Гектор Монро - Габриэль-Эрнест

— Что это ты язык проглотил? — спросила его тётушка за столом. — Точно волка увидал!

Ван Чеел не знал это старое присловье, и замечание тётушки показалось ему довольно глупым; если бы он действительно увидал в своих лесах волка, для его языка как раз нашлось бы предостаточно работы.

Утром следующего дня, за завтраком, Ван Чеел, по-прежнему немного не в своей тарелке из-за вчерашней встречи, решил съездить на поезде в город, найти Каннингэма и спросить — что же он видел такое, что навело его на замечание о «диком звере»?..

С этим решением к Ван Чеелу вернулась обычная его бодрость духа, и, направляясь в гостиную за сигарой, он начал напевать себе под нос какой-то весёленький мотивчик. Но когда он вошёл в гостиную, песенка оборвалась на полуслове, и Ван Чеел помянул Божье имя. На оттоманке в самой вольготной позе покойно разлёгся лесной мальчик. Сейчас он был суше, чем при вчерашней встрече, но в остальном его костюм не претерпел никаких изменений.

— Кто тебе позволил сюда явиться? — яростно спросил Ван Чеел.

— Сами же сказали, что я не должен оставаться в лесу, — спокойно ответил мальчик.

— Но разве это означает, что ты должен был прийти ко мне! Что, если сейчас сюда войдёт моя тётушка?..

И, дабы свести к минимуму последствия такого бедствия, Ван Чеел поспешил прикрыть незваного гостя, насколько удалось это сделать при помощи газеты. И разумеется, вошла тётушка.

— Это — бедный мальчик, он заблудился… и потерял память; он не помнит, кто он и откуда, — поспешно объяснил Ван Чеел, косясь на «подкидыша» в надежде, что тот не добавит к его словам откровений о своих дикарских склонностях.

Мисс Ван Чеел необычайно заинтересовалась загадочным найдёнышем.

— Возможно, его бельё помечено? — предположила она.

— Похоже, бедняга потерял также и бóльшую часть белья, — ответил Ван Чеел, отчаянно пытаясь как-нибудь незаметно придержать «Морнинг Пост», укрывавшую мальчика.

Нагое бесприютное дитя тронуло мисс Ван Чеел до глубины души, как тронул бы её бездомный котёнок или брошенный щенок.

— Мы должны сделать для него всё, что возможно, — решила она. Вскоре слуга, посланный в чулан, где жил юный лакей Ван Чеела, вернулся с ливрейным платьем и всеми необходимыми к нему дополнениями, как-то: рубашкой, туфлями, воротничком и проч. Вымытый, одетый и причёсанный, мальчик не потерял в глазах Ван Чеела ни капли своей загадочности; тётушка, однако, сочла его очаровательным.

— Мы должны дать ему имя — на время, пока не узнаем, кто он, — заявила она. — Я буду звать его Габриэль-Эрнест — имена милые и очень подходящие.

Ван Чеел согласился, хотя и усомнился про себя в том, насколько мил новый обладатель этих милых имён. Надо сказать, что его первоначальные сомнения относительно лесного мальчика отнюдь не уменьшились оттого, что его пожилой, трезвого нрава спаниель сбежал из дому с появлением первого, и теперь скрывался, дрожа, поскуливая и иногда лая, в самом дальнем углу сада. А канарейка, обыкновенно столь же усердно пользующаяся даром голоса, что и сам Ван Чеел, ограничила с того же самого момента свой репертуар испуганным писком. Поэтому Ван Чеелу ещё больше не терпелось как можно скорее переговорить с Каннингэмом. Не теряя времени, он велел заложить коляску и отправился на станцию; когда он выезжал, тётушка как раз уговаривала Габриэля-Эрнеста помочь ей развлекать за чаем учеников её воскресного класса.

Каннингэм поначалу не был склонен к разговорам.

— Моя мать скончалась от заболевания мозга, — объяснил он. — Надеюсь, вы меня поймёте, если я скажу, что не хотел бы касаться предметов, имеющих поистине невероятный и фантастический характер, каковые я видел, — или, возможно, полагаю, что видел.

— Но что же вы видели? — вскричал Ван Чеел.

— То, что я, как я полагаю, видел, было столь необычно, что никакой разумный и здравомыслящий человек не причислит это явление к могущим иметь место в действительности. Как бы то ни было, я стоял — это было вечером последнего дня моего пребывания у вас, — стоял, полускрытый живой изгородью у входа в сад, любуясь гаснущими красками заката, — как вдруг я заметил обнажённого мальчика, почти юношу, вероятно, предположил я, купальщика из какого-нибудь ближнего пруда. Поза этого мальчика живо напомнила мне некоего фавна языческих мифов, и я тотчас решил уговорить его позировать мне. Я был уже готов окликнуть его, однако в тот самый миг солнце скрылось за горизонт, и краски заката погасли, уступив место сероватому сумраку. И тотчас свершилось нечто необыкновенное: мальчик исчез так же, как и солнце!

— То есть как исчез? Растворился в воздухе? — возбуждённо переспросил Ван Чеел.

— Нет, и вот это-то и есть самое ужасное, — отвечал художник, — на пустынном склоне холма, где мгновение назад был мальчик, стоял теперь огромный волк с тёмной, почти чёрной шкурой, блестящими клыками и свирепыми, яркими жёлтыми глазами. Можно было подумать, что…

Но Ван Чеел не стал задерживаться из-за таких мелочей, как чьи бы то ни было мысли и предположения. Каннингэм ещё не договорил, а он уже гнал во всю мочь к станции. Идею относительно телеграммы он отверг сразу: послание вроде «Габриэль-Эрнест — вервольф» не могло, конечно, ничего толком объяснить. Тётушка, безусловно, приняла бы его за некое шифрованное сообщение, ключ к которому Ван Чеел просто забыл ей дать. Поэтому оставалось лишь надеяться успеть добраться домой до заката. Экипаж, нанятый Ван Чеелом по телеграфу, вёз его от станции к дому, казалось, мучительно медленно, еле ковыляя по просёлку, который закат окрасил в розовые и бледно-пурпурные тона. Когда он, наконец, прибыл домой, тётушка убирала со стола варенье и остатки пирога.

— Где Габриэль-Эрнест? — с порога почти закричал Ван Чеел.

— Повёл домой малыша Тоопов, — ответила тётушка. — Уже смеркалось, и я решила, что такому маленькому мальчику небезопасно идти домой одному так поздно. Не правда ли, сегодня удивительно красивый закат?..

Но Ван Чеелу, хотя он только и думал, что о заходящем солнце, было не до его красоты. С быстротой, совершенно не соответствующей его комплекции, он бросился по узкой тропе, что вела к дому Тоопов. Тропинка тянулась вдоль мельничного ручья, по другую её сторону поднимался голый склон холма. Над горизонтом всё ещё выглядывал тоненький краешек солнца; за следующим поворотом дорожки Ван Чеел должен был увидеть пару преследуемых им спутников (и вряд ли была когда-нибудь более неудачная пара). Но в это мгновение краски вокруг вдруг разом поблекли, и серый полумрак окутал поёжившуюся землю. Ван Чеел услыхал пронзительный крик ужаса, — и остановился.