Камерон Джейс - Безумие

Моя улыбка стала еще шире.

Интересно, кого следует убить первым. Профессора Твида, Нерди Герл или Джерка? Старушку приберегу напоследок. Никуда она не денется, бесцельно бегая по саду, как додо.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: Все мы здесь ненормальные

ГЛАВА 1

Подземная палата, психиатрическая больница Рэдклиффа, Оксфорд

Надписи на стене говорят, что это 14 января, какой год, я не уверена. В последнее время я много в чем не уверена, но мне интересно, на свой ли почерк я смотрю.

Под датой нарисован изящный ключик. Его вырезали чем-то острым, возможно осколком зеркала. Я не могла этого написать. Я до ужаса боюсь зеркал. У нас тут любят называть это катоптрофобией.

В отличие от обычных пациентов в больнице, я живу в комнате без окон, из вещей у меня только матрас посредине, раковина и ведро, чтобы ходить в туалет. Плитка на полу в виде черных и белых квадратов, как шахматная доска. Я никогда не наступаю на черную. Всегда на белую. Опять не знаю почему.

Все стены вымазаны жирной бледной зеленью. Интересно, может это мозги предыдущего пациента разбрызгались от шоковой терапии. В психиатрической больнице Рэдклиффа, попросту известной как Больница Ворнфорд, шоковая терапия у врачей на особом положении. Им нравится наблюдать за пациентами, когда у них глаза навыкате, и трясутся все конечности, когда люди умоляют об освобождении от электричества. Я всегда задаюсь вопросом, кто на самом деле здесь сумасшедший.

Много времени прошло с тех пор, как меня саму подвергали шоковой терапии. Доктор Том Тракл,[5] мой врач-надзиратель, сказал, что больше она мне не нужна, особенно после того, как я перестала упоминать Страну Чудес. Он сказал мне, что раньше я постоянно про нее говорила; опасное место, куда, по моим словам, меня увезли, когда в семь лет меня потеряла моя старшая сестра.

Правда в том, что я не помню этой Страны Чудес, о которой они говорят. Я даже не знаю, почему я здесь. Мое самое последнее воспоминание — недельной давности. Все, что раньше — сплошная головоломка.

В этой больнице у меня всего один друг. Это не врач и не медсестра. Это даже не человек. Он не может ненавидеть, завидовать или показать на тебя пальцем. Мой друг — это оранжевый цветок, который растет у меня в горшке; Тигровая Лилия, без которой я жить не могу. Я держу ее рядом с маленькой щелью в стене, через которую проникает один единственный луч солнца лишь на десять минут в день. Этого света может быть недостаточно для выращивания цветка, но моя Тигровая Лилия — крепкая девочка.

Каждый день я оставляю половину воды, что мне дают, чтобы полить свой цветок. Как по мне, лучше мучиться от жажды, чем быть сумасшедшей.

Мой оранжевый цветок — это также личный утешительный талон[6] для моей вменяемости. Если я разговариваю с ней, и она не отвечает, я знаю, что у меня нет галлюцинаций. Если она мне отвечает, начинает происходить всякий бред. Безумие берет верх. Должно быть, есть причина того, что я нахожусь здесь. Но это не значит, что я с легкостью сдамся такой судьбе.

— Алиса Плезенс[7] Уандер. Вы готовы? — в мою железную дверь электропогонялкой стучится медсестра. Ее зовут Уолтруд Вагнер. Она немка. Все, что она говорит, звучит как угроза, и она пахнет дымом. Мои сумасшедшие приятели уверены, что она нацистка; что раньше она убивала своих пациентов в Германии.

— Отойдите от двери. Я вхожу, — требовательно попросила она.

Сердце колотится в груди от дребезжания ее здоровой связки ключей. Звук поворота ключа вызывает во мне желание сглотнуть. Когда дверь открывается, все, о чем я могу думать, это придавить ее прежде, чем она начнет причинять мне боль. Увы, ее шея слишком толстая для моих ловких ручек. Какое-то мгновение я пристально смотрю на ее почти квадратную фигуру. Каждая из ее четырех сторон слишком большая. Все, за исключением ее ног, которые такие же маленькие, как и мои. Сочувствую вам, маленькие ножки.

— Время для твоего десятиминутного перерыва наверху, — она подходит ко мне со смирительной рубашкой, на ее лице играет дьявольская улыбка. Я никогда отсюда не выхожу. Моя палата в подземелье, и свой перерыв я обычно провожу в другой пустой палате наверху, где пациенты любят играть в американский футбол.

За Уолтруд стоит здоровый мускулистый надзиратель Томас Огир — на тот случай, если я буду плохо себя вести. Он лысый, с красным от злости лицом и серебряным зубом во рту, которым он любит сверкать каждый раз, когда видит меня. Его бицепсы размером с мою голову. Сложно поверить, что когда-то он был двухкилограммовым малышом.

— Просунь руки в рубашку, — попросила Уолтруд с немецким акцентом, с зажатой между ее губ сигаретой. — Медленно и спокойно, Алиса. — Она кивает Уордану[8] Огиру, если вдруг я не подчинюсь.

Я послушно исполняю и вытягиваю руки, чтобы она могла сделать то, что ей хочется. Уолтруд слегка поворачивает мою правую руку, и смотрит на тату на моем предплечье. Это единственная тату, что у меня есть. Это написанное от руки предложение, которое издалека похоже на ручную повязку. Уолтруд хочется громко это прочитать:

— Я не могу вернуться во вчера, потому что тогда я была бы другим человеком.

Мне сказали, что это написала я, когда все еще верила в Страну Чудес.

— Та Алиса из Страны Чудес явно забила тебе мозги.

Она выпускает дым мне в лицо и насмехается надо мной.

Тату и насмешки Уолтруд последнее, что меня сейчас беспокоит. Я позволяю ей связать мои руки, и пока она это делает, я закрываю глаза. Я представляю, что я принцесса из 16 века, какая-нибудь везучая Золушка, на которой затягивает корсет курящая, как паровоз, прислуга в сказочном дворце на поверхности земли, чтобы я могла встретиться со своим Прекрасным Принцем. Такая воображаемая картинка всегда помогает мне дышать. Однажды я подумала, что именно надежда спасала меня на протяжении всего дня, а не здравый ум. Мне надо остыть, прежде чем я начну свой великий побег.

ГЛАВА 2

Я слегка выкручиваю руки под рубашкой, чтобы дать себе немного свободы движения. Когда Уолтруд пристегивает меня, одной рукой я незаметно цепляюсь за перед, чтобы хоть немного ослабить рукав. Также делаю глубокий вдох, чтобы внутри рубашки образовалось больше пространства. Убеждаюсь, что та рука, что сильнее, находится поверх той, что слабее, пока она тянет рукава мне за спину. Когда она заканчивает, я выдыхаю воздух и чувствую внутри рубашки немного свободного места. Люди думают, что высвободиться из смирительной рубашки невозможно. Широко распространенный миф.