Томас Гунциг - 10000 литров чистого ужаса

Эд смотрел в окно.

День был чудесный. Солнечные лучи отвесно падали вниз сквозь ветви деревьев.

Голова болела.

Эд всматривался в блики на воде.

Он пытался понять, как блики складываются в узоры. Но они двигались слишком быстро.

Вот поэтому у него и болела голова.

Этажом ниже Тина сидела в кресле.

Она смотрела какую-то мудреную игру по телевизору.

Вообще-то она ждала сериала.

Очередной истории про старую даму, которая разгадывает всевозможные загадки.

И тут послышался шум.

Тот самый шум.

Тина зажмурилась у телевизора. Она не хотела, чтобы это начиналось снова.

Каждый раз — одна морока. То устроить, другое уладить…

Но, открыв глаза, она поняла: началось.

Перед ней стоял Эд.

— Опять начинается, — сказал он.

— Знаю, — ответила она.

2. Патрис

Патрис ждал уже добрых полчаса, когда остальные соизволили появиться. Эти полчаса ожидания на паркинге перед запертой на ключ старенькой «тойотой» испортили ему настроение, и, когда остальные наконец появились, его так и подмывало сделать какое-нибудь язвительное замечание, чтобы дать им понять, что он не пустое место, не «пятое колесо в телеге» и что, в конце концов, жить в дачном доме задарма они будут благодаря его, Патриса, тетке. Но ему понадобилось отлить. Так понадобилось отлить, что живот заныл. И вот, как раз перед появлением остальных, он окинул взглядом пустой паркинг, подумал, что университет 1 июля как вымер, обалдеть просто, и отлил на колесо «тойоты».

Тут-то они все и появились: Кати, Ивана, Джей-Си и Марк. Первой его увидела Кати.

— Эээээй! Патрис ссыт на твою машину!

Джей-Си, редкий придурок и будущий кинезитерапевт, напустился на Патриса:

— Мать твою, ты что — маленький, не можешь потерпеть десять минут? Фу, гадость, теперь всю дорогу будет вонять!

Патрис хотел отбрить его, но в голову, как назло, ничего не приходило. Он открыл рот и снова закрыл, не выдавив из себя ничего, кроме страдальческого вздоха.

— Да ладно, кончай, подумаешь, дело какое, — сказала Ивана.

Патрис задался вопросом: она вступилась за него, потому что он ей нравится или потому что она на втором курсе юридического и пользуется случаем попрактиковаться как будущий адвокат. Скорее всего второе, решил он: разве может такая девушка, как Ивана, запасть на него, Патриса, или даже просто захотеть за него вступиться? Он был маленького роста и не то чтобы толстый, но нескладный, носил круглые очки, в которых смахивал на генерала Ярузельского, но сменить оправу не решался, боясь, что станет еще хуже, и вдобавок его будущая профессия не представляла в глазах девушек никакого интереса: он учился на химическом. Ясно же, что для Кати и ей подобных химия — это наука очкариков и ботаников, наука о всякой дряни, от которой плохо пахнет и щиплет глаза. Он мог бы часами рассказывать ей о чудесах электролиза с единственным результатом — она просто уснет.

В общем, Патрис ничего не сказал в ответ. Промолчал. Утерся, как и полагается маленькому толстому очкарику.

— Ну что, едем?

Это сказала Кати. Таким голосом, словно звукооператор был пьян и переусердствовал с высокими нотами.

Патрис ее терпеть не мог. Красивая девчонка. Очень красивая. Типичная блондинка с обложки. Она уже перешла на третий курс психологического и мнила себя наследницей Фрейда, хотя чуткости у нее было не больше, чем у тапира. Ясное дело, зачем ей диплом: станет «менеджером по человеческим ресурсам» где-нибудь в рекламном, мать его, бизнесе. Будет, стерва в офисном костюмчике, с понедельника по пятницу компостировать мозги своим «ресурсам».

Джей-Си открыл дверцы и багажник и первым уселся за руль. В этом был он весь, красавчик-индивидуалист, с пеленок впитавший эгоистические ценности в семейке потомственных промышленников: и мамочка-то души не чает, и папочка настраивает «на выигрыш», и девушки бегают табуном, и конечно же чемпион среди юниоров по сквошу, а впереди — безоблачно-праздное будущее. Рядом с ним Патрис чувствовал себя ничтожеством из ничтожеств, со своей внешностью, со своими стариками — прогоревшими лавочниками, со своей жалкой работенкой в супермаркете… А еще Патрису в глубине души безумно хотелось быть на его месте и трахать такую девчонку, как Кати. Он ненавидел это желание, от которого ныло в животе, но ничего не мог с собой поделать. Он хотел эту дуру. Хотел, и все тут.

Рядом с ним села Ивана. Он улыбнулся ей. С Иваной надо было держать ухо востро. Именно в такого типа девушку он мог бы влюбиться. Красивая — не такая вызывающе красивая, как Кати, ее красота нежнее. Каштановые волосы до плеч, молочно-белая кожа, ореховые глаза… Патрису уже случалось влюбляться. Тысячу, наверно, раз, лет с двенадцати, и всегда события развивались по одному и тому же сценарию. Он становился лучшим другом девушки, ее наперсником и чем-то вроде талисмана. Был вынужден выслушивать все подробности ее сердечных и постельных дел. Глотать, не моргнув, фразы вроде «До чего здорово иметь такого друга, как ты, с тобой все просто…» А вечерами, в своей убогой комнатушке над родительской лавкой, он слышал, как разбивается вдребезги его сердце. Премерзкий звук…

Сказать по правде, он ни разу не довел дело до конца. Патрис был девственником двадцати лет от роду, под завязку набитым комплексами, как хороший эклер шоколадным кремом, и не видел никакого выхода из этого положения, которое чем дальше, тем больше был склонен считать проклятием.

Ему бы стать кем-то другим…

Но взять и стать кем-то другим — так не бывает. Его жизнь будет одним долгим неприятным моментом — с этим надо смириться.

Потратив прорву времени на попытки втиснуть в багажник большущий плоский кейс, Марк сел в машину последним.

— Что у тебя там? — спросил Джей-Си.

— Мой арбалет.

— А на хрена тебе арбалет?

— Стрелять по мишеням. Вешаешь на дерево мишень, целишься… Все равно, что гольф, если хочешь…

— А в зверей ты тоже стреляешь? — спросила Кати.

За него ответила Ивана:

— Марк никогда не выстрелит в живое существо.

— Я член Гринписа, — добавил Марк. — Стрельба из арбалета хорошо расслабляет и без лишнего шума.

Патрис поморщился. Марк… Он такой… Жутко славный… Это ведь с ним первым он заговорил о теткином домике и о возможности съездить на несколько дней после экзаменов на природу. А потом все завертелось: Марк нашел, что это отличная идея, рассказал Иване, она тоже одобрила, мол, им это пойдет на пользу. Марк позвал своего «старого лицейского друга», этого придурка Джей-Си, а тот уговорил Кати поехать с ними. Джей-Си, верно, думал, что неделя в такой компании станет чем-то вроде «хождения в народ» и что можно будет оторваться с выпивкой и травкой, чего он не мог себе позволить в шикарных отелях, где обычно отдыхал, а еще, в сущности, это был способ показать Кати, какой он «свой парень».