Ольга Михайлова - Сладость горького миндаля

Монтгомери вообще не любил газет и всегда предпочитал быть немного в стороне от суеты. Как странно, что люди столь живо интересуются тем, о чём завтра забудут! А впрочем, что тут странного? На самом-то деле им не интересно ничего, но надо же о чём-то разговаривать! Мысли подаются им как меню, и всё мироздание — история, война, политика, мораль, поэзия, метафизика — для них словно подшивка старых газет, бесполезных даже для справок, кроме той, что сейчас лежит на столе! Глядя на все пустыми глазами, они интересуются: «У вас есть что-нибудь новенькое?» и, услышав отрицательный ответ, не могут сказать ничего. За пределами последних суток они напрочь лишены каких бы то ни было мыслей. А если вы в беседе обнаружите иные знания, кроме газетных, вас сочтут непрактичным глупцом, не сведущим в делах мира сего.

— А кто будет у Корбина? — на сей раз в голос Чарльза Говарда был спокоен и безразличен.

— Не знаю, — столь же безучастно откликнулся Монтгомери. — Меня пригласил сам Генри, он написал, что должен приехать сэр Эдвард Марвилл. Ну и, конечно же, — он с нарочитой серьёзностью склонил голову к собеседнику, — у Генри будут его племянница мисс Сьюзен Сэмпл, ваша невеста, и её кузина Кэтрин Монмаут, невеста Марвилла. Кто будет ещё — мне неведомо. Да и какая разница? — с лёгкой долей деланого простодушия осведомился герцог, по-стариковски глуповато заморгав, прекрасно понимая, однако, что Говарда интересует, сколько потенциальных претендентов на руку молодой вдовы соберётся в замке.

«А мальчишка-то тот ещё мерзавец, пронеслось в голове Монтгомери. Сэр Реджинальд рассказывал, как Говард проронил в клубе, что глуп тот, кто дожидается денег, а не ищет их. И через месяц был помолвлен с богатой, хоть и, как говорят, некрасивой невестой. А тут на тебе, герцогиня Хантингтон. Это тебе не жалкие сто тысяч, а вместе с недвижимостью — в восемь раз больше. Да, мальчик поторопился…»

Говард, уставившись в окно, ничего не ответил, и несколько минут прошло в молчании. Молодой человек был так погружён в свои мысли, что забыл зажечь сигару. Мысли его несколько путались и расползались. Известие, что в дом Корбина, куда он направлялся к невесте, приедет одна из богатейший женщин Англии, смутило его, но он и представить себе не мог, что она столь молода. «Восемьсот сорок тысяч, восемьсот сорок тысяч», эти звуки странно повторялись в порывах ещё тёплого ветерка и в скрипе рессор экипажа.

Старый герцог тем временем всерьёз задумался о странной прихоти Корбина пригласить к себе гостей. Он знал Генри только по клубу, но не помнил, чтобы тот славился гостеприимством, скорее, напротив, граф Блэкмор был несколько нелюдим. Монтгомери побывал у него в имении только однажды, лет восемь назад, на похоронах отца Генри, восьмого графа Блэкмора. С чего бы это Корбину вдруг проявлять такое радушие? И эта вдова Хантингтона, зачем Генри её пригласил? Почему именно сейчас? Вопросов было больше, чем ответов, но Фредерик Монтгомери не принадлежал к тем людям, которые забивают себе голову неразрешимыми вопросами.

Сегодня же вечером всё прояснится.

Карета свернула на дорогу, петляющую вдоль живописных холмов, поросших зарослями жимолости и кустами шиповника, и в струях нежного аромата чабреца, мёда и мяты в окно экипажа залетела пёстрая бабочка, забив по стеклу трепетными крылышками. Их мельтешение нервировало Говарда, распахнувшего на ходу дверцу кареты и шляпой выгнавшего мотылька вон.

Ещё через четверть мили показался Блэкмор Холл, огромный неуклюжий замок, которому его нынешний владелец Генри Корбин, девятый граф Блэкмор, безуспешно пытался придать вид респектабельного современного жилища. Увы, массивные стены с вековым налётом красноватой плесени, въевшейся в серые камни, четыре форта, надвратная башня и каменный мост издалека, на въезде, казались романтичными, вблизи же производили впечатление тяжёлое и грубое. Ни пятьсот акров благоустроенного парка, ни разгуливающие повсюду павлины, ни грот с беседками в дорическом стиле, выстроенными по идейке заезжего архитектора, — ничто не могло скрасить суровой грубости древней цитадели.

Из-за вечных дождей не удавалось осушить и огромное болото, образовавшееся на месте речной заводи у западного фронтона крепостной стены. Болото, как заметил старый герцог, расползлось уже до кладбища в полумиле от замка и грозило семейному склепу Блэкморов.

Этого мало. В дополнение ко всем неудобствам сюда было трудно нанять обслугу, ибо среди челяди ходили упорные слухи, что в подвале замка водится привидение. Напрасно его сиятельство орал на постоянно требовавших расчёта кухарок, экономок и горничных, прося предъявить ему оный призрак: наглый фантом упорно предпочитал показываться на глаза всем, кроме хозяина поместья.

Говард и Монтгомери, несмотря на то, что задержались в Лондоне из-за забытого Говардом подарка невесте, за которым пришлось возвращаться, приехали в числе первых.

Генри Корбин, сорокашестилетний брюнет с благородным лицом и не менее благородной сединой на висках, встретил их с необычайной теплотой. Он удивил любезностью даже милорда Фредерика, который долго не мог понять, что изменилось во внешности его старого клубного партнёра по висту и бриджу, пока не сообразил, что тот просто улыбается.

Корбин всегда был не то что бы красивым мужчиной, а скорее — слишком мужчиной, что проступало в мощи рук и запястий, в ширине плеч и волевых чертах смуглого приятного лица. Дамы с похвалой отзывались о томном взгляде его умных карих глазах, хвалили и неизменное флегматичное спокойствие Корбина. Его всегдашний успех у женщин не давал, однако, повода для сплетен: у графа была репутация человека порядочного, хоть и довольно эксцентричного. Но проявлялась эксцентричность только в его склонности к живописи, театру, литературе и медицине, а ещё — в коллекции тростей из редких пород дерева с инкрустациями и набалдашниками из слоновой кости и перламутра. В его собрании были трость-шпага, трость-линейка, тросточка с подзорной трубой и лорнетом, трости с расчёсками, фонариками, часами, охотничьими рожками и табакерками. Была и массивная трость со спрятанным внутри клинком. В иных находились стетоскоп, пинцет, бинты и даже лекарства, в других — кисти и карандаши, а иные таили свёрнутые в трубку ноты. Сегодня на руке Корбина висела новая трость — с набалдашником, украшенным тонким золотым кольцом.

Одет же Корбин всегда был безупречно: просто и дорого.

— Дорогой Фрэд, — Корбин даже распахнул Монтгомери объятья. — Рад, что ты смог вырваться. У меня тут Арденский лес, ей-Богу, вокруг одни влюблённые парочки, — усмехнулся он, — но и мы скучать не будем. Завтра я жду Перси Грэхема, обещал приехать и Арчибальд Хилтон. Может, и Гелприн появится. Этого вполне довольно для партии в вист. И тогда мы, старые холостяки, проведём время не хуже остальных. Кого не греет любовь, — Блэкмор игриво подмигнул милорду Фредерику, — согреет недурной коньяк, не правда ли?