Кевин Андерсон - Антитела

— Ладно, признаюсь: это я отправил письмо! Но я никому не причинял вреда! Я никого не убивал, ничего не взрывал!

Малдер подумал, что он, вероятно, говорит правду. Прежние выходки Гурика доставляли людям немало хлопот, и все же было трудно представить его в роли хладнокровного разрушителя, способного уничтожить целое здание.

— Как это просто — взять собственные слова обратно, — заметила Скалли. — Особенно теперь, когда погибли два человека и вы опасаетесь обвинений в убийстве. Это вам не мелкое хулиганство, за которое вас арестовывали в прошлом.

— Я был лишь одним из пикетчиков. Мы и раньше устраивали демонстрации у стен «Дай-Мар»… но на сей раз лаборатория вдруг взорвалась. Внезапно все завопили и забегали, но я не делал ничего противозаконного.

— Зачем же вы написали письмо? — спросил Малдер.

— Кто-то ведь должен взять на себя ответственность, — отозвался Гурик. — Я подождал несколько дней, но никто так и не признался. Взрыв лаборатории — настоящая трагедия, но она имела бы смысл лишь в том случае, если бы кто-нибудь объявил во всеуслышание о том, против чего мы боролись. Я полагал, что нашей целью было освободить подопытных животных, потому-то и написал это письмо… В этой акции принимали участие несколько независимых групп. Там был один человек, который всерьез намеревался покончить с «ДайМар» и ее сотрудниками, он-то и составил черновик письма и раздал его всем участникам еще до начала митинга. Он показывал нам видеокассеты, похищенные материалы. Вы не поверите, какие ужасные опыты они ставили над животными. Вам нужно собственными глазами увидеть то, что они сделали с несчастной собакой.

Скалли сложила руки на груди и спросила:

— Куда же он подевался, этот человек?

— Мы не смогли его отыскать. Видимо, он струсил. Поэтому я в конце концов сам отправил письмо. Мир не должен оставаться в неведении!

Оказавшись на улице, Гурик бросил унылый взгляд в сторону дряхлого облупившегося фургона, покрытого рыжими пятнами грунтовки. Драные сиденья машины были завалены коробками с листовками, картами, газетными вырезками и прочими образцами печатной продукции. Кузов фургона был обляпан наклейками и переводными картинками. Малдер заметил, что один из «дворников» оторван, к счастью, на пассажирской стороне ветрового окна.

— Но я ничего не взрывал, — с жаром настаивал Гурик. — Даже камни не бросал. Мы только кричали и размахивали лозунгами. Не знаю, кто бросал бомбы, но, во всяком случае, не я.

— Расскажите нам об организации «Освобождение», — попросил Малдер, следуя заведенному порядку. — Какова ее роль в этих событиях?

— Это моя выдумка, клянусь! Организация «Освобождение» официально не зарегистрирована, в ней состоит один-единственный человек — я сам. Любой гражданин имеет право создать любую организацию, не так ли? Я и раньше так делал. В ту ночь у стен лаборатории собралось много народу, множество групп, там были люди, которых я видел впервые в жизни.

— Так кто же организовал налет на «Дай-Мар»? — спросила Скалли.

— Не знаю. — Гурик по-прежнему стоял у фургона, упираясь в него руками, но теперь он повернул голову и посмотрел на Скалли через плечо. — Мы, активисты, поддерживаем связь между группами, встречаемся, беседуем. Мы не всегда согласны друг с другом и тем не менее зачастую объединяем свои силы. Я думаю, выступление против «ДайМар» было организовано одной из мелких групп, боровшихся за права животных, против генной инженерии, либо профсоюзами или даже какой-нибудь религиозной сектой фундаменталистов. Разумеется, учитывая мои былые заслуги, они не могли оставить меня в стороне.

— Еще бы, — проворчал Малдер. Он надеялся, что арестованный поможет отыскать участников «Освобождения», но теперь создавалось впечатление, будто Гурик и есть единственный член своей собственной группы.

По его словам, огромная толпа пикетчиков собралась у лаборатории по воле никому не известных людей, устроила взрыв и пожар, уничтожила здание… и тут же рассеялась без следа, будтсГиспа-рившись. Устроители кровавого побоища очень тонко спланировали выступления отдельных групп — их членам даже в голову не пришло, что их сгоняют в одно место к определенному часу, будто стадо овец.

У Малдера создавалось впечатление, что лаборатория «ДайМар» стала жертвой тщательно разработанной акции.

— Чем же так провинилась «ДайМар»? — осведомилась Скалли.

Гурик возмущенно вскинул брови.

— Чем провинилась, спрашиваете вы?! — воскликнул он. — Жестоким обращением с животными, естественно. «ДайМар» — это медицинский исследовательский центр. Уж вы-то должны знать, чем занимаются в таких местах.

— Понятия не имею, — ответила Скалли. — Знаю лишь, что сотрудники лаборатории были на пороге важного открытия, которое могло помочь людям, страдающим раковыми заболеваниями.

Гурик фыркнул и повернул голову:

— Ну да, конечно. Можно подумать, у животных меньше прав на спокойное существование, чем у человека. Какая неслыханная мерзость — мучить животных ради продления жизни людей!

Скалли посмотрела на Малдера, не веря собственным ушам. Ну как спорить с таким субъектом?

— Между прочим, наши данные свидетельствуют о том, что исследования в «ДайМар» ограничивались опытами на крысах, — сообщил Малдер.

— Вы лжете, — отрезал Гурик. Пропустив его слова мимо ушей, Малдер повернулся к Скалли и сказал:

— Он ничего не знает. По-моему, его подставили люди, жаждавшие расправиться с Кеннесси и его лабораторией, а вину свалить на других.

Скалли вскинула брови:

— Кому это могло понадобиться и зачем? Малдер устремил на нее суровый взгляд:

— Полагаю, Патриция Кеннесси знает ответ на этот вопрос, и поэтому она в опасности.

При упоминании имени пропавшей женщины на лице Скалли появилась болезненная мина.

— Мы должны найти Патрицию и Джоди, — сказала она, — а заодно допросить Дарина. Отыскать Джоди будет несложно. Лечение раковой опухоли изрядно подточило силы мальчика, и в самое ближайшее время ему потребуется медицинская помощь. Мы должны найти его во что бы то ни стало.

— Лечение рака! — вспылил Гурик. — Вы знаете, как это делается? — Он издал горловой звук, как будто собирал слюну для плевка. — Посмотрели бы вы на эти операции, на эти химикаты, на эту аппаратуру, при помощи которой врачи терзают животных, собак и кошек, любую тварь, которую им удается подобрать на улице!

— Я очень хорошо знаю о том, как трудно продвигаются онкологические исследования, — ледяным тоном произнесла Скалли, вспоминая о том, что ей довелось пережить, о том, что лечение рака порой оказывается столь же мучительным и опасным, как и само заболевание. — Порой эксперименты дают результаты, которые можно использовать только в будущем, — продолжала она, не в силах сдерживаться. — Я не одобряю излишних страданий животных и безжалостного обращения с ними, но исследования помогают людям, помогают отыскать новые способы лечения смертельных болезней. Простите, но я никак не могу согласиться с вашими взглядами.