Шарлин Харрис - Много шума из-за одного покойника
Новичков всегда ставят в конец шеренги. Голова последнего из них была склонена, колени дрожали. Вероятно, класс принял позицию минуты полторы-две назад, так что я пропустила совсем немного.
Через несколько секунд я начала успокаиваться. Мышечное напряжение отвлекло мое внимание и притупило беспокойство, вызванное встречей с полицейским. Свою медитацию я начала с системы ката, к которой мы должны были приступить позже. Не обращая внимания на боль в четырехглавых мышцах, я мысленно представляла себе различные процессы, пополнявшие «джейки сей ни бон», вспоминала часто допускаемые ошибки, предвкушая оттачивание изящества и силы ката — череды боевых ударов, блокировок и выпадов, сплетенных в своеобразный танец.
— Три минуты, — произнес первый в ряду, чернокожий исполин Рафаэль Раундтри.
Часы у него были пристегнуты к оби.
— Еще одна, — сказал Маршалл, и я почувствовала всеобщее неудовольствие, хотя никто в шеренге даже не пикнул. — Следите, чтобы ваши бедра были параллельны полу.
По строю пробежала рябь незаметных движений. Все корректировали позу. Одна я стояла неколебимо, как скала. Шико-дачи у меня практически идеальна: ноги расставлены как должно, носки развернуты под надлежащим углом, а спина прямая, словно струнка.
На минуту я отвлеклась от медитации и снова заскользила взглядом по отраженным в зеркале соученикам. Последний в ряду испытывал серьезные затруднения. Несмотря на легкие шорты и футболку, пот градом катился по его лицу, а ноги ужасно тряслись. Я испытала легкое изумление, узнав в бедолаге своего ближайшего соседа Карлтона Кокрофта, так любезно предупредившего меня о том, что от него не укрылась моя ночная прогулка.
Я снова сомкнула веки и попыталась сосредоточиться на ката, но мешали удивление вместе с одолевшими меня догадками.
Возглас Рафаэля:
— Четыре минуты! — принес огромное облегчение всем в классе, в том числе и мне.
Мы распрямились, переминаясь с ноги на ногу, чтобы прогнать боль.
— Лили! Разминка! — выкрикнул Маршалл, пробежав глазами по шеренге и едва выделив меня взглядом.
Затем он отошел в угол, чтобы наблюдать за нами и пресекать малейшие попытки дать слабинку. Я поклонилась и побежала на его место, затем развернулась лицом к ученикам. Сегодня вечером нас собралось всего восемь. Из женщин были только я и Джанет. Мы с ней примерно одного возраста. Я думаю, что ей тридцать — на год меньше, чем мне. У мужчин возрастной диапазон был шире — от двадцати до пятидесяти пяти.
— Киостке! — резко произнесла я, призывая всех к вниманию, и затем, поклонившись, распорядилась: — Рэй!
Все поклонились мне в ответ, Карлтон чуть запоздал. Он усердно следил за своим соседом в шеренге, перенимая движения, и мне стало любопытно, что могло его сюда привести. Однако класс ждал моих указаний, и я вытянула правую ногу, осторожно балансируя на левой.
— Носок ноги вверх… и вниз, — наставляла я.
Через несколько минут я закончила разминку выпадами в обе стороны с вытянутыми вперед для равновесия руками, затем поклонилась Маршаллу и побежала на свое место.
— Любимая ученица, а опаздываешь! — шепнул мне Рафаэль одним уголком рта.
Мы с ним часто проводим разминку по очереди. Рафаэль — учитель математики в средней школе. Видимо, карате дает ему возможность выпустить лишний пар.
— Впервые в жизни! — шепнула я в оправдание и увидела, как Рафаэль обнажил зубы в ухмылке.
Маршалл дал нам короткую передышку, и я, хлебнув воды из фонтанчика в силовом зале, направилась к Карлтону. Он выглядел до предела изнуренным, от его «съедобности» не осталось и следа. Лицо стало багрово-красным, а волосы пропитались потом. Прежде я ни разу не видела, чтобы Карлтон вышел на улицу непричесанным, тем более взъерошенным.
Рафаэль подтянулся следом за мной раньше, чем я успела заговорить со своим соседом, и мне пришлось познакомить их. Я считаю Рафаэля другом, хотя вне клуба мы не общаемся. Может быть, теперь я и Карлтона запишу к себе в приятели — после четырех лет проживания бок о бок. Кажется, после нашего обмена колкостями он пересмотрел некоторые свои взгляды.
— Что же побудило тебя прийти на занятие? — с откровенным любопытством спросил его Рафаэль.
Очевидно было, что Карлтон — далеко не качок.
— У меня есть брошюры Маршалла, — пояснил тот, и это стало для меня новостью. — К тому же Лили вот уже четыре года — с тех пор, как я купил дом с ней по соседству — постоянно посещает его занятия, и у нее такой счастливый вид, когда она туда отправляется. Я сегодня позвонил Маршаллу, и он предложил мне попробовать. Что там дальше? Я и так еле выдержал эту шигу, или как там ее…
— А дальше будет ритмика! — заявил Рафаэль с совершенно садистской усмешкой.
— Опять? — в ужасе переспросил Карлтон.
Мы с Рафаэлем переглянулись и дружно расхохотались.
Когда последний ученик покинул зал, я все еще шнуровала кроссовки. Я нарочно медлила, чтобы переговорить с Маршаллом. Мне не хотелось назначать отдельную встречу. Это нарушило бы равновесие наших своеобразных взаимоотношений.
— Припоздала сегодня, — обронил Маршалл, аккуратно складывая куртку кимоно и убирая ее в спортивную сумку.
После тренировки его руки на фоне белой майки приобрели отчетливый оттенок слоновой кости. Бабушка Маршалла была китаянкой, а отец — американцем. Он сам однажды говорил об этом Рафаэлю, а я стояла поблизости и слышала. Если бы не цвет кожи, не черные прямые волосы и темные глаза, то его расовую принадлежность сложно было бы вычислить. Он чуть старше меня — думаю, ему около тридцати пяти — и всего на три дюйма выше, зато этот человек сильнее и опаснее любого, кого мне доводилось встречать в своей жизни.
— Из-за полиции, — коротко объяснила я.
— Что?.. Из-за Пардона? — заинтересовался вдруг Маршалл, но я лишь пожала плечами, и тогда он заметил: — Тебе сегодня что-то не давало покоя.
Маршалл ни разу не удостаивал меня более личными замечаниями, чем, например, «Хороший удар», «Кисть и запястье должны продолжать линию руки», «Ты хорошо поработала над своими бицепсами». Однако наши долгие товарищеские отношения не позволили мне отмолчаться.
— Есть пара причин, — нехотя ответила я.
Мы оба сидели на полу — нас разделяло полтора метра. Маршалл уже натянул одну кроссовку и теперь ослаблял шнуровку на другой. Он успел обуть ее и зашнуровать, пока я надевала второй носок. Затем Маршалл скрестил ноги и переплел их, как делают йоги, оперся о пол предплечьями и приподнялся на них, удерживая вес тела в воздухе. В таком забавном положении он «пошагал» ко мне, и я попыталась вымучить улыбку, но наше сближение не радовало меня. Мы с Маршаллом никогда не вели доверительных разговоров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});