенно посторонний человек, заставший другого человека на его рабочем месте. Даже не понимая, что здесь к чему, он был впечатлен практичностью и строгой функциональностью обстановки. Без сомнения, Уильям хорошо знал свое дело. Дважды в течение этих минут в дверь стучали, объявлялись люди с какими-то невероятными вопросами, и каждый раз Уильям решал их полудюжиной слов, звучавших для Чарльза как дикая тарабарщина. Дважды Уильям делал пометки в своем блокноте и возвращался к тексту договора.
Перо, которым Чарльз поставил подпись, было первым предметом, до которого он дотронулся с момента своего прибытия на фабрику. Уильям также подписал документ, и они повторно обменялись рукопожатием.
— Спасибо тебе, — не сдержавшись, с чувством сказал Чарльз. — Минуточку, а это что такое?
Его внимание привлек явно детский карандашный рисунок на раскрытой странице блокнота. Ослик. Уильям рассмеялся:
— Это дочь развлекается, рисуя в моем блокноте, когда нет под рукой ничего другого.
Нарисованный ослик вызвал у Чарльза куда больший интерес, чем все ранее увиденное на фабрике. Он полистал блокнот и нашел еще несколько рисунков: цветок, ворота, кошка.
— Сколько ей лет? — спросил он. — Она берет уроки рисования?
Уильям уже понял, что его кузен — любитель потрепать языком, не привыкший работать, не считающий нужным следить за временем и не умеющий загодя распределять свои часы и минуты в соответствии с количеством и сложностью предстоящих задач.
— Приходи к нам на ужин сегодня вечером, — предложил он, сворачивая этот разговор. — Дора сама охотно сообщит тебе свой возраст. И может, нарисует твой портрет, если будешь хорошо себя вести.
Когда кузен удалился, Уильям взял только что подписанный документ и еще раз просмотрел его с чувством глубокого удовлетворения. Уже очень давно он замыслил один интересный проект, но Пол, узнав, каких вложений это потребует, предпочел не рисковать. Уильям внимательно следил за последними достижениями в области гидравлики, изучив этот предмет в достаточной степени, чтобы самостоятельно сделать эскизы. Он произвел оценку местности с привлечением экспертов. Если доверить реализацию проекта опытному человеку, риск будет минимальным, — и такой человек у него на примете имелся. Но он не мог действовать, пока ситуация с Чарльзом оставалась неопределенной. Зато теперь…
Он тут же сел за письмо инженеру, дополняя его пояснительными эскизами, и так увлекся этим занятием, что надолго забыл обо всем прочем.
Наконец он взглянул на часы. Близилось время ужина. Пора возвращаться домой.
С другой стороны, момент был самый подходящий для визита к Тернеру и разговора о покупке земельного участка — теперь Уильям был готов сделать предложение, от которого тот не сможет отказаться.
19
Познакомившись с женой своего кузена, Чарльз нашел ее очень милой и благоразумной — как раз такой, какая требовалась мужчине вроде Уильяма. Понравились ему и дети: бойкие, жизнерадостные и любознательные. Он сидел в маленькой гостиной, которую помнил со времен своего детства. Его бабушка сердилась, когда Чарльз гостил у кузена, но отец против этого не возражал. Потом он вспомнил свою тетю, маму Уильяма, и рассказал несколько историй с ее участием.
Заметив, что Чарльза удивил тот жадный интерес, с каким слушатели восприняли его рассказы, Роза пояснила:
— За несколько минут мы узнали о детстве Уилла больше, чем от него самого за все прошедшие годы. Надеюсь, вы останетесь на ужин? А пока я вожусь на кухне, Дора покажет вам свои рисунки.
Вечер был светлый и теплый. Чарльз сидел в садике с юной художницей, наблюдая ее за работой, — в альбоме одно за другим появлялись трудноуловимые сочетания рваных, ломаных, незавершенных линий, однако Чарльз углядел в каждом из них несомненно птичьи черты.
Сделав набросок, Дора сразу переворачивала страницу, явно собой недовольная.
— Погоди-ка. — Он задержал ее руку. — Что это у тебя?
— Грач. Он часто прилетает к нам в сад, и я слежу за ним из окна.
Чарльз придвинул к себе альбом. Недочеты были налицо. Никто не учил девочку правильно держать карандаш, и она слишком сильно нажимала на бумагу. Ее попытки изобразить перья выглядели наивными. У птицы отсутствовали глаза. Но характерные признаки семейства врановых были видны отчетливо. Лапа, вцепившаяся в ветку, угол между ногами и телом, необходимый для баланса, — все это было подхвачено верно. При всей неопытности художницы, ее рисунок был достаточно убедителен.
— Вот здесь неправильно, и здесь тоже, — говорила она, указывая кончиком карандаша на недостатки рисунка, которые он и сам уже заметил. Что ж, осознание своих ошибок — это уже нечто. Девочка определенно подавала надежды.
Чарльз тоже сознавал собственные ошибки и слабости. Включая самую главную — ту, которая сделала его изгоем, но доставила ему столько наслаждения, что он был не в силах ее проклинать. Среди прочих, не столь пагубных, ошибок была его попытка стать большим художником. Кто-то однажды сказал ему, что страстное желание что-либо сотворить уже само по себе свидетельствует о наличии таланта. Применительно к Чарльзу это правило не сработало. Художником он оказался никчемным. Да, он любил живопись и хорошо разбирался в искусстве, но его собственные творческие потуги приводили к самым жалким результатам, сколь бы страстным ни было желание. Он умел видеть окружающий мир глазами художника; он мог замыслить картину, в точности передающую то, что он видит; но воплотить этот замысел на холсте было ему не под силу. В лучшем случае он мог бы стать неплохим учителем. Но где это видано, чтобы состоятельный джентльмен обучал рисованию маленьких девочек? Это было бы просто смешно. Посему единственное, что ему оставалось, — это коллекционирование. Приобретая картины художников, более одаренных, чем он сам, Чарльз тем самым оказывал им материальную поддержку и давал стимул к дальнейшему созиданию. Так он и жил в одном шаге от своей мечты, уже смирившись с тем, что она недостижима.
Возможно, у Доры было то, чего не хватало ему самому. Она рисовала по наитию, не получая подсказок и наставлений, зато имела верный глаз и точную руку, не пасуя в растерянности перед чистым листом бумаги.
— Смотри. — Чарльз взял карандаш, показывая, как следует его держать. — Тогда ты можешь делать так… и так…
Она вернула себе карандаш и попробовала повторить его действия.
— Вот так, да?
— Теперь правильно.
И в этот самый момент, как будто призванный из ниоткуда своим изображением на бумаге, объявился грач. Снижался он довольно неуклюже, но приземление на лужайку выполнил эффектно. Чарльза позабавила и умилила внезапная перемена, произошедшая с девочкой: ее лицо сразу сделалось серьезным и сосредоточенным. Она безотрывно смотрела на птицу, которая что-то клевала в траве, ничуть не боясь находящихся рядом людей.
Дора не пыталась делать зарисовки с натуры, а только наблюдала. Но вот грач покончил с поисками, захлопал крыльями и взмыл в воздух. Только после этого она взялась за карандаш.
На чистом листе штрих за штрихом появлялся очередной грач. Чарльз заметил, что Дора уже приспособилась держать карандаш так, как он ей показывал; движения ее руки стали более свободными, а линии — более четкими и выверенными. Сделав все, что было в ее силах, она склонила голову набок, оценивая результат.
— Получилось лучше, правда? — сказала она, передавая ему рисунок. — Я всегда так рисую птиц: сначала смотрю долго-долго, а потом, когда птица уже улетит, в памяти остается картинка.
— Это очень хороший метод, — согласился Чарльз.
— Ты завтра уедешь в Италию?
— Да.
Она повернулась к Чарльзу и с минуту очень серьезно и внимательно вглядывалась в его лицо.
— Сохраняешь меня в памяти?
— Да, покуда ты не улетел. — Она тряхнула головой. — Ну вот, готово. Теперь картинка останется.
20
На следующее утро, за несколько часов до отъезда, Чарльз повидался с адвокатом своего отца.
