Николай Басов - Урюпинский оборотень

– Ты из Омска? – спросил она почти таким же хриплым голосом, каким разговаривал Троцкий.

– Так точно, из Омска, – Рыжов догадался подняться из кресла, хотя бы и не с первой попытки.

– Следуйте за мной. – И девушка с револьвером привела Рыжова в большую, уютную комнату, в которой было изрядно накурено, где стояли кресла еще больше и роскошее, чем в приемной, и где уже сидел за столом Троцкий.

Он чего-то ждал, и чтобы не терять времени, просматривал какие-то телеграммы. На Рыжова он не обращал внимания.

А потом дверь в кабинет снова открылась и вошел довольно высокий и очень худой, почти изможденный человек с красными пятнами на бледном лице, выдающими то ли жар, то ли привычную для него болезнь. Человек этот был в гимнастерке, и сидела она на его узких плечах, как на вешалке, даже слегка колыхалась на груди. Человек этот строго протянул руку и представился:

– Феликс Дзержинский, председатель ВЧК. Прошу садиться.

Рыжов сел, он и не предполагал, что его вызывает такое высокое начальство, хотя, с другой стороны, что же в этом начальстве было высокого? Это при старом режиме начальники были высочествами да сиятельствами, а молодая республика Советов обходилась этими, вполне обычными людьми, и оба были даже пониже Рыжова.

Троцкий досмотрел очередную бумагу, подсел к Дзержинскому, который закурил папиросу, и спросил:

– Начнем, товарищи? – Он еще разок, по-прежнему чуть отстранясь, осмотрел Рыжова, и вдруг спросил: – Расскажите о себе, товарищ...

И ничего не поделаешь, пришлось рассказывать.

– Рыжов, Арсений Макарович, 1902 года рождения. Из Павлодара, отец – казак, мать тоже из казаков...

– Какое у вас образование? – спросил Дзержинский.

– Лучше скажите, где служили? – вмешался Троцкий.

– В самом конце семнадцатого пошел добровольцем, определили в поездную охрану. Какой из меня охранник?..

– Стоп, – сказал Дзержинский, – вы что же, пятнадцати лет пошли служить?

– Я два года себе приписал, да и Бог здоровьем не обидел... – отозвался Рыжов. – Пахать-то меня отец научил сызмальства. – Он помолчал, но больше вопросов не было, поэтому он продолжил: – Поступил в училище при Павлодарском военном депо... Весной и летом восемнадцатого участвовал в рекрутировании солдат, тогда с этим в Красной Армии было трудно в наших местах... – Подумал мгновение, как доложить точнее, не вдаваясь в детали. – Потом случилось отступление к Оренбургу, там впервые получил под команду полуэскадрон сабель, и уже осенью получал приказы на глубокую разведку тылов белых. После очередного призыва нас пополнили до эскадрона, а летом девятнадцатого вышел даже сдвоенный эскадрон, которым и командовал... Пока не получил последнее задание. – Он еще подумал. – Дважды ранен, но быстро излечивался.

– И в марте от Омской чека получил приказ отыскать золото, которое со станции Татарской в неизвестном направлении угнал некто... – Троцкий посмотрел в свой блокнотик, невесть как оказавшийся у него в ладони. – Некто Вельмар с есаулом Каблуковым после подстроенной белыми аварии одного из золотых эшелонов Колчака.

Рыжов кивнул и добавил неуверенно:

– Что еще рассказывать?

Троцкий поднялся из кресла, прошелся по комнате, и сказал, ни к кому не обращаясь:

– У юноши за плечами чуть не вся Гражданская, а ему нечего рассказывать, – и снова, словно бы издалека, посмотрел исподлобья.

И вдруг Рыжов почувствовал, какой от этого человека исходит запах. От Дзержинского пахло табаком, хорошим сукном гимнастерки, кожей портупеи и гуталином сапог. А от Троцкого исходил сложный и очень неприятный запах, как от больной собаки... Может быть, бешенной.

– Я вот чего не понимаю, – заговорил вдруг Троцкий почти со злобой, – какую воду вы там использовали, на той полянке, где по сведеньям гражданки Борсиной... Если ее ощущения можно назвать сведеньями.

– Это подсказал нам инженер Раздвигин, – принялся пояснять Рыжов. – Земля, если ее недавно перекопать, имеет недостаточную плотность, и когда на нее выливаешь воду, обычную воду, она быстро уходит именно на том месте, где копали. А если грунт не трогали, то вода остается на поверхности. Мы так искали точное место, куда могли спрятать золото.

– Все верно, – кивнул Дзержинский, – мои чоновцы, когда схроны с зерном кулаков ищут, так же иногда делают. Самые грамотные из них, конечно. Это даже после весны, когда земля пропитана водой, и то иногда действует. Что ты думаешь о Вельмаре?

Последний вопрос был неожиданным, но отвечать приходилось. Пока Рыжов думал, Дзержинский, загасив одну папиросу в стеклянной пепельнице, и тут же прикурил еще одну. Причем, не пожалел спички, видимо, сам процесс прикуривания был для него приятен.

– Найдем его со временем, товарищ Дзержинский.

– Это вряд ли... Есть случайно полученные сведенья, что похожий на него человек ушел через Украину в Польшу. Оттуда, скорее всего, он вернулся в Данию. Он ведь датский подданый, вы это знали?

Сложно с ним было разговаривать, он обращался то на «ты», то переходил на очень вежливые, как подумал про себя Рыжов, московские интонации.

– Нет, откуда?

И тут же в комнате повисло невнятное, но резкое ощущение опасности. Что-то сейчас будет, подумал Рыжов. И еще он почувствовал страх, самый обыденный, примитивный страх, когда даже защищаться от того, что эти люди могут с ним сделать, бесполезно. Да, эти люди были способны внушать страх. Иррациональный, незаслуженный, ведь он, Рыжов, действительно ни в чем не был виноват... Вот только страх от этого не становился слабее.

– Хорошо, что вы документы в Омске нашим товарищам передали, – сказал Троцкий. – Я их просмотрел, и мне показалось, что вы – толковый командир. Кстати, их в Москву задолго до вас привезли.

– Из Омска сложно было проехать, – признался Рыжов. – Мы с... С инженером Раздвигиным и гражданкой Борсиной почти две недели добирались.

– Один конвоировал инженера и бывшую фрейлину? – удивился Троцкий.

– Нет, со мной было два солдата из моего эскадрона. Проверенные люди, я им доверяю как себе.

– Жаль, что... «как себе». Доверять – это очень ответственное занятие, – начал было Троцкий.

Но Дзержинский, не посмотрев даже в его сторону, вдруг заговорил о другом:

– Мы хотим, чтобы вы съездили в станицу Урюпинскую. Там происходит что-то непонятное.

– Если там тоже что-то вроде такого вот нематериалистического явления, тогда вы все разузнайте как следует, – теперь и Троцкий перешел на строгое «вы». – Если удасться этот... «карман» нереальности вскрыть, тогда мы и под Чанами то же самое сумеем проделать.

– Вопросы? – очень негромко спросил Дзержинский.