Эдуард Катлас - Создатели

Лекс кивнул. Не впадать в ярость — это было легко. Он в нее никогда не впадал, хотя помнил ту эмоцию, что пришла вместе с болью в колене.

— Пойми, здесь на самом деле нет миль. Даже нет часов и дней. Если ты сумеешь это захотеть, то окажешься на вершине того пика, — Михаил указал пальцем на самую дальнюю гору, ненадолго освободившуюся от облаков, — через мгновение. Но при этом будешь искать меня целую вечность и не найдешь никогда. Я знаю, как закрываться. Ты — не знаешь. Этому надо учиться. Но у тебя есть другая сила.

Михаил присел рядом с Лексом и коснулся пальцами его бицепса.

— Мышцы здесь — ничто. А вот твое воображение, умение создать подобный мир вокруг себя — это главная сила, которая здесь важна. Но не единственная. Некоторые берут умением сосредотачиваться. Другие — спонтанностью. Пока просто знай — чем четче ты рисуешь свой мир, тем меньше шансов у нападающего тебя достать.

— А зачем? — Лекса волновал лишь один вопрос. Хотя он догадывался, что будет звучать глупо. — Зачем нападать?

Михаил кивнул, понимающе и с сожалением на лице.

— Взрослей, Лекс. Помни: почти все приходят в этот мир с болью. Даже хорошие люди здесь часто становятся монстрами. Я видел много таких. Здесь плавают мечты убийц, самые безумные из фантазий насильников, ярость падших праведников, не сумевших достучаться до своих богов. Многих меняют фамильяры, даже тех, кто умудряется выжить после встречи с ними. Некоторых отравляют пожиратели. Их яд проникает в тебя, и ты сам становишься подобен демонам. Но большинство попавших сюда готовы к злу изначально. Слишком легко принимают правила игры. Слишком увлеченно в нее включаются. Главное — помни, что ты — это ты. Чувства этого мира иногда не выдумка, но огоньки — последние мысли и эмоции умерших людей. А эмоции умирающих редко добры. Но если добро здесь можно творить только из зла, придется тебе этим заняться.

— Мне?!

— Тебе, мне, всем нам… Ладно, хватит пока. Пора уходить. А ты прячься. Собирай огоньки. Когда увидишь — поймешь, что это такое. Но не думай, что это светлячки над болотом — внешне они какие угодно. Я вернусь, как только смогу. Спасибо за дерево, не знаю, как называется. Отличный защитник будет у дома.

— Дуб. Дерево называется дуб.

— Дуб? Хорошо. Недостатки городского воспитания, знаешь… Рисуй свой мир как можно четче. Все, что ты представил в своем мире, очень сложно изменить. Смотри.

Михаил подошел к булыжнику, созданному Лексом неподалеку, и с трудом отвалил его в сторону. Оказалось, что прямо под булыжником, неизвестно сколько веков, лежал огромный меч. Совсем заржавевший, но все еще опасный.

— Видишь? Поэтому те, кто не уверен в себе, создают очень простые миры. В них легко попасть, но непросто что-то изменить внутри — потому что нет пространства для маневра. У тебя — другая проблема. Под любым камнем враг может положить себе отравленный нож. Это одна из самых простых уловок. Учись. Удачи тебе, Лекс!

Михаил подошел ко рву и прыгнул в воду. И исчез, как только Лекс потерял его из виду. Мальчик это почувствовал. Чужое присутствие просто пропало. Он оказался в своем мире в полном одиночестве. Снова.

Лекс удивился, насколько много ему понадобилось сил, чтобы заставить исчезнуть ржавое оружие, созданное под его камнем, но не им. Для сравнения он стер и камень. И это было просто.

Глава 5

Субаху

Сияние его величия распространялось и накрывало все вокруг.

После того как он сумел справиться с силой, полученной от того заблудшего, его сияние должно было проникнуть в самые отдаленные места этого мира. Высветить в нем нирвану. Показать дорогу к ней.

Или, по крайней мере, защитить от новых нападений.

Ожидание новых испытаний оказалось не таким уж и скучным.

Субаху чувствовал, как мощь буквально распирает его, и несколько раз порывался встать и пойти вперед, навстречу новым испытаниям. Реальность этого мира очень хорошо подчеркнул порез от меча. Ему было тяжело удержаться от действий, настолько реалистичной казалась здесь материальная составляющая.

Но Субаху знал, что как только встанет на путь физической силы, то проиграет. А ему нужно было не насладиться своим текущим состоянием, а прийти к нирване.

Поэтому он сидел и медитировал, ожидая знаков.

Потом стали появляться тени. Их привлекало сияние, что распространяла душа Субаху вокруг себя, он знал. Это и был еще один знак. Тени метались на границах его владений, на краю света, боясь приблизиться. Больше всего они были похожи на полупрозрачный черный шелк, мягко летящий в воздухе, в белизне его сияния.

Иногда то одна, то другая все-таки приближалась, и Субаху принимал их. Так же, как простил и проглотил ракшаса, так же, как соединился с заблудшим монахом. Уже после первого слияния он понял, что это души погибших людей. Слишком слабые, чтобы искать дорогу в нирвану самостоятельно. Слишком слабые, чтобы хоть когда-то достичь ее, сколько бы раз им ни давался шанс. Поэтому они и приходили к нему. Для того чтобы, пусть и в неполноценном, бессознательном состоянии, но достичь нирваны вместе с ним.

Так что — это был знак. Знак того, что Субаху на верном пути. Раз у него все больше и больше попутчиков, значит, наверняка путь есть, что бы там ни говорил монах.

Каждая тень добавляла Субаху новых сил. Совсем немного — едва заметно по сравнению с силами ракшаса, и совсем уж мизер, если сравнивать с тем, что оно получил от монаха. Но они приплывали, эти тени, одна за другой. А у него была впереди вечность, чтобы собирать их.

Раз все равно никто не спешит впускать его в нирвану, значит, можно поднабраться сил, чтобы ворваться в нее, если понадобится, разрушив все барьеры и одолев любое сопротивление.

Этот мир нравился ему все больше и больше. Он даже думал, что, возможно, это если и не нирвана, то неплохое место для отдыха. Совершенствования. Анализа всех своих достижений.

Лекс

Он творил с такой скоростью, словно боялся, что вот-вот у него отберут эту новую великолепную игрушку. Возможность вот так, одним мановением мысли, создавать целые миры, от горизонта до горизонта.

Это походило на запой, если бы он не был слишком молод и мог сравнивать. Из того, с чем он мог сравнить, это больше всего напоминало ему те дни, когда он только-только установил «Paint» на компьютере отца, с его разрешения, конечно. Но вот пробираться тайком в библиотеку-кабинет и ночи напролет рисовать на компьютере — на это Лекс разрешения точно не спрашивал. Потому что знал, что такого разрешения никто не даст.