Монтегю Джеймс - Два доктора

— Однако, сказал я, — хотя, возможно, меня вызывают в позднее время не так часто, как вас, такие случаи бывают, но мне покуда ни разу не посчастливилось встретить на ночной айлингтонской улочке сатира. Если же вам повезло больше, то ваше открытие, думаю, может несказанно порадовать Королевское общество.

Этот шутливый разговор и запомнился-то мне лишь потому, что доктор Абель, невесть почему чрезвычайно разобидевшись, заявил, что все приходские священники — это высокомерные сухари, умеющие только гундосить молитвы да дуть вино, и с этими словами вышел вон.

Но отнюдь не только та наша беседа заслуживает упоминания. Как-то вечером он заявился ко мне в прекрасном расположении духа, но потом, сидя у огня и покуривая, впал в грустную задумчивость. Движимый невинным желанием развлечь и развеселить его, я спросил, не задумался ли он о встрече со старыми друзьями. Доктор Абель встрепенулся:

— Что? — сказал он. — Вы толкуете о какой-то встрече? Простите, я, кажется, задремал.

Мое шутливое объяснение насчет того, что речь шла о гуляющих по темным улочкам кентаврах и фавнах, а, конечно же, не о посещении шабаша ведьм, было воспринято им своеобразно.

— Не скажу, чтобы мне часто доводилось встречать и тех, и других, — довольно резко заявил доктор, но ваш скепсис едва ли подобает духовному лицу. Чтобы разузнать побольше о темных улочках, вам не мешало бы обратиться хотя бы к моей домоправительнице, которой довелось жить в таком закоулке в детстве.

— Ага, — подхватил я, — а заодно к старушенциям из богадельни и к детишкам из приюта. Вы уж не серчайте, но на вашем месте я послал бы к вашему собрату Куинну за какой-нибудь пилюлей для прочистки мозгов.

— К черту Куинна! — взъярился мой собеседник. Слышать о нем не желаю! Только в этом месяце он переманил у меня четырех лучших пациентов. Наверняка его нынешний слуга Деннет, прежде работавший у меня, мелем обо мне всякий вздор. Его место у позорного столба, вот где!

Скажу сразу, что то был единственный случай, когда доктор Абель открыто выразил неприязнь к своему коллеге и его слуге. Я, как и подобает священнику, всячески пытался убедить доктора в том, что эти люди не сделали ему ничего дурного. Впрочем, нельзя было отрицать и того, что в последнее время некоторые уважаемые прихожане оказывали ему весьма холодный прием, причем без видимой причины. Не сколько успокоившись, доктор Абель заявил, что никому в Айлингтоне ничего дурного не сделал, но коли пришелся здесь не ко двору, то может преспокойно перебраться в любое другое место, на доктора же Куинна он зла не держит. Наша беседа приняла иное направление, и, кажется, я невольно определил ее дальнейший ход, упомянув диковинные фокусы, которые мой брат видел в Ост-Индии, при дворе раджи Майсора.

— Было бы весьма заманчиво, — заметил доктор Абель, — заключить такой договор, чтобы обрести способность внутренним усилием передавать неодушевленным предметам способность к самостоятельному движению.

— Это как если бы топор вдруг обратился против того, кто его поднял?

— Не уверен, что у меня на уме было именно это: вот если бы заставить одну из ваших книг спрыгнуть с полки, да еще и раскрыться на нужной странице…

Сидя у камина вечер-то был прохладный, он протянул руку, и если не весь каминный прибор, то уж кочерга точно упала по направлению к нему. При это им были произнесены какие-то слова, но я их не расслышал, сам же сказал, что, по моему разумению, подобные договоры предполагают большую плату, нежели та, которую может согласиться внести христианин. Он согласился со мной, хотя и добавил: «А все же соблазн может быть очень велик».

— Но ведь вы бы не поддались ему, доктор?

— Нет, думаю, что нет.

Вот собственно и все, что известно мне об образе мыслей доктора Абеля и его отношении к доктору Куинну, Последний, как уже отмечалось, был человеком прямодушным и искренним, таким, к какому я вполне мог обратиться, да бывало и обращался, за советом. Правда, и его, особенно в последнее время, случалось посещали беспокойные мысли, причем изводили до такой степени, что ему было невмоготу держать их при себе. Как-то раз я отужинал у него в гостях, а когда собрался уходить, он, стараясь задержать меня, сказал следующее:

— Если вы меня сейчас покинете, мне не останется ничего другого, как лечь спать и тогда я опять увижу во сне проклятую куколку.

— По-моему это отнюдь не самое худшее видение, — заметил я.

— Как сказать, — буркнул он.

Мне просто подумалось, что куколка насекомого — совершенно безобидное создание.

— Только не эта! — воскликнул доктор Куинн. — О ней мне не хочется даже думать.

Однако, чтобы удержать меня при себе (признаюсь, заинтересовавшись я стал приставать к нему с расспросами), он рассказал, что имеет в виду крайне неприятный сон, снящийся ему с недавних пор каждую ночь, причем иногда не единожды. Ему кажется, будто он, понуждаемый неведомой силой, встает с постели, выходит из спальни и, одевшись, спускается в сад, где на освещенной луной (в его снах всегда ярко светит луна) прогалине между кустов ощущает потребность копать землю. Через некоторое время лопата натыкается на что-то светлое, как он понимает, сверток сукна или полотна, который ему необходимо очистить от земли руками. Всякий раз обнаруживается одно и то же, нечто, размером с человека, полностью завернутое в материю на манер куколки насекомого. Складки при этом расположены так, что развернуть кокон можно лишь с одного конца.

Доктор признавался, что в этот момент его охватывало страстное желание бросить все и убежать домой, но вместо того, повинуясь неизбежности и зная заранее, что произойдет, он начинал разворачивать складки кокона, пока его взору не открывалась обтянутая розовой кожей голова. Существо в могиле начинало шевелиться, кожа лопалась и под ней обнаруживалось его собственное мертвое лицо. Пересказывая свой сон, доктор пришел в такое возбуждение, что мне, из чистого сострадания, пришлось просидеть с ним большую часть ночи, заводя разговоры на всевозможные отвлекающие темы. Еще доктор сказал, что пробуждаясь после описанного кошмара, он ловил себя на том, что задыхается.

Далее следует выдержка из пространных показаний Люка Деннета.

О своем бывшем хозяине, докторе Абеле, я никогда никому в округе ничего не рассказывал. Помню, в бытность мою слугой другого джентльмена мне случилось помянуть в разговоре с другими слугами историю с постельными принадлежностями, однако, совершенно уверен, что ни словом ни намеком не дал понять, что она как-либо связана с его именем. Более того, мне никто не верил, и в конце концов я решил вовсе не распространяться на сей счет, чтобы не прослыть вруном. Мне говорили, будто доктор Абель покинул Айлингтон, но по моему возвращению в приход оказалось, что он живет на прежнем месте. Я опасался этого человека, а потому старался соблюдать осторожность и уж всяко поберегся бы разносить о нем сплетни. Что же до моего другого хозяина, доктора Куинна, то он был человеком честным, доброжелательным и, уж конечно, никогда не стал бы переманивать к себе пациентов доктора Абеля. Даже когда таковые к нему обращались, он старался убедить их вернуться к прежнему врачу и брался за дело лишь убедившись, что противном случае больной пошлет за доктором в город.