Ким Ньюман - Ночью, в сиянии полной луны...

Существо ухватило полицейского за горло и ударило его о ставень ломбарда. Ботинки копа болтались в нескольких дюймах от тротуара. Палец с острым когтем вонзился ему в шею. Кровь брызнула, будто сок из апельсина.

Свободной рукой — это была скорее рука, чем лапа, длинные пальцы оканчивались прочными когтями — зверь разорвал на своей жертве бронежилет и униформу, обнажив белое тело, безволосое и без всяких татуировок. Тремя взмахами руки он начертал знак.

Зигзаг.

Зверь нажал еще сильнее, и голова копа с хрустом отделилась от спинного хребта. Существо отбросило свою жертву.

Команда Смерти выхватила оружие и разрядила его в зверя. Того отбросило на ставень, в его густом рыжем мехе зазияли дыры. У Стюарта заложило уши от невыносимого грохота близкой пальбы. Позабытый всеми, он с трудом поднялся на ноги.

Надо бы было бежать.

…Но он должен был увидеть, что будет дальше.

После долгой согласной стрельбы Команда Смерти прекратила поливать воздух пулями, чтобы взглянуть на свою жертву.

Эй, мужики, похоже на ту тварь, за которой мы гонялись прошлой ночью. Чудище, наверное, сбежало из зоопарка или еще откуда-нибудь…

Зверь еще стоял, опаленный и дымящийся. Его разодранная шкура была пробита и обожжена. Но он не был мертв, не был, казалось, даже ранен.

Стюарт заглянул ему в глаза. Это были какие-то не звериные глаза, совсем не звериные.

— Добейте его в голову! — приказал кто-то.

Появилась винтовка, и красная точка задрожала на лбу существа. Винтовка выстрелила, раздался хруст кости.

— Есть.

Среди густого и более темного меха на месте бровей появилась черная заплата, но глаза были по-прежнему живыми.

— Мать…

Охотник оттолкнулся от ставня и ринулся в атаку. Кроме мертвого киллера, в команде было семь человек. Двадцать секунд спустя все они были мертвы или умирали.

Стюарт не мог отвести от него взгляда. Охотник был быстр и точен, как грациозный, но смертельно опасный танцор. Великолепные мышцы перекатывались под густой шерстью. Глаза, зубы и когти сверкали серебром. Местами серебро было окроплено красным.

Некоторые копы снова открыли огонь. Другие пытались бежать. Все было бесполезно. Униформы трещали. Булькающие вопли раздавались из раздавленных шлемов. Конечности отрывались от тел, точно прутики от ветки, липкие кольца кишок вываливались из вспоротых когтями животов.

Все мертвецы были помечены зигзагом.

Все закончилось быстрее, чем уши Стюарта перестали болеть от пальбы. Он еще не успел привыкнуть к мысли, что спасен от ножа.

Спасен, но надолго ли?

Человекозверь, который истребил Команду Смерти, приземлился на все четыре лапы среди своих жертв, не обращая внимания на еще слышные стоны. Довольный, с набитым мясом ртом, он стоял прямо, на двух ногах. Окруженный мертвецами, это он был повелителем Джунглей. Широкая грудь поднялась, и охотник завыл на луну.

Вой был вполне звериным, но к нему примешивалась человеческая песнь. Стюарт знал, что на них смотрит множество глаз — из-за ставней, в окна, из переулков. В Джунглях знали про охотника. Просто не говорили о нем белым.

Песнь охотника окончилась. Он оглядел улицу зоркими никталопическими[46] глазами. Где-то в вышине рубили вязкий воздух вертолетные винты. Новое подкрепление было на подходе.

Стюарт прислонился к патрульной машине. Охотник взглянул на него, свирепо скалясь во всю пасть, все сильнее и сильнее обнажая зубы.

Охотник, сражавшийся за свою добычу, заслужил ее. На этот раз Стюарт перед смертью был спокоен.

Пасть охотника открылась еще шире. Оскал был хищный, как у акулы. Длинная голова охотника дернулась, когда он проглотил то, что жевал. Он направился к Стюарту, в его умных глазах светился явный интерес.

Глаза были знакомыми.

Стюарт понял, что человекозверь не собирается убивать его. Этот охотник нападал только на тех, кто заслуживал смерти.

Теперь охотник был совсем рядом. Стюарт видел человеческое лицо, сокрытое под звериной шкурой, но никак не мог узнать его. Человекозверь засопел, принюхиваясь. Он потянулся потрогать лицо Стюарта. Стюарт увидел безволосую, гладкую ладонь; короткие вьющиеся волоски на пальцах; отполированные, заостренной овальной формы ногти-ножи.

Охотник прикоснулся ладонью к его лицу. Стюарт постарался не вздрогнуть. Они смотрели друг на друга, и каждый что-то видел.

Человекозверь отпрыгнул, развернувшись в воздухе. Он выставил длинный когтистый указательный палец и стремительным движением нацарапал на крыше патрульной машины зигзаг, потом скачками умчался прочь.

Стюарт был на улице один с восемью растерзанными, истекающими кровью трупами.

Вдруг появилось множество людей, людская волна захлестнула улицу, накинувшись на мертвые тела, будто стая падальщиков. Черный фургон завели, закоротив провода, и куда-то угнали. Тела мигом освободили от пистолетов, ножей, раций, бронежилетов, ботинок, ремней, вообще от всего. Стюарта отпихнули от патрульной машины, и пятеро молодых мужчин со значками уличных банд и инструментом взялись за нее, разбирая автомобиль, словно сборщики на заводском конвейере, движущемся в обратную сторону.

Он брел сквозь мародерствующую толпу, думая о глазах человекозверя. Мир перевернулся для него: на одной земле с ним живут чудесные существа, порождения лунного света.

Вертолет снизился, и улицу залил свет, более яркий, чем свет солнца. Глаза Стюарта обожгла боль, словно он смотрел в эпицентр атомного взрыва. Взвыла сирена.

Кто-то сделал несколько одиночных выстрелов в сторону вертолета, который в ответ обрушил на улицу град пуль с бреющего полета. Пулемет поливал толпу огнем, пули оставляли выбоины в асфальте, пробивали столбы и автомобили.

Стюарту вспомнились апокалиптическая болтовня Мулдона Пеца и негритянский спиричуэл,[47] который цитировал Джеймс Болдуин.[48]

Господь явил Ною радугу,Знак, что воды больше не будет, а будет огонь…

Все менялось так быстро, что не угнаться.

— Департамент полиции Лос-Анджелеса, — объявил механический голос из вертолета. — Прекратите нарушать общественный порядок…

Вертолет изящно опустился между телами. Полицейские посыпались на землю, без разбору паля во все стороны…

— Прекратите нарушать…

На этот раз Стюарт побежал.

XIV

Из "Песен" Диего

— Здорово, pachuco, — приветствовали меня у бара.

Мигель Иностроса вихрем несся по бульвару, пританцовывая на ходу, хлопая широченными брючинами с заложенными у пояса складками. Он был разодет в дрейп:[49] брюки с высоким поясом и широкими штанинами с узкими отворотами; широкополую шляпу с бархатной лентой; пиджак с широченными плечами, сильно зауженный в талии; петля цепочки от часов; остроносые, безупречно сверкающие ботинки.