Андрей Фролов - Твое здоровье, мистер Гретшом

— Если приставать не будешь, то можешь спать со мной.

Он молча развернулся, аккуратно прикрывая дверь, и побрел к себе на диван.

Федор любил своих персонажей. Кого-то больше, кого-то меньше, но всех без исключения. Как тех, кто вышел в большой мир книгопечатанья, так и тех, кто ждал своей очереди в столе. Любил настолько, что подчас, ложась спать, видел их яркие образы, собирающиеся вокруг своего создателя на вершине высокой пыльной горы.

Там всегда был живописный вечер, ветер закручивал изящные спирали желтого тумана, а камни оставались теплыми, словно на них только что лежала кошка.

Прикрыв глаза и вслушиваясь в гудение фена в соседней комнате, Федор вновь вызвал их. Они явились немедленно, с разных сторон вступая на плоскую площадку на вершине. Кто-то поднимался по камням, беззлобно ругаясь, кто-то материализовался прямо из воздуха, проходя на привычные места. Спецназовцы и вампиры, маньяки и наивные девчонки, гунны и японские демоны, полицейские и князья. Рассаживались кругом, обменивались репликами, словно хорошие друзья. Опускали оружие, у кого было, закуривали, открывали фляжки и бутылки.

Собиратель пришел последним — это была прихоть Федора, до последнего момента не позволявшего своему сознанию сформировать образ. Высокий до ужаса, костлявый как сама смерть. В безупречном черном фраке, столь же элегантной шляпе-котелке. С мертвенно-бледным лицом, на котором горели два пожара глаз. Сцепив тощие пальцы, замер в сторонке, прислонившись к выступу скалы.

«У меня неприятная новость», — привычно подумал Федор, и его мысль услышал каждый из сидящих вокруг.

Сколько раз он сообщал им, что принес неприятные вести? Сообщал, как живым людям, словно обладавшим собственными жизнями. Конечно, бывали и добрые, аж три раза, но это было так давно… Те, кто получил их, например, отряд гуннов, мгновенно теряли яркость и насыщенность красок. Будто говорили ему и остальным — мы прошли, парни, мы в игре, мешать теперь не будем, дело за вами. Ждем.

«Хочешь сообщить что-то неожиданное?» — голос Собирателя скрипел, как песок по стеклу. Страшный ублюдок, и как только Федору удалось такого придумать?

Остальные смолчали, и Федя знал причину. Точнее сказать, придумал ее, но в фантастическим мире его полусна это не имело значения. Причина состояла в том, что остальные его персонажи опасались Собирателя. А кое-кто и откровенно боялся. С тревогой наблюдая за своим автором, откровенно симпатизировавшем убийце.

«„Жизнь на лезвиях ножей“ завернули. Без объяснения причин, как обычно. Отказ. Извини, Собиратель», — Федор уставился на носки своих тяжелых ботинок. В этом мире он всегда носил высокие тяжелые ботинки, громоздкие, но удобные.

«Ожидаемо», — высокий человек в черной шляпе вынул из внутреннего кармана серебряный портсигар.

Открыл, ногтями подцепил сигарету. Убрал портсигар обратно. Где-то там, в отутюженном фраке, совсем рядом с сигаретами, лежала наваха — ужасного вида испанский раскладной нож. Шестнадцать дюймов великолепной отточенной стали. Так же удобно, совсем под рукой. Хладнокровный гаденыш.

«Я сожалею, но в этой ситуации ничего поделать не могу…», — один из коммандос вынул из-под банданы пачку сигарет, протянув Федору. Автор закурил, бросил пачку обратно. — «Теперь вся надежда на наших инквизиторов, другие произведения уже свои попытки исчерпали»…

Стоящие чуть в сторонке четыре близнеца в черных сутанах переглянулись между собой. Впрочем, без особого оптимизма.

«Либо», — продолжал размышлять Федор, — «это будет рукопись, о которой вы знаете».

Круг вздохнул в едином порыве. Конечно, они знали. И вместе со своим создателем искренне надеялись, что новеньким может повести больше. Ведь у тех впереди вычитка, и далеко не в одном издательстве. Шанс. В то время, как их будущее…

«Я почти закончил новый…», — продолжил Федор, но Собиратель перебил, как обычно резко и грубо.

«Есть еще „Бритвы его жизней“».

На скале воцарилась тишина, во время которой Федор почувствовал, что засыпает. Образы окружавших его персонажей стали тускнеть.

«Ты думаешь, — столь же резко парировал он, оборачиваясь к стервятнику в черном фраке, — что если роман о твоих похождениях не смог заинтересовать издателя, история твоего юношества сможет сделать большее»?

«Возможно», — туманно ответствовал Собиратель.

Уже засыпая и распуская круг своих созданий, Федор увидел, как за плечом убийцы появляется его копия. Только лицо не такое сухое, а в движениях больше гибкости. Размышляя о «Бритвах его жизней», он уснул.

— Ух, Паха, передай огурчики… М-м-м… Спасибо. Хорошо, пошла, да…

Комната наполнилась стуком опускаемых на стол стопок.

Водка не помогала, а перед глазами стоял образ Насти. Хотя нет, ложь. Помогала, хоть на время. Мысли стали вальяжными, словно павлины, сердце уже не щемило. Кто она такая, в конце концов? Подумаешь, расписались несколько лет назад. Давно это было, а кто старое помянет… Пусть живет своей жизнью, у него она своя. Живая мертвечина, не сумевшая найти радости жизни. Дура.

Парни, сидящие за столом, увлеченно закусывали бутербродами с мясной нарезкой и вареными сосисками. Оливье кончился еще полчаса назад.

— Ну что, Федисюк, когда порадуешь новой книгой?

Паша, как обычно, умело прикидывался идиотом. Ведь прекрасно знал, что Федя не любит разговоров на тему своих творений. Как никогда и не обсуждает с друзьями всех перипетий общения с издательствами. И все равно спросил, как будто ни разу ответов на этот вопрос не получал.

— Иди в жопу, Паша, — беззлобно ответил Федор, дожевывая огурец. — Ты отлично знаешь, что этот вопрос решаю не я. Если издатель вдруг решит, что какое-то из моих произведений ему интересно, ты узнаешь об этом первым.

Парни, все четверо, заржали. Кто-то вновь принялся разливать по стопкам прозрачную карамель водки. Серега поднялся, вынимая сигарету.

— Слышь, чуваки, давайте на кухне курить, а то уже не продохнуть…

— Да ладно тебе.

— Ой, ну это же из-за стола вставать нужно.

— Не сломаетесь, — Сергей бросил сигарету в рот. — Пошли, Данилов, покурим, что ли?

Федор поднялся на ноги, забирая со шкафа свои сигареты. В голове шумело, как в наполняющемся унитазном бачке. Взгляд напоминал прожектор на наблюдательной вышке — так же бесцельно и хаотично метался по комнате, разглядывая лица друзей. Хорошо сидим, да. А ведь еще «ноль-семь» в морозилке ждет.

Вышли на кухню, прикрыли за собой дверь. Серега пошире распахнул форточку, впуская в квартиру холодный февральский ветерок. Федор неожиданно вспомнил о скале, на которой встречался со своими героями.