Эринии и Эвмениды - Риган Хэйс
Ручки, стикеры, смятые фантики в мусорной корзине… Все это меня не прельщает, в отличие от кулона с подвеской в виде серебристой капельки, спрятанного в шкатулке на прикроватной тумбочке. Нет, тоже не подойдет: такую пропажу могут заметить и разболтать всей академии, что среди учащихся завелся воришка. Ни к чему навлекать на себя подозрения, за мной и без того тянется длинный шлейф неприятных историй. Как и до Мэй, нужно взять лишь ту вещь, которой не хватятся. Безделушку, пропажа которой не расстроит бывшую хозяйку и не займет надолго ее мыслей.
Вижу у ножки кровати коробку со сложенными друг в друга носками и наклоняюсь к ним. А под кроватью нахожу клетку с кроликом по имени мистер Скиттлс.
— Вот это да, ты еще жив, дружок?
Мистер Скиттлс — самый незаконный житель Уэст-Ривера. Ученикам строжайше запрещено иметь здесь животных, и Мэй держит кролика уже несколько лет в секрете ото всех, кроме разве что своих подружек. Интересно, какими угрозами Мэй Лин заставила свою соседку, Джорджину, помалкивать об ушастике в их комнате?
Что ж, носок утащить не страшно — они ведь так часто теряются, правда? Без зазрения совести разлучаю носочную пару с кружевной тесьмой на резинке. Походя вспоминаю записи о ритуале из гримуара и обдумываю: не забыла ли что‑то? Все ли вещи собрала?
Однако кое-что очень важное вылетело из головы. Символ жизни. Символ смерти. Ну конечно! Я совсем забыла о жертве… По ритуальному замыслу я должна принести в жертву живое существо, да только где его отыщешь в Уэст-Ривере? Не устраивать же сезон охоты в лесу, в самом деле…
И тут меня осеняет. Да вот же, ответ у меня под носом! Я поворачиваюсь и возвращаюсь к клетке с кроликом. Смотрю на него удрученным взглядом палача и говорю:
— Прости, мистер Скиттлс, но ты пойдешь со мной.
Думаю, пропажа любимца расстроит Мэй куда больше утерянного носка, но у меня нет выбора. Такова жизнь, дорогая Мэй: как бы мы ни пытались уберечь дорогое нашему сердцу, всему однажды приходит закономерный конец.
Чердак временно становится убежищем не только для меня, но и для мистера Кролика. Разумеется, тащить его к себе в комнату — все равно что расписаться в содеянном преступлении. Как бы я объяснила появление питомца Ханне? Не говоря уже о том, что все сказанное или сделанное мной при соседке тут же станет достоянием общественности.
Законы Уэст-Ривера удивительным образом играют мне на руку. Зная о запрете на питомцев, Мэй не растрезвонит о пропаже на всю академию. Рисковать своей репутацией Мэй Лин не станет даже ради пушистого любимца, в этом я уверена на все сто.
До полнолуния остается несколько часов, и я трачу их на то, чтобы свериться с ритуалом. Все пять вещей покоятся в моей сумке. Еще пять глиняных блюдец я стащила из мастерской, где ученики занимаются на курсе искусствоведения. И свечи… Ради свечей пришлось наведаться к смотрителю, который на полставки был еще и завхозом. К сожалению, застать его пристройку пустой не удалось: Барри Роуч как раз развалился в подранном кресле перед теликом, где показывали его любимый футбол. На счастье, матч выдался не самым захватывающим, и мистер Роуч заснул с банкой пива в руке. Пользуясь моментом, я прокралась к его комоду с хозяйственным оборудованием и в полуистлевшей коробке отыскала свечи. Отсчитав пять штук, я устремилась к выходу, как вдруг Роуч пробудился с яростным воплем и смачно выругался, явно недовольный, что пропустил тот самый момент матча, когда все пошло «по одному месту». Я обмерла позади его кресла и даже вспотела, испугавшись, что он заметит меня. Вскоре сон с примесью алкогольного опьянения одолел его, и я как можно тише выбралась наружу. Такого прилива адреналина я не испытывала давно.
Все самое сложное позади, и сейчас, сидя в безопасности на чердаке, я радуюсь успеху и перекатываю в пальцах кусочек свечного воска. Осталось совсем немного. Последний рывок на пути к освобождению.
Сверяюсь с лунным календарем в смартфоне — полнолуние уже близко. Успеваю прочесть еще немного стихотворений Россетти и отобрать отрывков для Дэнни. Чувствую себя обязанной и кормлю кролика кусочком морковки из столовой (плюсы вынужденного дежурства) — последнее его лакомство. Затем достаю его из клетки за загривок и усаживаю в холщовый мешок с маленькими прорезями, чтобы не задохнулся раньше времени; собираю вещи в рюкзак и выдвигаюсь на улицу.
На кампус уже опускаются лиловые сумерки. Подтаявший за день снег чуть подмерзает и покрывается хрустящей корочкой. Он звонко лопается под моей поступью. Изо рта вырывается пар: его завитки уносятся ввысь, растворяются в низко нависших сиреневых тучах. Ноги сами несут меня в подлесок. Лучшего места для ритуала призыва не найти: у реки точно не было людей уже несколько дней, как не бывало прежде и похожих таинств. Хотя в этом я до конца не уверена.
Украдкой пересекаю границу Уэст-Ривера в том самом тайном месте, где совсем недавно пробиралась на волю. Сюда же обычно ускользают парочки, чтобы целоваться вдали от вездесущего ока преподавателей, но сейчас слишком холодно для обжиманий, и потому я ни на кого не наталкиваюсь. Незаметно прохожу по тропинке и углубляюсь в лес.
В ходе недолгого осмотра останавливаю свой выбор на небольшой полянке рядом с еще не замерзшей рекой. Достаточно далеко от кампуса, чтобы меня не засекли, и достаточно близко, чтобы успеть вернуться до отбоя.
Я расставляю свечи и плошки в соответствии с рисунком на вырванной из гримуара странице и черчу на снегу непонятные мне символы. Пускай я и не знаю их значения, это неважно: главное, чтобы их понимал тот, к кому хочу воззвать. Дрожащей от холода рукой зажигаю свечи — их пламя танцует на ветру, но не гаснет.
Теперь, когда время пришло, пробегаюсь глазами по словам призыва: «Сосуды трофеев кровавых полны…»
Сосуды, один за другим, заполняю вещами, принадлежащими каждому из моих обидчиков: заколка
