Страшная сказка для всех - Фёдор Филиппович Небесный
Козлиные, в навозе и шерсти!..
Я Господа взмолил: «Господь, прости…»
А Гость вздохнув, и улыбнувшись сыто,
С отрыжкой, как издержкой аппетита,
Сказал за Господа, — Прощаю!.. но учти.
Ты этим утром поспешишь в столицу
С писательством, про эту небылицу… -
XVI
Шагнув сквозь стену сытый и хмельной,
Гремел на лестнице. А я кричал вдогонку:
— Какой ты бес? — при этом на иконку
Крестясь рукой невзъёмной и больной, -
Ты фокусник, ты зло шутил со мной!..»
По ходу думая, что день и сущий блажь.
Грядущий пена моря, и мираж!
Его представить в абрисе не сложно,
Но знать в подробностях и чёрту невозможно.
Когда Сатир, факир ли, шарлатан,
При свете факела садился шарабан,
То крикнул снизу, — Завтра встречу Бога!.. -
И провалился в землю у порога…
XVII
Став у бюро, я тут же репортаж
Взялся кропать о случае со мною.
Купец с любовницей уснули за стеною,
А я Издателю решаю под кураж
Его продать. Хоть знаю, что магнат
Сочтёт за бред столицу — Ленинград.
Горячкой назовёт концлагеря.
И Колыму! А казнь семьи царя
Причислит к сумасшествию. Мятеж
В стране возможен.
Кронверк бесам где ж?
XVIII
Не став возиться с затухавшей печкой,
Я лёг в кровать, в баул сложив багаж.
А под окном проезжий экипаж
То бил барком, то громыхал уздечкой
И сено подъедая, и фураж.
Проснувшись, замечаю на столе
У рюмки с водкой в штофе — божоле!
А рядом с ним невзрачный сундучок,
В котором из-под крышки язычок
До скатерти расслабленно провис.
Ужели ли мне рассказчика сюрприз?
XIX
Как не хотелось в холод из тепла
Мне выбираться, из под одеяла!
Я тронул рюмку водки со стола,
Испив с отрадой. Показалось, мало!
Тут язычок-фантом решил дразни́тся,
Скрутив мне фигу, чтоб ему сказиться!
А я прощать обиды не привык,
И водку лью фантому на язык.
Он вздрогнул, и обмяк, и посинел.
Свет свечки на мгновенье потускнел.
Язык у сундучка сметнул кольцо,
Чтобы представить мне знакомое лицо
XX
Попа-расстриги! Без монет глаза
Теперь у батюшки, Когда его зрачёчки
В меня смотрели, бриллиант-слеза
Бежала по небритой, впалой щёчке,
Я воспросил его, — Откуда здесь? -
А лик в ответ: «Дал выпить, дай поесть!»
И грозно так, как будто ножкой топнул.
Ну, я шкатулку крышкой и прихлопнул.
Скользнул в постель, по хладной простыне.
Лежу, дрожу. Как вору страшно мне!
XXI
«Открой сундук, — лик из шкатулки клялся, -
Прощу за то, что повредил мне нос…» -
А день уже с востока поднимался.
И под окном из трёх телег обоз,
За солью в Крым скандально собирался,
Не представляя мой, со мной, курьёз!
— Открою, только ты меня не трожь!.. -
Прошу фантом, сжимая финский нож.
А сам себе в сердцах твержу при этом:
— Зачем тя нож?.. убей его штиблетом!
Открыв сундук, я замахнул штиблет…
А там всё золото, и лика больше нет!..
XXII
На шаткий стул едва живым присев,
Я взял монету в трепете великом.
И на чеканный аверс посмотрев,
Был поражён открывшимся мне ликом.
Он точно мой рассказчик — Вельзевул!
Пусть без усов, пусть юн.
Пусть нос-картофель!
Пусть искажён царапиною профиль,
Но вылитый, который Мефистофель!
На аверс тиснуто, где кромочка идёт:
— Две тысячи тридцать четвёртый год -
Выходит отпрыск беса — государь?
И проба золота в золотниках как встарь?
Оно огнём мне пальчики печёт.
И адская смола с него течёт!
ХХIII
В шандале распалив свечи огарок,
До дна сундук пытаясь разгрести,
Я нахожу листочек без помарок,
В котором писано, — Сие тебе подарок
Из будущего За «язык» прости
Я не творю добро без эпатажа
На золоте монеток пекла сажа
Других мне просто негде наскрести!..
Читая текст без точек-запятых,
Решаю — всё что вижу инфернально!
Но тусклый блеск червонцев золотых
Доказывал: фантомное, реально!..
XXIV
Стул венский опрокинув в полумгле,
Бегу из номера, баул в руках сжимая.
Пусть божоле осталось на столе,
Но сундучок со мной, в бауле, с края!
Я должен быть у выездных ворот
Минутою! Но спутал редингот
Мой шаг. В падении подвёрнута нога.
К тому ещё спешащего конфуз:
Я в миг паденья потерял картуз!..
Но сундучок, с которым шёл в бега,
Не потерял. С тем кучеру взываю.
Он из конюшни: «Барин, запрягаю!..»
XXV
Когда рассвет почти рассеял тьму,
Когда рысцой мы проскочили хутор,
Я золоту припал как экзекутор
Над жутким даром развязав тесьму.
Теперь уже на реверсе монеты
Найдя иных времён забавные приметы:
К примеру вижу — шлюзовой рекой.
Плывут на юг бездымно пароходы.
И тиснуто вдоль кромочки строкой:
— Российская империя свободы рабов Крымля –
Культ личности рукой.
.
XXVI
Я рад тому, что трон Руси сгодился,
Что Русь и дня не может без царя!..
Припомнив адрес Нины, я катился
В столицу трактом, вдоль монастыря.
Вот тут к нам рыжий чёрт и прицепился.
Я крикнул Ваньке: «Мчи до косогора,
У нас форейтор упырь-кикимо́ра!..»
Хлестал коней как не своих, Ванёк.
А я отродье сбросил на пенёк
Ударом сапога! Так мы спаслись,
И к Питеру на крыльях понеслись…
XXVII
Примчав в столицу, кажется в четверг,
Я шёл с поэмой в Савскую обитель.
Мой труд партнёр, плюя в окно, отверг,
Сказав, что я не модный сочинитель,
И беса власть в России опроверг.
Ему был чужд моей поэмы склад.
Он требовал, — Под сенью анфилад,
Чтоб в вашей книге бабочки порхали.
Чтоб книгу трижды переиздавали.
Чтоб раскупили тысячный тираж,
А ваш тираж и первым не продашь!..
XXVIII
Поставив крест на книге, у министра
Я откупил роскошный дом в Москве.
И дачу, там где плещет речка Истра
В изломанной, береговой канве.
Пусть жизнь течёт как Истра — быстро-быстро!
Но ставший предводителем дворянства,
Я бросил стих писать. Курю! И пьянство
Не осуждаю. В праздник для своих
Чту репортаж-поэму, славя стих.
Жена и дочь её строкам внимают.
Жаль, криком браво-бис не донимают!
XXIX
Зачем храню поэму? Я лелею
Мечту её издать. Внутри бюро,
Хранится рукопись. Теперь уж и не смею
В ней строчку изменить. Сложил перо
Между страниц навеки, разумею.
Живу на капиталы от наследства,
Растратив всуе от Сатира сре́дства.
Пятнадцать лет на женщине женат
С которой близок был тот ретроград,
Который Гость! Но этот бзик навряд
Случился. Нине
