Бормочущие - Николай Ободников
– Ростик! Пусти! – просипела Беата. – Ростик! Рос…
Глаза Ростислава распахнулись – на этот раз по-настоящему. Ничего не понимая, он уставился на перепуганную жену, затихшую под ним, а потом откинулся на подушку.
– Господи, Беата, дай поспать. Что на тебя вообще нашло?
От такой несправедливости Беата чуть не разревелась. Она всё еще хватала ртом воздух, и потому возмущение отгремело лишь у нее в голове.
Растирая шею, она тихо лежала в темноте. Существо, чем бы оно ни было, покинуло Ростислава, оставив эту сопящую оболочку в покое. Или это были эльфы, что живут в печатных машинках и помогают нажимать клавиши? Это в какой-то мере объясняло повальную любовь писателей к шутке о крошечных помощниках, коих нужно задабривать молоком или пивными дрожжами с печеньем. Паршивая шутка, надо заметить.
Беата задумалась. Шутка или нет, но у Ростислава, похоже, действительно были подручные, помогавшие писать лучше многих. Только обитали они не в печатной машинке или клавиатуре, а прямо у него в голове!
Размышляя над этим, она проворочалась с боку на бок до самого утра.
3
Ростислав с кислой миной на лице размазывал по ломтю хлеба творожный сыр. Будто шпаклевщик, заделывал каждую пшеничную по́ру. Было бы недурно провернуть такую же штуку и с черепом: замазать маленькие отверстия, из которых сочилась мигрень. Чем замазать? Да хоть тем же сыром. Голова раскалывалась от вспышек боли. Если так пойдет и дальше, то нечего и думать о том, чтобы до обеда написать тысячу слов.
За окном собирались черные тучи, накрапывал дождь. Беата, закутанная в халатик, в задумчивости постукивала по блюдцу ложечкой. Сегодня она не светилась и не наводила на мысли об одуванчиках, как это было вчера. Нет, этим утром даже воздух ощущался студеным и чужим.
– Ну что? – не выдержал Ростислав. Столовый нож звякнул о тарелку.
– Я знаю, как ты всё это придумываешь.
– О господи…
Он обхватил голову руками, чувствуя, что его засасывает в воронку, на дне которой догнивали чумные останки вчерашнего дня. Кожу на загривке словно оттянули, а потом вкололи туда страх – холодный и иноземный. Ростислав всегда писал сам: разминал разум чтением и писал, мечтал, писал, мечтал, писал. Однако напористость Беаты всколыхнула невесть откуда взявшийся пласт неуверенности. Воображение нарисовало адскую печатную машинку, на которой строчил мертвец, решивший напугать не отдельный дом или семью, а весь мир.
– Да? И как же я это придумываю? – спросил Ростислав не своим голосом.
Лицо Беаты заострилось, будто у пса, взявшего след. От утреннего, парного тепла постели не осталось и следа.
– Тебе помогают, Ростик.
«Всё-таки мертвец с пишущей машинкой», – подумал Ростислав, леденея от одной только мысли об этом.
– Кто? – прошептал он. – Кто мне помогает?
– Они, – многозначительно сказала Беата. – Бормочущие голоса в голове.
Ростислав моргнул. Мертвец встал со стула, пнул пишущую машинку и растворился среди капель на стекле. Утро надело привычные одежды, хоть и порядком ненастные.
– Господи, милая. Конечно же, мне помогают голоса в голове! Как и любому другому настоящему писателю.
Он хохотнул и осекся. Сообразил, что смехом и словами, будто сверкающим шилом, нанес Беате удар прямо в сердце. Любой человек живет с внутренним голосом – с ним советуется, с ним же и ругается. Просто у писателей этих голосов чуть больше. У настоящих писателей.
– Вот что, мой дорогой шизофреник, – произнесла Беата, вставая из-за стола. – Я всё-таки узнаю, что творится у тебя в голове. Двери или не двери – я узнаю.
– А тебе не кажется, что твое желание становится малость навязчивым?
– Вот и увидим, дорогой.
Полы халатика взметнулись, когда Беата, круто развернувшись, вышла в коридор. Хлопнула дверь ее комнаты. Пронзительно заскрипели ножки стула по паркету. Заслышался стук по клавиатуре. Правда, перестукивались клавиши яростно и беспорядочно.
Ростислав покачал головой и в одиночестве закончил завтрак.
4
На этот раз Беата долго не выходила из ванной комнаты, хотя волосы были расчесаны, а тело – омыто и готово хоть ко сну, хоть к любви. Она всё еще злилась на Ростислава, но отнюдь не досада вынуждала ее держать оборону, усадив на краешек ванны. Беата хотела, чтобы муж крепко заснул. Дожидайся она этого в постели – заснула бы сама. А как в таком случае, скажите на милость, заснять сомнамбулические выходки супруга?
Она и сама не вполне понимала, что ей двигало. Иногда из болота души поднималась зловонная мыслишка, твердившая, что Беата так и не смирилась с успехами мужа на фоне собственных неудач; что нужно доказать, будто его творчество насквозь фальшивое. Мыслишка взвевалась, достигала шипастого потолка морали, лопалась и возвращалась опять.
Когда часы показали начало первого пополуночи, Беата наконец покинула свое убежище. Ростислав спал, лежа на левом боку. Включив на смартфоне видеозапись, Беата легла рядом и поймала в объектив камеры голову супруга. Огни лужайки за окном частично рассеивали мрак, давая необходимое освещение.
– Вот смотри, Ростик. Смотри и слушай. – Беата сделала паузу, припоминая вопросы прошлой ночи. – Что у тебя в голове, Ростик? Что там? Что помогает тебе писать? По твоим словам, ты пишешь и сейчас, верно? Вот и расскажи мне об этом. Расскажи всё.
Ростислав молчал, заключив союз любви с подушкой. Беата беззвучно ахнула. Что, если прошлой ночью ей всё привиделось? Какие-то голоса? Существа? Боже мой, да о чём вы? В глазах начали скапливаться слезы. Обида в груди грозила перерасти в детскую – на весь мир.
Она с облегчением всхлипнула, когда Ростислав перевернулся на спину и воздел себя в сидячее положение. Из-под полуприкрытых век серебряными серпиками сверкали белки́.
– Мы… видим тебя, – изверглось изо рта Ростислава.
Убедившись, что камера различает «объект» съёмки, Беата тоже села:
– Кто вы такие? Почему помогаете ему?
– Бесконечные пространства – дом. Бесконечные разумы – карнизы. Бесконечные мысли – жизнь.
– Как написать лучший сюжет? Господи боже, почему он, а не я? Почему?
То, что случилось дальше, превзошло все ее ожидания.
Повернутая голова Ростислава раскрылась.
Сперва откинулся участок, шедший от левого желвака до правой скулы. Потом отошли губы, нос и левый глаз. Выглядело это так, словно некая безумная рука сдирала пленку с нарисованным ландшафтом лица. Но плоть не отходила от черепа, не оголяла мышцы или кости – вместо этого снималось само пространство с головы. Беата поняла это, как только увидела то, что крылось внутри.
Пустота. Обволакивающая и густая, будто сцеженный с
