Сны инкуба - Гамильтон Лорел Кей
Процедура уже дошла до обмена кольцами, а это значило, что шаферу и подружке невесты надо было вступить в дело. Женщина должна была подержать пышный букет белых цветов Тамми, а мужчина — выдать кольца. Все это как-то очень по-сексистски. Хотелось бы мне хоть раз увидеть, как мужчина держит цветы, а женщина выдаёт кольца. Один друг мне однажды сказал, что мне трудно жить из-за слишком либертарианских взглядов. Может быть. Я только знаю, что если я снова когда-нибудь буду помолвлена, то либо у обоих у нас будут обручальные кольца, либо ни у кого. Опять же, конечно, если не выходить замуж, то и о помолвке речи нет. Ну и Бог с ним.
Вот наконец-то они стали мужем и женой. Все мы повернулись к молодожёнам, священник представил их публике как мистера и миссис Лоуренс Киркланд, хотя я точно знала, что Тамми оставила девичью фамилию, так что на самом деле перед нами стояли мистер Лоуренс Киркланд и миз Тамми Рейнольдс.
Мы разделились на две колонны. Мне пришлось предложить руку детективу Джессике Арнет. Она взяла меня под руку, и при её каблуках оказалась на пять дюймов меня выше. Арнет улыбнулась мне. Уже с месяц назад я заметила, что она хорошенькая, когда она пыталась флиртовать с Натэниелом, но до сих пор я не знала, что она может быть красивой. Тёмные волосы она убрала с лица совсем, и нежный треугольник щёк и подбородка привлекал взгляд. Макияж увеличил её глаза, добавил румянца щекам и превратил тонкие губы в полные. Оранжевый цвет, который придавал богатые оттенки её коже и волосам, заставлял светиться глаза, остальных подружек невесты просто убивал. Очень мало кого оранжевый цвет красит — вот почему его так широко используют в тюрьмах, как дополнительное наказание. Но детектив Арнет в нем смотрелась великолепно. Я даже чуть не пожалела, что распорядительница не уговорила меня накраситься погуще. Чуть не.
Наверное, я уставилась на Арнет, потому что она нахмурилась, и только тогда я шагнула вперёд, и мы заняли наше место в процессии. Потом двинулись вперёд, как хорошие дисциплинированные участники свадебной церемонии. Нам уже пришлось выдержать налёт фотографа. Он охотился в основном за женихом и невестой, отлавливая ключевые моменты: разрезание торта, бросание букета, снимание подвязки. Только бы пройти цепь встречающих, а там я растворюсь в толпе, и никто не заметит.
Мы стояли в шеренге, как на учениях. Впереди — жених с невестой, потому что, скажем правду, именно ради них пришли сюда все прочие. Все мы, остальные, выстроились позади них у стены, ожидая сеанса рукопожатий с людьми, в основном незнакомыми. Родственники Тамми живут в нашем городе, но я ни с кем из них не знакома. Родственники Ларри приехали из другого города. Приглашённых полисменов я знала, а с остальными — кивать и улыбаться, кивать и улыбаться, пожать руку, ещё одну, кивать и улыбаться.
Наверное, я полностью сосредоточилась на людях, с которыми сейчас приходилось знакомиться, и потому Мика Каллахан, мой официальный кавалер, возник передо мной совершенно неожиданно. Он в точности моего роста — невысокого как для мужчины, так и для женщины. Густые каштановые волосы почти такие же кудрявые, как у меня, и сегодня он их свободно распустил по плечам — это для меня. Он не любил ходить с распущенными волосами, и я его понимала. У него и так слишком нежный вид для мужчины, а в раме распущенных волос его лицо почти такое же точёное, как у детектива Арнет. Нижняя губа у него полнее верхней, отчего у него всегда чуть капризный вид, и вообще губы полнее, чем у других, что тоже не придаёт лицу мужественности. Но тело под чёрным сшитым на заказ костюмом не оставляло сомнения, что перед тобой стоит мужчина. Широкие плечи, тонкая талия, узкие бедра — тело пловца, хотя плаванием он не занимается. От шеи и ниже его никак с девушкой не спутаешь — только лицо и волосы могут ввести в заблуждение.
Рубашку он оставил расстёгнутой у шеи, и она обрамляла ямку на горле. Я увидела своё отражение в его солнечных очках. Вообще-то здесь темновато так зачем очки? Глаза у него кошачьи — леопардовые, если быть точнее. Они одновременно и зеленые, и жёлтые. Какой цвет будет виднее, зависит от цвета одежды, от настроения, от освещения. Сегодня из-за рубашки они были бы зелёными, но с примесью жёлтого, как солнечные пятна в листве.
Он — леопард-оборотень, Нимир-Радж местного парда. По правде говоря, он должен был бы уметь сойти за человека. Но если слишком много времени проводишь в облике зверя, иногда обратное превращение бывает неполным. Пугать обыкновенных людей он не хотел, и потому сегодня надел очки.
Рука у него была очень тёплая, и лёгкого прикосновения было достаточно, чтобы тщательно установленные щиты поползли вниз. Те щиты, что в течение всей церемонии закрывали меня от ощущения его присутствия, ощущения, похожего на биение второго сердца. Он был Нимир-Радж, а я — Нимир-Ра. Король и королева леопардов. Хотя я считала их отношениями королевы и консорта, партнёров, но сохранила за собой президентское вето. Да, у меня пунктик насчёт контроля, не спорю.
Я — первая Нимир-Ра за всю долгую историю леопардов-оборотней, которая не оборотень, а человек. Хотя, поскольку я зарабатываю на жизнь, поднимая мёртвых, и являюсь официальным ликвидатором вампиров, некоторые готовы спорить, насколько я человек. Это просто завистники.
Я хотела притянуть его к себе в объятия, но он слегка покачал головой. И был прав. Был прав. Раз у меня от рукопожатия сердце забилось конфеткой на языке, то от объятия… Из-за нескольких случаев метафизической природы во мне было что-то близкое к тому зверю, что жил в Мике. Этот зверь и зверь Мики хорошо друг друга знали, как двое старых любовников. Те наши половины, что не были человеческими, знали друг друга лучше, чем человеческие половины. Я все ещё почти ничего о нем не знала, честно. Хоть мы и живём вместе. На метафизическом уровне мы были связаны теснее, чем может связать любой обряд или бумажка, а в повседневной жизни я не знала, что с ним делать. Он — мой идеальный партнёр, моя вторая половина, недостающий элемент. Он дополняет меня почти во всем. И когда он стоял так близко, это казалось очень правильным. Дайте мне чуть отодвинуться, и я сразу начну гадать, когда прилетит второй сапог и чудо кончится. Никогда в моей жизни не было мужчины, который бы её чем-нибудь да не испортил. Так почему же с Микой должно быть по-другому?
Он даже не поцеловал меня, скорее дал почувствовать своё дыхание у меня на щеке. И выдохнул: «Потом». От одного этого прикосновения меня так затрясло, что ему пришлось успокоить меня, тронув за руку.
Он улыбнулся мне, как улыбается мужчина, знающий, насколько волнует женщину его прикосновение. Мне такая улыбка не нравится. Такое ощущение, что он воспринимает меня как должное. И тут же я подумала, что это неправда, это даже нечестно. Так почему же я так подумала? Потому что я большой мастер сама себе портить жизнь. Если что-то слишком хорошо, мне обязательно надо начать в этом копаться, пока оно не сломается или меня не тяпнет. Я уж стараюсь этого не делать, но старые привычки тяжело умирают, особенно дурные.
Мика пошёл дальше вдоль шеренги, и детектив Арнет посмотрела на меня вопросительно густо накрашенными, но прекрасными глазами. Открыла рот, будто хотела спросить, хорошо ли я себя чувствую, но её отвлёк следующий гость. Натэниел действительно может отвлечь.
Джессика Арнет на несколько дюймов выше Натэниела с его пятью футами шестью дюймами, и потому ей пришлось смотреть вниз навстречу взгляду его лавандовых глаз. Это не преувеличение — глаза у него не синие, а на самом деле бледно-лиловые, лавандовые, цвета весенней сирени. Одет он был в рубашку с окаймлённым воротником почти того же цвета, что и его глаза, и потому лавандовый цвет выделялся ещё сильнее. В красоте этих глаз можно было утонуть.
Он протянул ей руку, но она его обняла. Обняла, как я понимаю, поскольку в этой ситуации никто не счёл бы объятие неуместным. Обняла, значит, потому что можно было.
После полусекундного колебания он обнял её в ответ, но голову отвернул, глядя на меня. Его глаза ясно просили о помощи.
