Джинн Калогридис - Дети вампира

Мое сердце сжалось от ужаса. Я и так все прекрасно поняла, но все же уточнила:

– Что значит "должен быть ему помощником"?

Дуня отвернулась, не в силах выдержать моего испуганного взгляда.

– То и значит, доамнэ, что он должен ему помогать. Следить, чтобы у стригоя всегда была пища. Это нужно для блага вашей семьи, для блага нашей деревни и всей округи.

ОТРЫВОК ИЗ ДНЕВНИКА АРКАДИЯ ЦЕПЕША

21 апреля 1845 года

– Нет! – выдохнула Жужанна.

В этом коротком слове, произнесенном резким, свистящим шепотом, мне вдруг почудился блеск ритуального ножа, готового полоснуть по нежной детской коже.

– В таком случае ты ничего не знаешь о настоящем договоре с дьяволом... Владу нужно не только твое пособничество. Ему нужна твоя душа, Каша, как были нужны души нашего отца, деда, прадеда. В каждом поколении Цепешей он должен заполучить душу старшего из сыновей, достигших взрослого возраста. Это и есть золото, которым Влад оплачивает собственное бессмертие.

Румыния

Октябрь 1845 года

Пролог

ДНЕВНИК АРКАДИЯ ДРАКУЛА

Недатированная запись, сделанная на отдельном листе

Позволю себе начать с момента собственной смерти, поскольку начать мои нынешние записи лучше всего именно с него.

Я пишу все это для тебя, мой сын, мой дорогой Стефан. Нас с тобой разлучили спустя несколько часов после твоего рождения. А еще через несколько часов мне пришлось расстаться с твоей храброй матерью и со своей жизнью. Я должен поведать о подстерегающем тебя чудовищном зле, ибо будет лучше, если ты окажешься осведомленным о доставшемся тебе страшном наследии. Возможно, это поможет тебе избегнуть участи наших предков. Я пишу эти строки, веря, что они непременно дойдут дотебя, причем раньше, чем до тебя доберется он.

Итак, ты являешься смертным потомком бессмертного чудовища по имени Влад. Официально он известен как граф Цепеш (по-румынски эта фамилия означает "Колосажатель"), но его также называют Дракула – сын дьявола. Я – твой отец – связан с ним кровными узами и узами судьбы. Когда его злобная душа расстанется с телом, сгину и я. Влад обязательно постарается привязать к себе и тебя, дабы твоей душой расплатиться за свое бессмертие. А когда у тебя родится сын, Дракула постарается завладеть и его невинной душой, продлив себе существование еще на несколько десятков лет.

Моя человеческая жизнь оборвалась в лесной глуши, вечером, когда это чудовище настигло нас с твоей матерью. Мери удалось бежать (тебя мы отправили другим путем, с человеком, посланным нам самим Богом), я же остался умирать на руках Влада. Моя душа тогда была еще чиста, и мне оставалось одно мгновение, чтобы умереть и тем самым уничтожить этого негодяя. Но Влад все-таки успел сделать меня подобным себе – вампиром. Он запер мою душу между небесами и землей, чем отсрочил собственную гибель.

И теперь я – такое же чудовище, как он. Мне совершенно неизвестно, что сталось с тобой и моей дорогой женой, твоей матерью. Но знаю: наступит долгожданный миг, когда я собственными глазами увижу мучительную смерть Влада и твое освобождение от проклятия, тяготеющего над нашим родом.

Глава 1

ДНЕВНИК АРКАДИЯ ДРАКУЛА

30 октября 1845 года

Дракон пробуждается.

Так обычно говорят крестьяне, когда над озером Германштадт[1]начинается гроза. Кажется, что от грохота сотрясаются окрестные горы. В громовых раскатах невежественным людям слышится голос драка – большого дракона, они верят, будто это сам дьявол предупреждает беспечные души о своем приближении. Но зрелище разбушевавшейся стихии завораживает, многие не в силах отвести взор от вздымающихся волн. И потому каждый год здесь гибнут десятки людей, пораженные молнией.

Солнце уже почти село, а я, подобно буре, только-только проснулся. Я не страшусь разгула стихии. Я сижу на холодной земле под соснами, и, когда начнется ливень, разлапистые ветви скроют меня от дождя. Над озером беспрерывно сверкают молнии, высвечивая угрожающе нависшие громады туч и столь же угрожающе вздымающиеся волны, ставшие могилой для многих неосторожных. Я жажду смерти, но ее сладостное забытье не для меня. Пока не завершится моя миссия, я не имею права даже мечтать об этом...

Воздух напоен грозой. Всполохи молний слепят меня, вызывая в глазах резь, какую я испытывал в прошлом, когда глядел на полуденное солнце. Сейчас мне не требуется много света – в сумерках, предвещающих безлунный вечер, я вижу как днем. Я отчетливо различаю хвою на сосновых ветках, очертания гор, иссиня-черную воду, серовато-бурые пучки пожухлой травы на берегу.

Boт опять прогремел гром небесный, и горы, окружающие озеро, многократно повторили его. Какой ужасающий грохот! Неудивительно, что погрязшие в невежестве и суеверии крестьяне считают его голосом главного злодея – дьявола.

Однако для моих ушей громовые раскаты звучат не предостережением, а приглашением в Шоломанчу[2]– школу тьмы, где избранники дьявола постигают тайны черной магии, отдавая взамен свои души.

Я уже потерял и душу, и свою жизнь обычного смертного человека. И все же я колеблюсь и пока не спешу углубиться во Зло даже ради борьбы с ним.

Моя судьба страшна и горька. Я хотел, пожертвовав своей жизнью, спасти жену и сына. Он не дал мне умереть, сделав чудовищем. Я мог бы оборвать это мучительное существование, которое нельзя назвать ни жизнью, ни смертью. Но я сознательно решил остаться тем, кем уже стал, дабы спасти не только своих близких, но и все грядущие поколения моего рода. Я не покину этот мир до тех пор, пока не уничтожу Влада – самое отвратительное чудовище, моего далекого предка и заклятого врага.

Более полугода я не прикасался к своему дневнику. Не было сил продолжать его. Что я мог выплеснуть на страницы, кроме бесконечного отчаяния, полностью овладевшего моей душой? Каково сознавать, что эту тетрадь я начинал, будучи человеком, а продолжаю, став одним из тех кровожадных монстров, в реальность которых прежде не верил? Но сейчас я чувствую необходимость вернуться к дневнику и подробно описать все, что произошло за минувшие месяцы. Зачем? На тот случай, если (да помешает Господь этому!) я потерплю неудачу, а Владу в очередной раз повезет.

Я уже пытался уничтожить его, наивно думая, что достаточно подготовлен для этого. На следующую же ночь после моего жуткого воскрешения (пишу это слово, не найдя более точного) я отправился в замок, пряча под плащом кинжал и короткий острый кол.

Влад, как обычно, сидел в своей гостиной. Он оставался верен давней привычке, хотя теперь некому было подавать сливовицу и разжигать огонь в очаге. Все немногочисленные слуги бежали из замка. Я храбро шагал по гулким темным коридорам. Кромешный мрак более не являлся для меня помехой: я с удивительной четкостью видел каждую пылинку, каждый завиток паутины, каждую щербинку в каменном полу. Мой слух также приобрел необычайную остроту: я легко различал каждый звук внутри замка и за его стенами. Откуда-то, похоже из гостевых комнат, доносился мелодичный голос моей сестры. Ей отвечал другой голос, мужской. Судя по всему, она занимала беседой очередного гостя.