Глеб Соколов - Король психов

Часто подходил к нему поп Иван и забирал с собой в домик при церкви. В нем прежде жил другой священник, который умер и был похоронен здесь же, на маленьком приходском кладбище. Другие могилы там датировалась десятыми годами прошлого века.

Для попа Ивана с его женой и тремя детьми домик был слишком мал. Церковные служки, – две пожилые женщины, – использовали его, как хозяйственное помещение. Раньше готовили здесь еду прежнему священнику, обедали сами. Одна из служек недавно померла. Вместо нее никого не появилось.

Другая служка большую часть времени проводила в самой церкви. Домик пустовал. Кроме пары часов в середине дня, когда поп Иван приходил сюда обедать. Если Евграф был в церкви, священник брал его с собой.

Но даже холодной осенью, когда в большой и гулкой церкви было прохладно, а маленький домик стоял жарко натопленным, поп Иван после трапезы выводил мальчика за дверь и замыкал ее на ключ.

Словно он знал, что есть причина, по которой ни в коем случае нельзя оставлять Евграфа в домике одного.

Человек, который стоял по другую сторону двери, не торопился заходить в тамбур. Он спокойно рассматривал отворившую ему старуху. Точно обдумывал, стоит ли иметь с ней дело.

Дарья Дмитриевна тоже внимательно вглядывалась в квартиранта, но ничего подозрительного в его внешности не обнаружила. Мужчина показался ей довольно молодым. «Эти намеренно из себя строят не пойми кого!.. Выкаблучиваются. По такому не разберешь: то ли жулик… То ли просто дурак дураком».

Презрение, которое старуха испытала к гостю, лишило ее страха. Раз перед ней очередной современный «идиот», значит, самое главное: будет ли пить, станет ли вовремя передавать за комнату деньги? Иных подвохов от «дурака дураком» Дарья Дмитриевна уже не ожидала.

Она отпустила дверь тамбура и поковыляла к своей квартире. Между тем за спиной у нее медленно двигался один из самых опаснейших сумасшедших нынешнего времени. Родом из северного русского города Углич он побывал под чужими фамилиями во многих городах. Везде старался избежать широкой известности. И все же добился ее, хоть и против своей воли. Правда под собственным именем он прославился лишь в нескольких психбольницах тюремного типа, – в тех, где содержались особо буйные и опасные пациенты.

– Вы водку пить будете?.. – спросила старушенция, заходя в квартиру.

Псих поморщился.

– Какую водку?.. Сейчас?.. Зачем? Я не пью.

– Очень хорошо, – пробормотала старушенция потирая руки.

Новый жилец начинал ей нравиться.

Псих зашел в квартиру и осмотрелся. Во владеньях Дарьи Дмитриевны царили порядок и чистота. Мебель и вещи – старые, но хорошо сохранившиеся.

Старенький холодильник, стоявший в тесной прихожей, был куплен три десятка лет назад, но недавно покрыт слоем белой краски. Старушенция сама подновила его. Банку краски притащил из хозяйственного магазина предыдущий жилец. Он просрочил оплату за комнату. Старался подольстится к хозяйственной старухе.

На крашеном холодильнике лежала тоненькая циновочка из бамбука. От старости она растрепалась по краям, была укреплена черными нитками.

Через раскрытую дверь одной из комнат, – их было две и они располагались симметрично по сторонам маленького коридорчика, – виднелся сервант из лакированной древесно-стружечной плиты. На его стеклянной полке в дружбе и согласии уже несколько десятков лет квартировали старенькие часики в виде золотого ключика, фаянсовый олень с ветвистыми рогами, пластмассовый олимпийский Мишка, – эмблема московской олимпиады восьмидесятого года.

На приполке серванта лежали две такие же бамбуковые циновочки, как и на холодильнике. Симметрично одна к другой. На одной из них стояла копилка в виде серой ушастой мышки.

Кроме серванта через полураскрытую дверь была видна низенькая тахта с широкими красными подушками. Поверх них лежал полосатый матрас. На нем – куцая белая простынка и грубошерстное одеяло.

Дарья Дмитриевна распахнула дверь шире.

– Вот эта комната… Ее я сдаю. Белье заберу. Но если вам нужно… Только… – старуха замялась.

– Я заплачу, – угадав, что она хочет сказать, произнес Псих. – Скажете, сколько вам надо.

Старушенция на мгновение замерла: к щедрости квартирантов она не привыкла.

«Хотя, черт их всех знает…» – пронеслось у нее в голове.

– Лишнего не возьму.

Теперь ей уже хотелось, чтобы этот человек остался здесь.

Психу у старушенции тоже понравилось. Григорий Скворцов – это были очередные его вымышленные имя и фамилия, одни из многих, – носил в своей душе необузданный первозданный хаос. Непролазная чаща диких мыслей не поддавалась никакому упорядочению и лечению. Поваленными стволами деревьев в ней любому здравому соображению дорогу перегораживали абсурдные идеи и представления. Но именно потому, что такой чудовищный сумбур содержался внутри его физической оболочки, вне ее пределов он обожал порядок и чистоту. Так бывает у особенно опасных психических больных.

Испытывая острое наслаждение, лже-Скворцов продолжал рассматривать старомодную обстановку. В маленькой прихожей помимо крашеного холодильника стояла допотопная кухонная тумба. Она досталась покойному старухиному мужу по наследству от матери, жившей в собственном домике в Люберцах.

Поп Иван был проницательным человеком. Еще в сельской больнице во время разговора с врачом – «почему такие сложности с диагнозом? Надо обязательно над этим поразмыслить» – он заподозрил в состоянии Евграфа что-то опасное.

Тяжелая болезнь сама по себе таит угрозу для жизни больного, но здесь было еще другое… Сельский священник еще раз заехал к врачу. Уже без мальчика. Говорил с ним. Заезжал к другому, третьему, – они работали в больницах двух ближайших районных центров. Никто не сказал ничего определенного… «Странные физические проявления…» – терзался священник. – «Либо у несчастного мальчика нетипичные симптомы какого-то вполне заурядного заболевания, либо…»

Странно, но щемящая жалость, которую поначалу испытывал поп Иван к маленькому Тюрморезову, улетучилась практически сразу после того, как он узнал его поближе.

Это был не первый деревенский мальчик, которого священник принялся опекать. Почти все здешние семьи принадлежали к разряду крайне неблагополучных. Дети росли так, что больше заботы они бы получали, живя на положении сирот в детском доме. Поп Иван старался по мере сил сделать что-нибудь для каждого из них.

Евграф, как определил для себя молодой священник, «не был жертвой местных обстоятельств». Над ним тяготело что-то другое. Поп Иван сделал этот вывод не на основании фактов. Он руководствовался лишь собственной интуицией. «Словно парень чего-то недоговаривает. Существует у него какая-то иная жизнь, другие обстоятельства, о которых никто ничего не знает… Именно там кроются причины его странного поведения».

Священник отправился в районный центр, долго сидел там в единственном кафе, в котором работал Интернет, бродил по всевозможным медицинским сайтам. Постепенно поиск сузился до тем психиатрии. Поп Иван обнаружил, что симптомы Тюрморезова могут, – поначалу это показалось священнику странным и невероятным, – сопровождать… Тяжелое психическое заболевание. «Не это ли – то загадочное обстоятельство, которое довлеет над мальчиком?»

Из кафе поп Иван вышел обуянный страхом. Он проклинал себя за него, ему было стыдно, но он не мог совладать с собой. Он вдруг осознал, с какой огромной проблемой может столкнуться в самое ближайшее время. Ведь священник «пригрел» и почти что уже «приручил» психа. Такого, чья болезнь находится в своем страшном развитии, которое заведет его неизвестно куда. Что тогда поп Иван станет делать со своим подопечным?.. «Вернее, что подопечный станет делать со мной?» – безжалостно переформулировал вопрос поп Иван.

Глава вторая

Группа личностей

– Радиоточка… – Скворцов кривовато усмехнулся. Взгляд устремлен на радиоприемник из белого пластика, выпущенный сорок лет назад.

– Она выключена. Плохо работает, – проговорила Дарья Дмитриевна. – Жилец мой, который до вас снимал, ее не слушал.

Скворцов шагнул к допотопному комоду и повернул регулятор громкости стоявшего на нем устройства.

Раздался треск. Но радио не заговорило. Лже-Григорий подался на середину комнаты и громкоговоритель заработал сам собой, видимо от какого-то едва уловимого сотрясения деревянной поверхности, на которой стоял.

Шла передача о панических слухах. В последнее время они распространялись среди населения столицы. Якобы одна хорошо законспирированная террористическая группа планирует осуществить акцию под кодовым названием «Жертвоприношение». Неким варварским способом, – суть его была неизвестна, – одномоментно будет умерщвлена тысяча человек.