Стивен Кинг - Бессонница

— Луиза, — перебил ее Ральф, поднимая бровь и надеясь, что это напоминает ироничную манеру Билла Мак-Говерна, — ты слишком много болтаешь.

— Неужели?

— Да. Так бывает всегда, когда ты нервничаешь, не переживай.

Мне безумно понравилась эта дамочка. — И его слова вовсе не были преувеличением; Ральф моментально влюбился в черного, с подпалинами щенка гончей.

— А как ты ее назовешь? — спросила Луиза.

— Розали, — ответил Ральф.

Следующие четыре года оказались очень удачными для Элен и Натали Дипно. Некоторое время они скромно жили в снимаемой в восточной части города квартирке на жалованье Элен. Их дом на Гаррис-авеню был продан, но деньги пошли на оплату огромных счетов. Затем в июне 1994 года Элен неожиданно получила страховку… Только ветром, принесшим деньги <Windfall (англ.) — это и плод, сбитый ветром, и неожиданно полученные деньги (игра слов).>, оказался Джон Лейдекер.

Первоначально «Восточная страховая компания» отказалась выплачивать страховку Эда Дипно, утверждая, что он покончил жизнь самоубийством. Затем, после множества разговоров и убеждений, они пришли к определенному соглашению. Их убедил приятель Джона Лейдекера по игре в покер Говард Хэймен. В свободное от игры в карты время Хэймен был юристом, наслаждающимся борьбой со страховыми компаниями.

Лейдекер случайно встретился с Элен в феврале 1994 года в доме Pальфа и Луизы, и все в нем перевернулось от восхищения («Случившееся со мной никогда не было любовью в обычном понимании этого слова, — позже поведал он Ральфу и Луизе, — но, пожалуй, и к лучшему, учитывая, как все оно вышло»).

Он познакомил Элен с Хэйменом, так как был уверен, что страховая компания пытается надуть ее. «Эд сошел с ума, а не совершил самоубийство», — сказал Лейдекер и утверждал это даже после того, как Элен вручила ему его шляпу и указала на дверь.

После того как Говард Хэймен обвинил «Восточную страховую компанию» во всех мыслимых и немыслимых грехах, Элен получила чек на семьдесят тысяч долларов. Поздней осенью 1994 года большую часть этих денег Элен потратила на покупку особняка на Гаррис-авеню, через три дома от ее прежнего жилища и как раз напротив Гарриет Бенниген.

— Мне никогда не нравилось жить в восточной части, — однажды в ноябре того же года призналась Элен Луизе. Женщины возвращались из парка. Натали дремала в коляске, о присутствии малышки говорил лишь кончик розового носика и облачко холодного дыхания, вырывавшегося из-под огромной шапки, собственноручно связанной Луизой. — Все время я мечтала о Гаррис-авеню, мне даже снилось это место. Разве не безумно?

— Не думаю, что сны когда-нибудь бывают безумными, — ответила Луиза. Элен и Джон Лейдекер встречались большую часть лета, но ни Ральф, ни Луиза не удивились, когда ухаживания внезапно прекратились после Дня Труда, как и тому, что на строгой блузке библиотечного работника Элен появился розовый треугольник, приколотый английской булавкой. Возможно, Ральф и Луиза не удивились, потому что прожили достаточно долго и многое повидали на своем веку или, возможно, на некотором глубинном внутреннем уровне они по-прежнему видели ауры, окружающие людей и предметы и открывающие вход в тайный город скрытых смыслов и завуалированных мотивов.

После переезда Элен на Гаррис-авеню Ральф и Луиза частенько присматривали за Натали, невероятно наслаждаясь этим. Натали была ребенком, который мог бы стать венцом их брака, поженись они лет на тридцать-сорок раньше; самые холодные, мрачные зимние дни становились теплее и ярче, когда приходила Натали, похожая на медвежонка в своем розовом зимнем комбинезончике с варежками, свисающими на тесемках.

— Пливет, Вальф! Пливет, Лисе! Я плисла к вам!

В июне 1995 года Элен купила подержанную «вольво», к которой прикрепила девиз:

«МУЖЧИНА НУЖЕН ЖЕНЩИНЕ ТАК ЖЕ, КАК РЫБЕ ВЕЛОСИПЕД».

Это утверждение ничуть не удивило Ральфа, но при виде надписи ему всегда становилось грустно. Иногда он думал, что самым ужасным наследством, оставленным Эдом своей вдове, было именно это не очень-то забавное утверждение, и когда он видел надпись, то вспоминал Эда в тот летний день, когда, выйдя из «Красного яблока», он отправился выяснять с ним отношения.

Припоминал, как Эд сидел без рубашки, а на линзах его очков засохли капли крови. Как Эд подался вперед, уставившись на Ральфа умными глазами, и сказал, что когда глупость достигает определенного уровня, с ней становится очень трудно жить.

«А затем стало происходить нечто ужасное», — иногда думал Ральф. Но он уже не мог вспомнить, что именно случилось, хотя, возможно, это и к лучшему. Однако провал в памяти (если только это был провал) никак не влиял на его уверенность в том, что с Элен поступили очень нехорошо… Что капризный, вздорный рок привязал пустую консервную банку к ее хвосту, а она даже не знает этого.

Через месяц после покупки Элен «вольво» с Фэем Чепином случился сердечный приступ, когда он составлял первичный список участников «взлетно-посадочного» турнира. Его увезли в городскую больницу Дерри, где он и умер семь часов спустя. Ральф посетил Фэя незадолго до кончины, и когда он увидел номер палаты — 315, — его охватило сильнейшее ощущение deja vu.

Сначала, как предположил он, виной всему то, что Кэролайн окончила свои дни в соседней палате, но затем Ральф вспомнил, что Джимми В. Умер в этой же палате. Они с Луизой навестили Джимми как раз перед его смертью, Ральф тогда еще подумал, что Джимми узнал их обоих, хотя и не был уверен в этом; воспоминания о том времени, когда он впервые стал по-настоящему обращать внимание на Луизу, были весьма туманны. Он предполагал, что отчасти виной тому любовь, а частично — старость, но, возможно, в основном бессонница — он достаточно настрадался после смерти Кэролайн, хотя в конце концов бессонница излечилась сама собой, как бывает иногда в жизни. И все же ему казалось, что нечто (приветствую тебя, женщина, приветствую тебя, мужчина, мы ждали вас) абсолютно неординарное произошло в этой палате, а когда Ральф взял высохшую, обессиленную руку Фэя в свои и улыбнулся, глядя в испуганные, смущенные глаза Фэя, в голову ему пришла странная мысль: «Сейчас они вверху, в углу комнаты, и наблюдают за нами».

Он взглянул вверх. В углу, конечно, никого не было, не на долю секунды… На одно мгновение…

Жизнь между 1993 и 1998 годами шла так, как она всегда протекает в городишках, подобных Дерри: апрельские почки превращались в разноцветные, опадающие листья октября; в середине декабря в домах зажигались рождественские елки, а в начале января их выбрасывали, и серебристый «дождик» печально свисал с еловых веток; дети появлялись на свет через входные двери, а старики уходили через выход. Иногда выходом пользовались и совсем молодые люди.