Карина Шаинян - Желтоглаз

Дальше шли молча. Скоро лес отступил, и начался горельник – серебряные мертвые кедры торчали из зарослей черемухи, жимолости, молодой березы. Кое-где у корней еще видны были старые угли. Тропа уводила в сторону от скал, пришлось продираться напрямую – через кусты, через поваленные бревна. Наконец выбрались на ровную площадку под самыми Чертовыми Пальцами. Здесь росла корявая, чудом уцелевшая лиственница, под ней чернело костровище, и рядом журчал невидимый в траве ручеек. Нина сбросила рюкзак и огляделась.

– Костер разжечь сумеешь? – спросил Саня. – Не забоишься одна ночевать? А то смотри, еще не поздно со мной дальше пойти…

Нина покачала головой, заворожено глядя на черные скалы. Саня потоптался рядом, не решаясь уйти. На душе у него было неспокойно. Сам он ночевать на горельнике не любил.

– Завтра ближе к обеду за тобой приду, – сказал он. – Ну ты это… В гнездо само не заглядывай, лады?

Нина серьезно кивнула. Достала потрепанный полевой блокнот, бинокль, пристроилась поудобнее в траве. До сумерек надо было высмотреть гнездо.

***

– Подглядевший сам уже не знает, зачем в нору полез, – шепчет старая Са. – От тоски под скалами голову потерял, всю ночь от криков Желтоглазого плакал, а как утро пришло, захотел мягкое, пуховое потрогать, руки, от слез замерзшие, согреть. Забыл, что не дано никому в дырку между нашим и чужим смотреть, что для того Желтоглаз и получился, чтоб не смотрел никто. Забыл, что Желтоглаз днем сторожит. Сунулся в нору, Желтоглаз на него и глянул – чего хотел? Кто позвал? А зрачки у него – уголь тысячелетний, а вокруг зрачков – пламя жарче солнца. Поджег разум Подглядевшему, спалил дотла. А разум, умирая в пламени, подумал, что лес горит, – и так громко кричал, умирая, так крепко верил в лесной пожар, что деревья все разом высохли. С тех пор там лишь кусты да бурелом…

Растекается по языку сладость – Нани кусает печеный корень, скрипит подгоревшая кожица на зубах, а под ней белое, горячее. Щекочет ладони трава, рыжие иголки сплелись узором – хитрым, хрупким, не разгадать даже старой Са. Зато лежать на них – мягко, пахнет вкусно, отцом пахнет, домом после дальней дороги. Скоро Нани в мертвый лес приведут, а пока можно и про нору, Желтоглазом хранимую, помечтать: вот бы заглянуть! Вот бы посмотреть хоть одним глазком, что на той стороне! Или свою судьбу среди хрупких косточек найти, узнать, что она не такая, как у всех, не обычная, что будет в ней странное, что путь интересным окажется.

Душа у Нани в животе вертится, нетерпеливая, любопытная, ладошки потирает так, что разуму горячо. И мертвый лес не пугает, и скалы кажутся маленькими, не достанут до неба, не порвут! А ночь – что ночь… Уши зажать, чтоб Желтоглаза не слушать, огонь покормить, чтоб тени разбежались – хорошо будет, вот увидишь, добрая Са, не плачь обо мне! Днем вернешься – я тебе прошлое дам хорошее, прочное, чтобы ты мне время сшила…

Са ушла, тревожно качая головой. Нани присела серой мышкой под лиственницей – ждет, когда со скалы упадет серая бесшумная тень, а с неба – солнце.

***

Растаяла протянувшаяся у подножия скал полоска тумана, бледного, как рассветное небо. Нина с сожалением выключила фотоаппарат и перешла через ручей. На другом берегу начался курумник, приходилось то осторожно пробираться, то прыгать с камня на камень. Голова слегка гудела – заснуть ночью так и не удалось. Иногда Нине казалось, что филин летает совсем рядом – черная тень в черном небе. От глухого уханья было не по себе, и Нина обрадовалась, когда его сменили нахальные вопли кедровок. «Буду потом на факультете рассказывать, как одна на Чертовых Пальцах ночевала», – усмехнулась она про себя. Подняла голову, высматривая примеченные вечером ориентиры. Похоже, она стояла прямо под гнездом. Несколькими метрами выше дрожали цветки дикого барбариса – вчера Нине показалось, что филин вылетел прямо из колючего куста. Присев на корточки, она заглянула в сырую щель между камнями.

Кости заполняли расщелину почти до половины – вперемешку с сухими листьями и веточками, мягкими перьями и хвоинками, совсем тонкие, изъеденные временем, ослепительно-белые, серые с зеленым налетом, и совсем свежие, с присохшими ошметками мяса, с торчащими перламутровыми жилками. Нина прикинула глубину щели. Получалось – гнезду намного больше пятидесяти лет. Повезло.

Сделав несколько кадров, Нина натянула перчатки и принялась за работу. Рядом лежало уже несколько свертков, испещренных пометками, когда под колючей веткой мелькнуло разноцветное пятно.

Нина замерла, непонимающе глядя на кости – обыкновенные кости обыкновенных, изученных вдоль и поперек мелких грызунов, довольно свежие еще – на одной виднелся кусочек мяса, – и сверкающие всеми цветами радуги. Потянула из рюкзака фотоаппарат, несколько раз нажала на спуск и задумчиво оглядела скалу. Скала была старая, надежная, вся в выступах и трещинах.

Цепляясь за шершавый камень, Нина поползла к цветущему кусту. «Хоть кусочек шкурки найти», – стучало в висках.

***

Рассветные сумерки осторожно пробирались между сухими стволами, сиреневый свет трогал лицо, ел соль, засохшую на щеках. Стрекотали первые птицы, прогоняли крики Желтоглаза. Тревожные запахи ночи уходили, и Нани, улыбаясь сквозь остатки слез, впитывала горько-сладкий аромат утренней травы. Потягиваясь, смотрела, как медленно опускается на землю скала, как затягивается солнечными лучами рваная дыра, оставленная в небе каменным клыком.

Найти гнездо Желтоглаза было легко – он так часто смотрел на куст, загораживающий выход из норы, что на колючих ветках остались золотистые цветы – следы его взгляда. Пробежав по камням, Нани нашла заветную трещину – ровно под норой лежали сброшенные Желтоглазом кости, алые, золотые, синие. Нани присела, разглядывая, читая узор, впитывая краски. Контуры, нарисованные старой Са, заполнялись, ложились в ладони цветными пятнами. Нани рассмеялась от удовольствия – время получалось красивое, яркое, стройное. Поскрипывал мертвый лес за спиной, серебряные стволы покрывались мощными складками коры, и уже сыпалась с мягким шорохом призрачная хвоя.

Нани провела пальцем по костяному узору и вздрогнула: среди обычных костей несколько светились ослепительным, ярким белым – как солнце в полуденном небе, как снег, не тронутый солнцем. Не веря своим глазам, Нани еще раз вчиталась в узор.

Желтые цветы тревожно смотрели на нее, качались, предупреждая, когда она карабкалась по скале к дырке, но Нани не обращала на них внимания. Кости из чужого мира были сложены в ее судьбу. Желтоглаз ошибся, перепутал, – а значит, он не посмеет помешать ей хоть одним глазком взглянуть на ту сторону.