Роберт Стайн - Пожар

— Саймон, остановись! — звала Анжелика. Но Саймон уже не мог остановиться.

Он занес над головой сверкающий клинок.

Девушка вскрикнула и вскинула руки от страха.

Она попалась. Теперь-то уж попалась.

Шпага блестела так ярко, так ярко, что он видел лишь ее свет.

— Саймон, остановись! Остановись! — снова завопила Анжелика.

Но он уже вонзил клинок в грудь горничной.

Глава 21

Саймона окружал свет, ослепительный белый свет.

В тот момент, когда он вонзил шпагу в грудь Люси Гуди и та громко вскрикнула от боли, этот свет вспыхнул еще ярче.

И в центре этой белизны проступило маленькой темное пятнышко. Оно росло, и все кругом тоже темнело.

Саймон далеко не сразу понял, что пятнышко было кровью, кровью, выступившей на светлом девичьем платье.

Она все темнела, темнела. Пятно заслоняло собой весь мир.

Темнота густела, а ослепительный свет клинка померк, и Саймон снова стал различать окружающие предметы.

Все еще сжимая длинный эфес шпаги и не отрывая взгляда от разливающейся крови, Саймон увидел все. Увидел, что проткнул вовсе не Люси Гуди.

Он погрузил шпагу по рукоять в грудь собственной дочери.

— Саймон! Саймон! — звенели в ушах истошные вопли Анжелики, заглушая все прочие звуки, заглушая ужасающие мысли. — Саймон! Саймон!

Ханна тяжело повалилась отцу на руки, и шпага громко звякнула об пол.

Теплая кровь заливала рубашку Саймона Кровь Ханны.

Девушка издала слабый стон. Бе губы продолжали шевелиться, когда звук уже затих.

Не было слышно ничего, кроме душераздирающих криков Анжелики:

— Саймон! Саймон! Саймон!

Ханна умирала на руках у отца, ее голова лежала у него на плече, мягкие светлые волосы щекотали его лицо и спадали за спину.

Ханна умерла. Джулия умерла.

Анжелика, продолжая кричать, безумно закатила глаза и начала рвать свои длинные чернью волосы.

Роберт обнял братьев за плечи и увел подальше от страшной сцены, разыгравшейся у них на глазах.

Миссис Мак-Кензи всхлипывала, привалившись к стене, и утирала лицо передником.

— Я… я думал, что это Люси Гуди, — выдавил Саймон.

— Люси Гуди рассчиталась сегодня днем, — сообщила миссис Мак-Кензи сквозь слезы. — Она не вынесла обвинений мисс Ханны. Собрала вещи и ушла.

Саймон бережно обнял свою погибшую дочь. Когда он поставил ее на ноги, стало казаться, что они танцуют печальный и странный прощальный танец.

«Ханны больше нет, — осознал отец. — И Джулии больше нет. Мои чудеснейшие годы позади».

— Саймон! Саймон! Саймон! — твердила Анжелика.

— Я пытался спрятаться от этого, Анжелика, — всхлипнул муж. — Я думал, что подобного больше не повторится. Но проклятие семьи Фиаров вновь нас настигло.

— Саймон! Саймон! Саймон! — все вопила Анжелика у него за спиной. — Саймон! Саймон! Саймон!

И Саймон Фиар понимал, что этот крик будет преследовать его до конца дней.

Часть третья

Деревня Шейдисайд

1900

Глава 22

Хмурым осенним днем на цементную платформу станции Шейдисайд сошел с западного поезда молодой человек. Это был парень лет восемнадцати, привлекательной внешности, с каштановыми волосами, живыми карими глазами и дружелюбным открытым лицом.

Он быстро окинул взглядом центральную улицу селения. Шейдисайд казался приятным процветающим местечком с низкими кирпичными строениями и пышными деревьями. Затем парень поискал глазами какой-нибудь экипаж и громко крикнул:

— Извозчик! Извозчик!

Сразу же подъехала коляска, запряженная парой коней. Кучер, пожилой мужчина в синей кепке, с седыми волосами и бакенбардами, спрыгнул, чтобы помочь пассажиру погрузить чемоданы.

— Ничего, я и сам справлюсь, — сказал парень. — У меня всего одна сумка.

— Откуда же вы приехали? — спросил извозчик, оглядывая его с любопытством.

— Из Бостона, — ответил парень, — меня зовут Даниель. Даниель Фиар. Я решил навестить дедушку с бабушкой.

Глаза извозчика сузились от удивления:

— Вы сказали, Даниель Фиар? И вы приехали к Саймону и Анжелике Фиар?

— Да, это мои дедушка и бабушка. Но я их никогда не видел, — ответил парень. Он положил свою сумку на багажную полку позади экипажа.

Одна из лошадей рванулась, и коляска закачалась на рессорах.

— Меня зовут Мак-Гайр, — представился извозчик, приподнимая кепку. — Я ездил по Шейдисайду, когда вас и на свете не было. Но вы первый пассажир, который едет к Фиарам.

— Странно, — пробормотал Даниель с недоумением.

— В самом деле странно, — отозвался Мак-Гайр, качая головой. — Их дом стоял темным и закрытым с тех пор, как погибли две их дочери. Было это, кажется, лет тридцать пять назад.

— Дочери Саймона? — спросил Даниель удивленно. — То есть у меня были тети?

Извозчик кивнул.

— А кто будет твой отец?

— Джозеф Фиар, — ответил парень.

— Ах да, Джозеф, — произнес Мак-Гайр, почесывая макушку кепкой. — Я его прекрасно помню. Прелестный мальчишка. Кажется, они отправили его учиться через пару лет после… хм… после трагедии, случившейся с двумя девушками. С тех пор он не возвращался домой.

— Да. Мы сейчас живем в Бостоне, — сказал Даниель. — И никто из нас не приезжал в Шейдисайд. Мой отец — очень тихий человек, и очень скрытный. Он не рассказывает о своей семье многого. Я и не слышал о том, что у меня есть дедушка с бабушкой, пока не пришло известие о том, что дедушке исполняется семьдесят пять

— Значит, Саймону Фиару семьдесят пять, — произнес Мак-Гайр и поскреб подбородок.

— Да, — ответил. Даниель. — Дедушка прислал письмо, в котором просил меня приехать. И вот… я здесь.

Старый извозчик пробормотал что-то едва слышно. Потом повернулся, громко откашлялся и направился, к своему месту. Даниель видел, как МакТайр закрыл дверцу, залез на облучок и взял поводья.

Парень стал смотреть сквозь пыльное окошко на проплывавшую мимо местность. Сперва потянулся центр селения с лавками и конторами, затем его сменили низенькие жилые домики, потом — поля и фермы, а дальше тропинка заплутала по лесу. Низко нависшее небо делало пейзаж сумрачным и неприветливым.

Наконец Даниель услышал, как Мак-Гайр сказал: «Тпру!», и экипаж тут же затормозил В окошке появились высокие медные ворота, тускло блестевшие.

— Вот мы и приехали, сынок, — сказал Мак-Гайр. — Усадьба Фиаров..

Даниель открыл дверцу "и выглянул наружу.

— Нельзя ли проехать в ворота?

Старик долго молчал. Потом неохотно ответил: