Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику

- Здравствуй, здравствуй, будущий папаша! – с легкой иронией и еле уловимым волнением приветствовал его Женечка.

- Здравствуйте, Евгений Вениаминович…

- Да ты, гляжу, не рад вовсе?

- Да не то, чтобы не рад… Просто в голове не укладывается…

- Какой срок?

- Пять-шесть недель, сказали…

- Ну-у-у! Мой дорогой! У тебя еще уйма времени, чтоб все в головушку свою уложить!

- Прошу прощенья, – вклинилась Ира. – Я так понимаю, у вас тут сугубо мужской разговор намечается? Не возражаете, если я вас ненадолго покину?

- Как ненадолго? – осведомился Женечка.

- Пока сами не позовете.

- Хорошо, Ир, – Женечка тоном голоса выразил ей свою глубокую признательность.

Ира поднялась к себе, взяла распечатку Женечкиной книги и еще раз пробежала по тем моментам, которые собиралась обсудить. Как только она закончила, к ней вошел значительно преобразившийся Влад и возвестил окончание сугубо мужского разговора.

Что именно поведал Женечка Владу, Ира выяснять не пыталась. А зачем? Ее порадовали произошедшие с последним перемены, и этого было вполне достаточно. Влад даже как бы повзрослел за те минут двадцать-тридцать, что Ира отсутствовала. И даже не допил кофе, когда запел мобильник, и голосок из него возвестил о том, что Алиночка уже заждалась его.

- Фу-у-у-ух! – облегченно перевел дух Женечка, как только вдали стих рокот мотора видавшей виды «Нивы».

- Женечка, я честно дважды перечитала твой труд и, должна тебе заметить, меня постигло некоторое разочарование, – скорее подняла актуальную для себя тему Ира.

- Я рад, – неожиданно бодро возвестил Женечка.

- Рад, что разочаровал меня? – удивилась Ира.

- Конечно, рад! Ведь если б нынче мой труд произвел на тебя неизгладимое впечатление, это бы означало, что все, что с тобой произошло за последние без малого полтора года, всего лишь не стоящий никакого внимания бред. Я, помнится, уже говорил, что нынче тебе уже нет смысла над этим всем трудиться, разве не так?

- Ну почему же нет? Очень даже есть! Только по другому поводу и другим причинам.

- Ах! Ну да-а! – с сарказмом протянул Женечка. – Но это, заметь, сугубо твое решение. Видишь ли, как ты уже знаешь, с ясновидением у меня весьма туго, и я ну никак не предполагал всего, что с тобой произойдет. Сочинил для тебя азбуку, а ты у нас, оказывается, уже аспирантуру почти окончила.

- Жень, ты мне льстишь!

- Ничуть! Я, честно говоря, удивлен, как у тебя хватило терпения перечитать дважды.

- Но я ведь пообещала тебе подготовить материал к печати! К тому же, несмотря на некоторое разочарование, скрупулезное чтение два раза подряд дало мне возможность держать себя в нужном настроении, способствующем продуктивному трудовому процессу.

- Извини, а примерно год назад, когда ты только начинала знакомиться с этим трудом, он создавал тебе такое же настроение?

- Ты ведь и сам знаешь, что нет.

- Конечно, знаю!

- Что, хочешь еще раз ткнуть меня носом в то, насколько я изменилась?

- Вот именно! Только я бы сказал: не изменилась, а преобразилась.

- Прости, не совсем понимаю смысл твоего уточнения.

- Ир, ты ведь сама замечаешь и постоянно мне рассказываешь, что ничуть не изменилась, разве не так? А вот преобразиться – ты преобразилась, без сомнения.

Зив внимательно слушал, внимательно глядя на Иру и Женечку. Лоренц, казалось, слушал вполуха, томно разлегшись в кресле. Однако, по окончанию последней Женечкиной фразы, он лениво приподнялся и не менее лениво промурлыкал, глядя на Зива:

- Зив, чего это ты так на них уставился?! Человеки опять в словоблудие вдарились. Смею тебя заверить – ничего интересного.

Ира зааплодировала:

- Браво, Лоренц! Гениально!

Лоренц не поленился встать и манерно раскланялся.

- Жень, – продолжила Ира, когда Лоренц снова улегся, – у меня к тебе есть несколько вопросов.

- По поводу моего, разочаровавшего тебя, труда?

- Да.

- Палладина, не трудись задавать. Я тебе уже не так давно сказал, что его публикация способна лишь слегка потешить мое самолюбие и немного облегчить кошелек Генки. Хотя, вполне возможно, этот злыдень умудрится и тут что-то да заработать.

- Жень, а он все твои публикации финансирует?

- На большинстве – неплохо зарабатывает.

- Теперь мне понятно, чего это ты так заботишься об его регулярных рождениях, – съязвила Ира. – Он, как я понимаю, твой кормилец и поилец?

- Отнюдь!

- Да что ты! А что бы ты без его деловой хватки делал бы?

- Ира, я так много всего умею делать, что, поверь, с голоду не умер бы. Тем более что я умею делать и то, что позволяет не умереть с голоду и от холода в условиях полного отсутствия финансов и крыши над головой. Да, мне нравится жить с комфортом, но я легко обхожусь и без его наличия. Поверь, за две с половиной тысячи лет своего существования здесь, я научился при необходимости обходиться практически без всего, что нужно среднему человеку для полноценной жизни и даже для самого элементарного выживания.

- Ладно, оставим в покое твои сверхъестественные способности и вернемся к книге. Скажи, ты серьезно не хочешь ее публиковать?

- Я этого не говорил. Если твои намерения продолжают оставаться столь серьезными, я более чем доволен. Единственное, в данном случае я не особо щепетилен к твоему самовыражению, а потому, мне очень хочется и очень интересно, чтобы ты сама решила для себя все возникающие у тебя вопросы. То есть, не трудись их задавать – отвечать все равно не буду.

- А если моя интерпретация идет откровенно вразрез с твоим видением?

- Палладина! Заинтриговала ведь! И все же я наберусь терпения и дождусь твоего сугубо личного варианта.

 - Жень, но ведь совсем недавно ты не отказывался от обсуждения и даже настоял, чтоб я, наконец, прочла все от начала до конца?

- А вот теперь, выслушав твое признание в постигшем тебя разочаровании, я абсолютно уверен, что мое вмешательство не возымеет никакой ценности.

Ира, проводив Женечку дальше переводить роман с португальского теперь уже на немецкий, позвонила Валентинычу, договорившись через часок встретиться на объекте, и тут же отправилась в поющий дом, который встретил ее первой фортепианной сонатой Бетховена. Ира несколько раз обошла все этажи. Шаги отдавались гулким эхом пустых помещений. Дом, судя по всему, решил исполнить сегодня все тридцать две сонаты Бетховена, потому что за первой последовала вторая, а за ней – третья.

Где-то примерно в середине скерцо Ира вышла на участок, который теперь представлял собой маленький парк. Она несколько раз прошлась по проложенным замкнутым лабиринтом среди деревьев и кустов узеньким дорожкам, рядом с которыми то там, то здесь виднелись разбросанные пока еще пустые помосты для скамеек. На мгновение ей показалось, что среди невысокой газонной травки промелькнули, извиваясь, отблески глянцево-черной гадюки. Ира присмотрелась – но нет, видимо, только показалось. Она вернулась в дом, исполняющий уже финал девятой сонаты. Ира вспомнила Радного.