Нелла Тихомир - Призрак гнева

На опушке леса, под черно-белыми соснами, Бран остановился, вытер со лба холодный пот. Прислонившись спиной к стволу дерева, зажмурился и постарался дышать ровно, чтобы унять шибко бьющееся сердце.

Шорох. Щелчок. Щеку опалило резкое, горячее прикосновение. Открыв глаза, Бран увидел, что длинная стрела торчит из коры у самой щеки. Древко мелко вибрировало. Несколько секунд Бран оторопело таращился на это, потом резко выпрямился. Успел заметить, как кустах мелькнула тень.

— Стой! — Бран кинулся туда. — А ну, стой, скотина!

Ответом был стук копыт. Когда Бран добежал до зарослей ольшанника, неизвестный всадник будто испарился. В кустах Бран нашел лишь обломанные ветви да истоптанный снег, а стрелка там уже не было.

Стрелок исчез.

Глава 12

Дом пылал, как факел.

Споткнувшись на бегу, Бран повалился в снег, но тут же приподнялся и зашарил взглядом по кустам, что остались сзади, за спиной.

Медведь не появлялся.

Бран сел в снегу. Пламя пожара со свистом кромсало ночное небо. Он не отрывал глаз от кромки леса. Там, в тени, притаилось существо, Бран чувствовал его незримое присутствие. Лишь полоса заснеженного поля разделяла их, и Бран знал: отведи глаза, отвлекись хоть на мгновение, существо тут же бросится на него из черного леса.

Бросится — и разорвет на куски.

— Колдун! Эй, колдун! — окликнул голос. Бран резко обернулся. Перед ним, ухмыляясь, стоял конунг. В ястребиных глазах играли отблески пожара.

— Ты спишь, колдун?

Что вдруг, хотел ответить Бран, но не успел. Послышался хруст снега, и из темноты появились неясные фигуры. Бран узнал Сигурда, Кнуда, Хелмунта, Асу, и еще людей… и еще…

Они обступили Брана со всех сторон.

— Вставай, колдун, — велел конунг. — Пойдем.

Куда, пытался ответить Бран, но слова примерзли к языку. Он сидел на снегу, красном, будто кровь, а они стояли и глядели на него.

— Хватит спать, колдун, — промолвил конунг. Бран повернулся…

Медвежья морда уставилась ему в лицо. Она ухмылялась, свиные глазки сверкали, а длинные клыки блестели слюной.

И пасть у зверя была шириной в дверной проем.

Страх сдавил Брану горло, от страха отнялись руки и ноги. Он повел вокруг себя глазами…

Отовсюду глядели медвежьи морды, пламя отражалось в масляных глазах. Одно из чудищ засмеялось, и остальные тут же подхватили его смех. Они стояли вокруг — и смеялись, смеялись, смеялись, и даже рев пожара не мог заглушить их глумливый хохот.

Бран закричал.

И проснулся.

— Вставай уже, колдун, — звал чей-то голос. Бран рывком сел, отбросив от лица медвежью шкуру.

В сарае был страшный холод. Снаружи давно рассвело, свет проникал внутрь сквозь длинную трещину, и золотистое облако пыли тихо стояло в бледном негреющем луче.

— Наконец-то, — сказал тот же голос. — Ну, ты и дрыхнешь, не добудишься тебя.

У входа маячил человек, Бран тут же узнал его, несмотря на полумрак. Это был Хелмунт, чокнутый раб.

— Ну, идешь, что ли, колдун? — осведомился Хелмунт. Бран с отвращением оглядел его долговязую фигуру. Хелмунт был так высок, что казалось, будто он упирается в потолок головой.

— Ты здесь чего? — у Брана был хриплый голос. — Ты чего… тут делаешь?

— Тебя бужу, — Хелмунт пожал плечами. — Все добудиться не могу. Чего это ты так дрыхнешь, а, колдун? Чего, заболел?

— Тебе какое дело, — Бран провел ладонью по лбу. Тело болело как избитое, волосы противно липли к вискам. Перед глазами мелькали обрывки сна: пламя пожара… багровый снег… клыки чудовища, блестящие слюной.

Бран поднял голову. Хелмунт торчал у двери, точно ободранная ворона. Бран смотрел на него, чувствуя себя прескверно.

— Чего тебе? — бросил Бран. — Говори, чего надо?

— Ишь, быстрый какой, колдун. Конунг тебя к себе требует.

— Конунг — чего? — Бран разозлился. — Может, я ослышался? Ты тут, кажется, сказал какое-то слово?

Хелмунт осклабился:

— Ух ты, ух ты, распушил пёрья. Ну, не требует, просит, доволен? Так больше нравится? Ну, значится, он просит. Полно уж, не петушись.

— А тебе не кажется, что для раба ты слишком дерзок? Можно ведь и плетей схлопотать.

Хелмунт пожал плечами:

— Нам не впервой. Нашел, чем пугать. Ну, так идешь, что ль?

— Иду, — огрызнулся Бран. — А сейчас выйди вон и подожди снаружи.

Дверь закрылась. Бран скинул с себя тяжелую шкуру и осторожно повел плечами. Рубаха присохла к ранам, оставленным медведем, движение причинило такую боль, что он зажмурился.

Вот дьявол… Надо было вчера…

Он попытался снять рубаху — и едва не закричал от боли. Снаружи забарабанили в дверь, и Хелмунт заорал:

— Да где ты там уже, колдун! Сколько дожидаться?

— Иду! — Бран не без труда встал на ноги. Плащ, изодранный медведем, валялся на полу. Подумав, Бран надел потрепанную шерстяную безрукавку. Лихорадило, и кружилась голова. Ладно, поговорю только с конунгом, и назад. Кое-как пригладив встрепанные волосы, превозмогая боль, он медленно пошел к двери.

В доме конунга стояла полутьма. За стеной, на улице, был день, светило солнце, а здесь чадили железные лампы, и казалось, будто этот дом — царство вечных сумерек.

Бран остановился возле входа. В лицо ударил запах жилья, тяжелый и удушливый: запах гари, очага и спертого воздуха. Приготовленной пищи и коровьего навоза, запах человечьего дыхания, человечьих тел.

Запах жизни.

Он вонзился в ноздри, едва не сбив с ног, так, что разом перехватило дыхание. Брану захотелось выскочить наружу, однако он сдержался. Главным было переждать несколько минут, а когда притерпишься, перестанешь обращать внимание на вонь.

Стоя у порога, он огляделся. Дом ничем не отличался от других, какие привыкли строить в этих землях: огромный сруб из цельных бревен с высоченной двускатной крышей, без единого окна, с нарами вдоль стен, где дневала и ночевала вся семья, с очагом, устроенным прямо на полу. Длинный сосновый стол красовался прямо посредине. Вокруг на скамьях и табуретах разместилась конунговы домочадцы: конунг во главе, недалеко от очага, родичи и воины — с боков, а на конце, что ближе к двери, работники из свободных. За столом прислуживали рабы.

— Чего там встал, колдун? — привел его в чувство голос конунга. — Коль пришел, так заходи, нечего у порога торчать.

Люди, будто по команде, повернули головы и уставились на Брана, шум и говор стихли. Конунг щурился. Он выглядел хмурым и неприветливым, под стать тону, которым произнес свои слова.

— Ты меня звал, конунг? — спросил Бран.

— Звал, звал. Ты вчера за обедом не объявлялся, вечером тоже. Проголодался, небось? Ты хоть и колдун, а колдовством, поди, особо сыт не будешь. Так что — садись за стол, угостись, чем боги послали.