Роберт МакКаммон - Последний Поезд с Платформы “Погибель”

— Мистер Лоусон! Пусть ваша болезнь вас не сломит! Держитесь!.. И удачи вам!

Тревор не ответил и не оглянулся на доктора. Он прошел вглубь пассажирского вагона, и его глаза наткнулись на худую и тонкокостную фигуру Илая Эстерли, место которого располагалось по левую руку от Лоусона. Мужчина был одет в черный костюм в тон своей Библии, и в белую рубашку с черным галстуком. Его лицо и волосы были примерно одного серого оттенка. Рядом с ним на деревянном сидении стояла коричневая кожаная сумка, которая явно путешествовала с ним не один год.

Их с Лоусоном взгляды встретились, но Эстерли очень быстро отвел глаза и сделал вид, что смотрит, как городок Погибель ускользает за окном.

Лоусон задумался, уж не знает ли Эстерли о том, что в его сознании побывал Взор вампира — пламенное око, которое проникает в человеческую память и исследует все ее закоулки. Взор сказал Тревору по пути в Погибель из Хелены, что Илай Эстерли убил, как минимум, десяток человек, ища спасения то в виски, то в Господе — в равных дозах. Этот человек путешествовал в качестве проповедника уже несколько лет и пытался замолить грехи: избиение жены, прелюбодеяние, убийства в качестве охотника за головами… В Погибель Эстерли прибыл, чтобы посетить могилу своего единственного сына, которого застрелили два месяца назад, и теперь он лежит посреди грязного поля с другими сыновьями и дочерьми.

Это было ужасное темное правосудие, павшее на сына за грехи отца, подумал Лоусон, потому что Взор показал ему каждую жертву Эстерли.

Свисток снова заголосил, и это был скорбный звук.

Снег вихрями закручивался за окном. Лоусон, содрогнувшись всем телом, вновь ощутил аромат крови раненой девушки, ударивший ему в нос, словно удивительно богатый парфюм, и он подумал: как, во имя Христа, я собираюсь пережить эти тридцать миль?

Глава пятая

Лоусон прошел мимо Илая Эстерли и подыскал свободное место, где он мог бы закрыть глаза и постараться мысленно сбежать из этого злоключения. Обернутую одеялом лестницу с раненой девушкой разместили между двумя сидениями изголовьем к задней части вагона. Она все еще была без сознания, одеяло поддерживало ее голову, а края второго, оборачивающегося вокруг лестницы, прикрывали ее и сковывали движения. Бульдог-проводник стоял над девушкой, положив одну руку на сиденье. Во второй руке он держал карманные часы и сверялся со временем, чтобы понять, насколько состав отстал от графика.

Энн сидела в передней части вагона, ее пистолет не был взведен, но находился в пределах одного движения и одного удара сердца. Матиас, Преско и Ребинокс расположились на другой стороне прохода, и на лицах каждого отображалась определенная степень мрачности и отстраненности. Матиас, которому довелось увидеть красный блеск в глазах вампира, до сих пор не понимал, что именно он видел, но однозначно не хотел увидеть это снова, потому что даже одного взгляда в эти глаза хватило, чтобы сломить норов преступника и сбить с него спесь. Воспоминание о пугающем огоньке заставило Матиаса невольно взглянуть на Лоусона, но тот перехватил его взгляд, и Матиас тут же уставился в пол, заметно вздрогнув.

Тревор опустился на сидение, расположившись лицом к Эрику, который постарался сесть как можно дальше от остальных членов банды.

— Спасибо, — сказал молодой человек без лишних предисловий. — Я бы никогда сам не…

— Говори тише, — посоветовал Лоусон, опустив голос до едва слышного шепота, чтобы стук колес заглушал его. — Я не хочу, чтобы наш разговор хоть кто-то услышал.

— Хорошо, — растерянно произнес Эрик, оглянувшись по сторонам. — О чем вы хотите поговорить?

— Я хочу знать… ты хотя бы пытался попасть домой?

— Я не мог. У меня не было собственных денег, поэтому я бы далеко не ушел, а если бы попытался, исход был бы ясен. Матиас следил за нами, как коршун, и все деньги держал в ящике в своем тайнике. Должен сказать, что мы оставили почти восемь тысяч долларов в хижине в Погибели…

— Фоззи знает, где эта хижина?

— Может быть. Ему не составит труда выяснить. А что?

— Твоя банда только что купила доктору удобный офис и оборудовала операционную, в которую сможет попасть следующий пациент, нуждающийся в помощи. Я отправлю ему сообщение из Хелены и расскажу обо всем. И ты, разумеется, сообщишь мне все подробности об этой хижине и о том, где этот ящик и как его открыть. Согласен?

— Конечно! Но… я сомневаюсь, что Кантрелл не попытается присвоить хижину первым, если будет знать, что там можно найти.

— А он будет знать?

— Нет, пока не отогнет половицу под кроватью Матиаса. Но, чтобы попасть в хижину, нужно будет разбить окно, потому что ключ находится в кармане Матиаса прямо сейчас.

— Ничего, до Хелены осталось недолго, — проговорил Лоусон, на самом деле, успокаивая этим самого себя. — Телеграф находится прямо на станции.

Он наклонился чуть ближе к молодому человеку. Все его чувства были обострены, он ощущал, как по венам Эрика бежит горячая кровь.

Господи, помоги мне!

— Еще кое-что, — чуть севшим от жажды голосом произнес Лоусон, отгоняя мысли о крови. — Послушай меня очень внимательно, — он сделал паузу, чтобы понять, что полностью завладел вниманием Эрика. — В Хелене ты должен будешь поехать с девушкой в больничном вагоне. Ты не поедешь с остальными в Шайенн, а сядешь на поезд из Хелены в Омаху, как только сможешь, и отправишься домой. Ты меня слушаешь?

Эрик не отвечал довольно долго. Лоусон повторил, вложив немного больше силы в свой голос.

— Ты меня слушаешь?

— Да, — пробормотал Эрик. Он уставился в окно на темный пейзаж, полный снежных хлопьев, приземляющихся на грязное стекло. Поезд изогнулся — возможно, огибал горный перевал. — Я благодарен вам за то, что вытащили меня оттуда, — продолжил молодой человек. — Я вернусь домой… но вы просто не знаете, каково это… жить с моим отцом. И с двумя моими братьями — отец считает, что они оба хватают звезды с неба, а я… я не похож на них. Полагаю, он рассказывал вам это обо мне.

— Он рассказал достаточно, чтобы я смог понять, что ты сделал чертовски плохой выбор.

— Я не выбирал родиться в этой семье. Я не выбирал так отличаться от своих братьев. Не выбирал хотеть жить не только работой и не ходить по людским головам во имя коммерции и политики, — последнее слово он проговорил так, будто оно было ужасной болезнью. — Я не выбирал желать приключений… свободы от той жизни, которая сковывает цепями моих братьев так, что они даже справить нужду не могут, не спросив разрешения! Ох, и они обязаны жениться на девушках из правильных семей! Что ж, я из другого теста, мистер Лоусон. Я повернулся спиной ко всему, что мой отец считает священным, потому что… мне не место в его храме.