Юрий Нестеренко - Чёрная топь

В восемь вечера постучалась Лида и предложила поужинать. В меню было то же, что и вчера, правда, картошка на сей раз оказалась свежесваренной. Как и утром, девушка не выразила готовности составить им компанию, да Алекс и не решился просить ее об этом, не зная, чем чреват похмельный Лыткарев. Наконец начало темнеть, и путешественники улеглись спать. Сергей почувствовал укол совести, вновь занимая кровать; если называть вещи своими именами, то он не оказал Алексу услугу, а, напротив, втравил того в неприятную и, похоже, опасную историю — и все лишь из-за того, что поленился раз- вернуться вовремя. Так что у него не было никаких оснований монопольно претендовать на более комфортное ложе; однако Коржухин успокоил себя мыслью, что пока что один оплачивает все их расходы (не- смотря на высказанную хичхайкером готовность возместить свою часть). Успокоенная совесть, однако, если и необходимое, то явно недостаточное условие хорошего сна; Сергей долго ворочался, переворачивал подушку относительно прохладной стороной, но в комнате, где оконная щель вновь была закрыта, было, должно быть, слишком жарко и душно. Алекс тоже шевелился в темноте, а затем Сергей услышал, как заскрипели половицы.

— Ты куда? — тихо спросил он, переворачиваясь на правый бок.

— Разрешите отлучиться в сортир, товарищ командир? — осведомился Алекс.

— Отлучайтесь.

— Слушаюсь!

Алекс, однако, сказал ему неправду. Он решил просто малость проветриться. Он помнил все предупреждения, полученные со вчерашнего вечера, и не был расположен к отважным рейдам по ночному Игнатьеву, однако говорил себе, что если он чуть-чуть пройдется по улице Ленина и сразу повернет назад, то с ним ничего не случится. Однако эта мысль, казавшаяся вполне логичной в сенях (кажется, именно так следовало называть переднюю в подобном доме), с каждым шагом по направлению к калитке теряла свое очарование. Ночь была ясной, но безлунной; ни один огонек не рассеивал мрак. Подойдя к калитке, Алекс внезапно понял то, что они могли заметить еще сутки назад — даже на главной улице Игнатьева не было фонарей. Он все же отпер калитку и ступил на асфальт улицы, но здесь остановился, не решаясь отойти от дома. Тьма и тишина окружали его со всех сторон; лишь мерно свиристели ночные цикады, да иногда лег- кий ветерок шелестел в кронах садовых деревьев. Было, вероятно, не позже одиннадцати — в такой темноте Алекс не мог разглядеть циферблат часов — однако, насколько хватало глаз, нигде не светилось ни одного окна. Одни лишь звезды сверкали в небе над Игнатьевом, словно холодные бриллианты — яркие, крупные, незнакомые жителям больших городов. Казалось, что это именно они, а не цикады, звенят в ночи.

Откуда-то донесся протяжный крик ночной птицы. Алекс вспомнил о сотнях километров лесов и болот, окружающих этот странный город; подумал о мертвом грузовике, глядящем выбитыми фарами на заброшенную дорогу; представил себе, каково сейчас на черном озере. От этих мыслей у него похолодело в животе… и в этот миг он услышал за спиной шаги. Мелкие, дробные… не человеческие.

Прошло, наверное, две или три секунды — показавшиеся, однако, Алексу минутами — во время которых хичхайкер стоял, как вмурованный в асфальт, не в силах повернуться и взглянуть на то чудовище, которое приближалось к нему из темноты. Наконец он решился и резко развернулся, готовясь броситься бежать.

Однако бежать было не от кого. По улице Ленина неспешно трусил их старый знакомый — тот самый козел, что первым встретил их в Игнатьеве. Алекс узнал его по обломанному рогу. Вполне себе заурядный представитель подотряда жвачных парнокопытных… если, конечно, не принимать в расчет то обстоятельство, что обыкновенно одомашненные представители этого подотряда не имеют привычки гулять по городу ночью.

Животное, не обращая особого внимания на человека, деловито просеменило мимо и двинулось дальше по улице. Уже после того, как козла поглотила тьма, Алекс все еще слышал, как цокают по асфальту его копытца. Затем хичхайкер поспешно повернулся и зашагал к дому; сердце его все еще колотилось, словно после стометровки на время.

Уже поблизости от крыльца, чувствуя себя в относительной безопасности, он остановился и вновь посмотрел на усеянное звездами небо. Что ни говори, а зрелище было красивым. Алекс никогда особо не увлекался астрономией, но сейчас пожалел, что у него нет при себе телескопа или хотя бы мощного бинокля.

Насмотревшись на небесное великолепие, Алекс повернулся в сторону крыльца — и сердце его, совсем было успокоившееся, вновь сорвалось в галоп. Неподалеку от него под деревьями стояла безмолвная и неподвижная фигура.

— Алекс, — услышал он тихий голос Лиды. Должно быть, девушка стояла на улице давно и привыкла к темноте, раз поняла, что это он; ее он видел лишь в виде едва различимого, сливающегося с деревьями силуэта.

— Лида?

— Алекс, расскажи мне о большом мире, — внезапно попросила она, и обстоятельства этой просьбы удивили его больше, чем ее переход на «ты».

— А что, учитель географии с этой задачей не справляется? — хичхайкер не мог обойтись без иронии.

— Не смейся над моим отцом, — строго сказала она.

— Извини. Что ты хочешь узнать?

— Все. Нет, не где какие города и горы… Мне интересно, на что похожа жизнь там, за пределами Игнатьева.

— Хорошо. А ты расскажи мне, на что похожа жизнь внутри Игнатьева, — Алекс говорил с шутливой интонацией, но весь напрягся в ожидании ответа. Днем Лида явно боялась откровенничать, но, возможно, сейчас?

— А ты разве не видел? — ответила она вполне скучным тоном, но ему показалось, что ее голос чуть дрогнул.

— Может быть, я видел не все?

— Значит, оно не стоило внимания.

Алекс так не думал. Более того, и то, что он видел, заслужива- ло детальных разъяснений. Но, похоже, Лида не решалась их дать. Мо- жет быть, позже удастся ее разговорить?

— Ну что ж, — сказал он, — тебе повезло с источником информа- ции. Сам я из Тюмени, но бывал в разных местах. В том году в Москве был, сейчас вот во Владивосток еду…

Однако прежде, чем Алекс успел углубиться в подробности своей богатой автостопнической биографии, скрипнула дверь, и на пороге появился еще один силуэт. Вышедший на крыльцо не зажигал света, но по огоньку папиросы Алекс понял, что это не Сергей. Ситуация была не из лучших — хоть они и не делали ничего предосудительного, хо- зяин явно не одобрял контактов дочери с приезжими, и теперь, застав их ночью в саду наедине…

— Лида, иди спать, — только и сказал Лыткарев. Голос его звучал скорее устало, чем гневно.

Лида молча повернулась и пошла в дом. Алекс замер на месте, подумав вдруг, что Лыткарев мог и не разглядеть его в темноте. Тот, вроде бы, подтвердил это предположение — он просто молча стоял на крыльце и курил.