Олард Диксон - Пленники ада

— Снимите с меня эту чертову рубаху!

— Я думаю, не стоит. Вы помните, как вы вели себя во время нашей последней встречи?

Сморщив лоб и походя на растревоженного сыча, пациент сказал:

— Этого больше не повторится. Нам ведь так много нужно сказать друг другу.

— Надеюсь, — Доктор поставил ручку в стаканчик с карандашами, положил руки перед собой и сцепил их в замок. — В прошлый раз мы говорили, с вами, кажется, о вечности. Не продолжить ли нам разговор, м-м-м-м-мистер Браун?

— Почешите мне нос!

Перегнувшись через стол, Женарт выполнил просьбу.

— Вы очень любезны, — поблагодарил больной.

— Итак? — произнес доктор.

— Значит, насколько я понимаю, вам тоже захотелось жить вечно, не старея, как я? Ну, что ж, похвальное желание. Но его одного мало. На вашем месте, сначала я постарался бы узнать механизм действия. Начнем с того, что, как утверждал в своих парадоксах греческий философ Зенон, движение невозможно, ибо чтобы достичь цели, движущийся объект должен пройти половину расстояния, а до того — половину половины, а еще раньше — половину той половины и так далее. Думаю, старик из Элея знал, что говорил, хотя жил давненько — умер он где-то в 430 году до новой эры. А век спустя китайский софист Уй Цзы доказывал, что палка, у которой ежедневно отрезают половину, бесконечна. Но ведь то же можно сказать и о цифрах. Ни одно число не имеет непосредственно за ним следующего или, предшествующего.

Доктор взглянул на Брауна с интересом и взял из стаканчика ручку.

— Итак, что стоит между единицей и двойкой? — пациент задал этот вопрос и ждал ответа, улыбаясь, словно понимал, что все сказанное доктором будет обычной глупостью.

— Полтора…

— А между полутора и двойкой? Видите… Всегда найдется число, которое можно поставить перед предыдущим. Отсюда вывод — между ними бесконечность. После каждого числа и перед ним — пропасть, края которой приближаются, но никогда не сходятся до конца. Их нельзя соединить. Они существуют независимо друг от друга. Сложение невозможно, и поэтому время — по отношению к Вселенной — немыслимо. Отсчет времени бред. Старение — ерунда, потому что между двадцатью и двадцатью одним годом — бесконечность. Часы могут сколько угодно перешагивать этот рубеж из нарисованных на них цифр, но время вообще перешагнуть они не могут.

— Очень интересно, — заметил Женарт, записывая что-то в историю болезни.

— Поэтому я и буду жить вечно. И вы можете.

— Но ведь, к примеру, я же старею.

— А вы это делаете искусственно. Вы, доктор Женарт, знаете, что старитесь, потому старение и происходит. Реальность существует только в нашем воображении. Посмотрите на меня. Я у вас уже сто пять лет, но на мне это нисколько не отразилось, — и Браун гордо повертел головой в разные стороны.

Взглянув на него, Женарт открыл самое начало истории болезни. Там значилось, что Майкла Брауна поместили в психиатрическую лечебницу два года назад по настоянию его сестры Джудит Браун, диагноз — параноидальная шизофрения.

Женарт снова посмотрел на пациента, который все еще продолжал с гордым видом вертеть головой, и нажал на кнопку под столом.

— Ну что же, вы свободны, мистер Браун! Встретимся мы с вами на следующей неделе. Посмотрим, как пойдут дальше ваши дела. — Доктор Женарт захлопнул папку и кивнул вошедшим санитарам. — Продолжить курс лечения бензодиазелином. Соотношение то же.

Взяв Майкла Брауна под локти, санитары удалились.

Доктор остался один. «Все не то… — думал он созерцая свои тщательно ухоженные ногти, — все не то». Посидев неподвижно, он поднялся со своего кресла, сгреб в охапку папки, лежащие на столе, и отправился к стоявшему в углу темно-зеленому несгораемому сейфу. В нем хранились документы и наркотики, вызывающие у пациентов бурные галлюцинации. Набрав код и повернув ручку, он открыл стальную дверцу. Из глубины сейфа на него смотрели пожелтевшие от времени корешки толстых и тонких папок, в каждой — история болезни, какие-то книги в потрепанных кожаных и матерчатых переплетах. Все истории болезни были расставлены строго в алфавитном порядке, разделенные по группам картонными полосками, на которых были четко выведены большие красные буквы. Доктор посмотрел на них, его рука пробежала по стертым картонкам, пока не остановилась на литере «С». Он вытянул из середины ряда новую папку с вложенными в нее двумя мелко исписанными листами. На папке фломастером было выведено: «Керсти Алан Коттон». Закрыв сейф, Женарт вернулся в свое вращающееся кресло, раскрыл папку и углубился в чтение.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Сознание медленно, но неуклонно возвращалось к Керсти. Сначала она слышала нарастающий гомон голосов, болью отзывавшийся в голове, затем все стихло. Остался только один. Он говорил строго, словно обращаясь к кому-то, но смысл его слов был абсолютно непонятен: как только говоривший заканчивал фразу, все уходило, разбиваясь на пульсирующие отзвуки и теряясь где-то в темных уголках сознания.

Керсти попробовала приоткрыть глаза. Это далось ей с трудом: веки были словно свинцовые, их хотелось смежить. Яркий солнечный свет острой стрелой врезался в сознание. Перед глазами поплыли круги, они вертелись в неистовом хороводе радужных пятен. Керсти зажмурилась, собираясь с силами, чтобы открыть глаза. На этот раз свет уже не так больно обжег хрусталик, но все же был еще невыносим. Среди хаотично двигающихся пятен взгляд Керсти выхватил размытую голубую фигуру. Постепенно контуры ее обозначились более четко. Голубое пятно оказалось пиджаком, хорошо сидевшим на мужчине с гладкими каштановыми, чуть засаленными волосами. Помимо пиджака, на нем была одета светлая рубашка и галстук в тонкую синюю полоску. Увидев, что Керсти очнулась, он заулыбался и что-то произнес. Смысл его слов вновь ускользнул от Керсти, и она повертела головой на белоснежной подушке. Тогда человек повторил свою фразу, изобразив на своем полном лице что-то похожее на улыбку:

— Добро пожаловать обратно, Керсти!

Керсти уставилась на него, ничего не понимая, обшарив глазами помещение, в центре которого стояла ее железная никелированная кровать. Потом она спросила:

— Обратно? Где я?

Голос ее звучал так, будто спрашивала не она, а кто-то другой. Тембр не соответствовал привычному звучанию, и Керсти невольно посмотрела по сторонам, еще раз повторяя свою фразу, чтобы убедиться, что это действительно ее речь.

— Где я?

— Это институт Женерро, — получила она ответ. — Психиатрическая больница.

— Психиатрическая? — вздрогнула Керсти, вновь чуть не теряя сознание.