Виктор Точинов - Стая

Мир взорвался и почернел. А может, взорвалась голова Макса. И тоже провалилась в черноту. Не стало ничего.

…Он пришел в себя от тонкой струйки холодной воды, лившейся на лицо. Открыл глаза, через секунду все вспомнил, рывком поднялся с узкой, по-солдатски заправленной койки, – и тут же опустился обратно. Пол уходил из-под ног, как палуба попавшего в шторм корабля. Стены раскачивались, предметы плыли, теряли четкость очертаний. Голова болела.

– Полежи, полежи… Не стоит вставать. До утра полежать придется, самое меньшее.

Макс скосил глаза на голос (виски откликнулись болезненным спазмом). Говорил старик – сидел рядом, на табуретке. Правда, теперь он дряхлым пнем не казался, теперь Макс имел время оценить мускулы рук и груди, покрытой седыми волосами.

– Повезло тебе, парень, что я в последний момент удар сдержал. Я на такие вещи – на замах ножом – механически реагирую, не задумываясь. Привычка. Да видно староват стал, торможу… Но ты молодец, кореша не бросил…

Голос звучал благодушно. Макс расслабился. Бить больше не будет, ясное дело, сам небось испугался не меньше, что по мокрому пойти придется…

Вопрос прозвучал резко, как выстрел:

– Имя?!

Старик оказался на ногах, наклонился над Максом. Смотрел в глаза, колюче и страшно.

– М-максим…

– Детдомовский?! С летнего лагеря?!

– Д-да…

Старик сел, голос снова зажурчал ласковым весенним ручейком:

– А меня Федором Прокопьевичем кличут. Но ты можешь по-простому звать: товарищ прапорщик.

Про себя Макс так его потом и называл, все годы знакомства. Только без «товарища». Просто Прапорщик. С большой буквы.

Эпизод – III Ладожское озеро, 2002 год

…Вертолет летел над озером. В кабине два человека – двое уцелевших. Сзади, в грузопассажирском отсеке, – трофей, за который и свои, и чужие отдали сегодня немало жизней.

Миша-Медвежатник сидел за штурвалом – сосредоточенный, напряженный, управлять винтокрылыми машинами ему доводилось не часто. Числился он в группе вторым пилотом, но волею случая остался единственным.

Майор Лисовский – рядом, в кресле пилота-штурмана. Баюкал сломанную правую руку, затянутую в импровизированный лубок, смотрел на бесконечные ряды волн, куда-то и зачем-то катящихся. Глаза слезились – похоже, натер контактными линзами, надетыми перед операцией… Жить не хотелось. Умирать, впрочем, тоже.

Дверь, ведущая из кабины пилотов в грузопассажирский отсек, оставалась открытой, но они не оглядывались. И не увидели, как якобы убитая тварь приподняла голову…

Рычание перекрыло шум двигателей и ротора. Лисовский встал, обернулся. Увидел – зверюга поднялась. Стоит на трех лапах, четвертая болтается бессильно – перебитая, размозженная, из страшной раны торчат белые обломки кости. Шерсть слиплась кровавыми сосульками, кишки из разодранного взрывом гранаты брюха тянутся вниз… Морда тоже вся окровавлена, одного глаза нет – наполненная красным дыра…

– Ёпс… – изумленный выдох Миши в наушниках.

Черт побери! И добить-то нечем, в «беретте» ни одного патрона, а все запасные магазины майор отдал Надежде. Да и не рискнул бы он стрелять внутри вертолета – понятия не имел, где тут проходят кабеля и шланги с маслом или топливом, где расположены аккумуляторы…

Миша поколдовал над пультом (включил автопилот, понял майор), встал, шагнул к перегородке – там, на стоящем боком кресле борттехника, лежал его автомат. Провод натянулся, наушники соскользнули с головы Медвежатника, и Лисовский показал жестами: не надо стрелять, запри дверь, мне одной рукой несподручно… Миша запер, покачал головой: ну и живучая… Вернулся за штурвал.

Не долетит, сдохнет по дороге, подумал про тварь Лисовский. Да оно и к лучшему, как-то не хочется путешествовать в обществе такого пассажира…

Действие анестетика заканчивалось, сломанная рука ныла все сильнее. Он достал из разгрузки шприц-тюбик. Неловко изогнувшись, сделал инъекцию. Подействовало быстро, боль ушла, мозг охватила сонная расслабленность. Майор, насколько смог, вытянулся в кресле, закрыл глаза. Скоро все закончится…

Кажется, он отключился. Может, всего лишь на несколько секунд, может на больший срок…

Грохот. Кресло содрогнулось. Майор вскочил, инстинктивно потянулся к оружию – забыв, что рука в лубке, а «беретта» разряжена. И лишь потом он увидел…

Перегородка вмята, покорежена – словно с той стороны в нее ударил крепостной таран. Дверь чудом держится на одной петле.

Новый удар. Дверь вваливается в кабину. Следом за ней влетает тварь – стремительный живой снаряд.

Дальше все мелькает обрывочными кадрами. Громадная туша на кресле первого пилота. Миша подмят, пытается что-то сделать. Резкое движение косматой башки. Струя крови. Приборы, ручки, тумблеры – залиты красным. Майор бьет ножом. Как, когда успел выхватить? Лезвие уходит в мохнатый бок. Глубоко, по самую рукоять. Оглушительный рев. Взмах лапы. Когти-кинжалы бороздят по приборной доске. Скрежет вспарываемого металла. Искры, треск замыканий.

Снова рев и снова взмах – майор куда-то летит. Хрустко ударяется спиной, но боли не чувствует. Видит: на груди лохмотья комбеза и разгрузки быстро намокают кровью. Автомат – Мишин, заряженный – откуда-то появился в руке.

Пасть – громадная, распахнутая. Совсем рядом. Между клыками – что-то красное. Кусок камуфляжной ткани, пропитавшийся кровью.

Автомат дергается в руке. Промахнуться невозможно. Пули бьют в морду, в распахнутую пасть.

Тварь обрушивается на Лисовского. По лицу течет горячее, липкое. Кровь… Своя? Чужая?

Тварь бьется в конвульсиях. Когти вспарывают майору бедро. Башка бьет по лицу – словно огромная обросшая шерстью кувалда. Темнота.

Темнота. Холод. Громкое журчание. Мокро… Тварь куда-то делась, не давит тушей. Надо выбираться… Он ползет к аварийному люку – на ощупь, вдоль внутренней обшивки. Потом почти плывет в прибывающей воде… Потом возится с ручкой запора… Потом яростный поток отшвыривает майора от люка.

Корпус вертолета заполняется водой. Наверху – воздушная пробка, но воздух быстро уходит.

Если не попадет с первого раза в люк, понимает майор, – он мертвец. Утопленник. Если попадет – все равно утопленник. Истекая кровью, рекордный заплыв по Ладоге не совершить… Побарахтается и утонет. Не стоит и дергаться…

Он ныряет…

…Винтокрылая машина, подняв облака ила, опускается на дно.

Живых внутри нет.

Часть первая

БОЛЬШАЯ ЗАЧИСТКА(ЛЕТО-ОСЕНЬ 2002 ГОДА)

Глава первая. Охота среди деревьев и охота среди домов

– Слушай, а женщин мы тоже будем убивать?