Дино Динаев - Собака Кантерсельфа

Легкие шаги хронического подагрика прошелестели по лестнице. Один этаж, второй.

Сафа жил на четвертом. До пришествия Иван Иваныча все квартиры на этаже были заселены. Каждый день раздавались голоса и хлопали двери, теперь же тихо как в могиле. Кого забрали на вахту, кто помер, бабы переехали в женский квартал.

Через несколько лет, когда заберут последних, а старухи вымрут как класс, дом превратится в девятиэтажный склеп.

Судебный пристав без остановки миновал третий этаж. И вот он уже на четвертом.

Уже рядом. Но шаги подагрика вдруг прошелестели дальше. Сафа вздохнул, еще до конца не веря, с облегчением, но словно услышав опрометчивый вздох, подагрик вернулся и замер напротив квартиры. Резко тренькнул звонок. Сафа не двинулся с места. Тренькнуло повторно: заунывно и смиренно, судебный пристав был готов звонить бесконечно и столько же терпеливо ждать.

Сафа услышал какие-то голоса в подъезде. Не сразу до него дошло, что этот идиот разговаривает сам с собой. Не будучи уверенным, что его кто-то слушает, подагрик кричал жизнерадостно и возбужденно, как будто у него только что жена родила:

– Господин Сафин, откройте, пожалуйста. Я принес вам хорошее известие!

Сафа соскочил с кровати, подмыкнул спортивные штаны и отпер дверь, рядом с которой терпеливо дожидался хороших гостей обрезок железной трубы. Напряжение достигло немыслимого предела, и все сделалось таким нереальным, что когда он, распахнув дверь, увидел пристава, то не поверил сам себе. Судебный пристав это было что-то далекое, как туманность Андромеды, что-то вроде жутковатой легенды про собаку Кантерсельфа, которую детишки ночью пересказывают между собой.

Судебный пристав даже не глядел на него, занятый перебиранием бумаг в папке.

– Александр Сергеевич Сафин? – сказал он утверждающе. – Очень приятно. Судебный пристав Пятаков. У вас когда день рождения? В следующем месяце? Вот и отлично.

Вам надо сдать анализы и пройти медкомиссию. Здесь все указано, – он протянул ворох белых с розовым вкраплением листочков.

Сердце бухнуло тяжело. Вот оно, подавлено продумал Сафа. Всю жизнь боишься чего-нибудь до пученья живота, ждешь беды каждый день, да что каждый день, каждый час, каждую минуту. Думаешь, вот отвлечешься, задумаешься и тут как тут голос за спиной:

– Господин Сафин? Вот и пришло ваше время.

А потом, когда оказывается, что время действительно пришло, то выясняется, что ты совершенно не готов. Это все равно, что смертельный больной оттягивает время решающего анализа, на что-то надеется, отключает телефон, чтобы ему не могли позвонить из поликлиники, а они тут как тут, внезапно перехватывают несчастного в подъезде, когда он идет выкидывать мусор:

– Господин такой-то? А у вас рачок, милейший. Четвертой стадии, неоперабельный.

Так что можете сидеть в своей конуре, не высовываясь, и дальше, все равно вам конкретный пипец!

– С какой стати комиссия? Я не болен, – пролепетал Сафин сущую чушь, а что ему оставалось.

Мелькнула дурацкая мысль, уйти через крышу. Но собственно никто его задерживать и не собирался. Пока.

– А кто сказал, что вы больны? – участливо продолжал Пятаков с большой долей усталости, видно надоели ему эти отмазки, ведь он слышал их по сотне раз на дню.

– Вы забыли, что вам семнадцать лет? Вы же взрослым становитесь. Совершеннолетие на носу, господин Сафин. Когда у вас день рождения? – он поискал в своих бумажульках, тоже фарс, о точности приставов ходят легенды, это единственное, что не дает сбоев в работе служб города.

Коллегия судебных приставов для того и существует, чтобы, не дай бог, пропустить совершеннолетие какого-нибудь сопляка. А то останется неучтенным, будет пить, гулять, есть, жить, как он того захочет, делать всякие глупости, навроде того, что лазить к бабам в женский квартал в окна. Ан, нет, служба работает четко.

Премии квартальные, небось, исправно получают. Грамоты, юбилеи.

У Сафы была мыслишка переменить место жительства. Снять халупу в припортовом районе, где одни сифилитики живут. Пускай поищут. Но не стал. Во-первых, найдут.

Не по месту жительства, так при заурядной проверке документов. Во-вторых, квартиру жалко. Прознав, что не жилая, взломают двери и засерут до неузнаваемости.

Но теперь ведь точно засерут, понял вдруг Сафа. Эх, надо было в припортовый когти рвать. Кантоваться до последнего предела, пока в кандалах не привезут.

– По городскому законодательству все взрослое мужское население города подлежит трудоустройству, – заучено талдычил Пятаков. – Исключение составляют только абитуриенты, удачно сдавшие вступительные экзамены в высшие учебные заведения и зачисленные в оные. Вы ведь не студент, господин Сафин?

– Не студент. Как я им стану, если у нас институтов в городе давно нет, позакрывали все.

– Ай-яй-яй, господин Сафин. Вы не стали бы студентом, если бы даже институт располагался в соседнем подъезде. Вы же не закончили школу.

Сафа не соображал, что несет пристав. Смысл слов не доходил. Поэтому и поступил как идиот. Возможно, у него случилась истерика. Самую малость.

– Не нужны мне ваши институты, и работа ваша не нужна! – он сделал попытку закрыть дверь, чутко пресеченную Пятаковым, всунувшим в проем ногу в остроносой с загнутым носом туфле, по размерам и по форме напоминающим гондолу.

– Завидую вам, господин Сафин. Мы вам все на блюдечке преподносим. Не надо ни о чем беспокоиться. Обо всем уже подумали за вас. И напрасно вы говорите, что вам не нужна работа. Работа всем нужна, иначе человек становится тунеядцем, – на бледном лице Пятакова возникла глумливая ухмылка. – Странно, в городе официально безработица 100 процентов, а, сколько я не хожу по квартирам, все говорят, что им не нужна работа. Это же для вашей пользы, что ж вы за остолопы такие.

Судебный пристав откровенно потешался над ним, словно знал нечто непотребное о его будущем. "О котором уже все подумали за него". Знал и издевался.

А ведь я его мог обрезком трубы по балде, подумал Сафа. Нет, не мог бы, опроверг он себя. У приставов для таких случаев в кармане брелок с одной единственной кнопкой. Кнопкой вызова спецмона. Церберы Иван Иваныча как пить дать в "Спилер Докере" сигнала дожидаются, чтобы развлечься. О том, что они вытворяют с теми, кто поднял руку на приставов, лучше не вспоминать, чтобы не блевануть.

Пятаков был огорчен отсутствием реакции с его стороны и произнес с видимым сожалением:

– Извините, но мне велено вручить вам повестку и бланки медкарт. Комиссию вы должны пройти в любом случае. Наше предложение вас заинтересует, вот увидите.

– Убежден, что нет, – что он говорит, какую ерунду, ведь чудесно осведомлен, что это предложение не может заинтересовать или не заинтересовать, оно из разряда тех, которые существуют как нечто незыблемое, как Баальбекская платформа.