Александр Годов - Дьявольская радуга

— Без проблем, — сказал Олег. В его испуганном лице было что-то мистическое. — Вот это ты попал, Лев. В такое говно вляпаться — надо постараться. Мне девяностые вспоминаются. Вот тоже было время. Столько плохого навидался.

Через несколько секунд Лев понял, что пальцы — до боли, до хруста — стискивают ручку сиденья. Олег прав — он наступил на большущее, дурно пахнущее собачье дерьмо. Ему остается только смириться с тем, что сделать ничего нельзя.

Злость на себя, на Олега, на Влада нарастала.

— Надо дерябнуть коньячка, — сказал Олег.

— Не люблю его.

— Почему?

— Клопами пахнет.

— Дурачок. Это клопы коньяком пахнут.

На минуту воцарилась тишина, а потом они засмеялись. Надо было расслабиться.

Дом Олега находился возле реки. Он напоминал особняк из фильма ужасов: треугольная крыша, украшенная гранитными горгульями, две остроконечные башенки в высоту пятнадцать-двадцать метров, длинные и высокие балконы. Четырехэтажный дом смотрелся гармонично среди остальных жилых построек дачного поселка. Территорию вокруг него патрулировала грязно-серая псина на трех ногах. Одну ногу она то и дело поднимала в знак того, что это место — ее собственность.

— Вот это дом, — сказал Лев, когда они подъехали к гаражу.

— Стараемся, — воодушевился Олег. — Люблю я все необычное. Вот и решил отгрохать себе вот такой особнячок. Ты еще внутри не видел, как все выглядит.

К машине подбежал мальчик лет восьми-девяти. Лев поразился его сходству с Олегом. Те же голубые глаза, тот же курносый нос, те же толстые губы. Но в отличие от деда мальчик был одет в синюю футболку с Микки Маусом и в зеленые шорты.

А вот у Льва детей не было. Марина сделала аборт в двадцать лет и после этого не могла забеременеть. Сколько раз Лев корил себя за то, что позволил жене пойти на такой поступок, сколько раз винил Марину — не счесть. И нельзя сказать, что он не пытался исправить ошибку молодости: он искал докторов, способных сделать так, чтобы Марина снова смогла рожать, ходил к священникам, черным магам, колдуньям, ведуньям. Но… пришлось смириться. Конечно, можно было бы взять ребенка из детдома, но это было уже не то.

Раньше Лев представлял, как его будет встречать сын (а хотел он только сына).

Как будет гулять.

Как будет жить.

Светлые мечты всегда остаются мечтами.

Олег вылез из машины и, широко раскинув руки, подошел к внуку.

— Кто тут у нас самый сильный? — спросил он.

Мальчишка широко улыбнулся и гордо заявил:

— Я!

Дед и внук выглядели счастливыми. Льву даже показалось, что Олег забыл про труп в стене. Но ошибся. Глаза его были серьезными. Возможно, Олег сейчас прикидывал стоит ли отвозить внука к бабке.

— Лев, пошли в дом.

Темнело.

В окне удавалось увидеть лишь колкие точки фонарей.

Лев сидел в кухне и пил темное пиво. Олег укладывал внука спать, но должен был вот-вот вернуться.

А вообще богато живет дедок, подумал Лев. Восемь комнат в доме, три машины и мотоцикл в гараже. Какая же у Олега работа? Наверное, тоже с криминалом связан. Нельзя жить в таких хоромах и не убить никого.

Удовлетворенный, что сам он чист перед законом и богом, Лев раскинулся на диване. Минуты три он сидел неподвижно, тупо глядя на огромный бар перед ним. Губы скривились. Он буквально физически ощущал, как тянула его выпивка, обещая подарить забытье.

Завибрировал мобильный телефон, на экране возникла фотография Марины. Лев заколебался. Частично из-за того, догадается ли жена, что он выпил. Но в большей степени потому, что не хотелось разговаривать с ней. Он вдруг понял: ему не выдавить ни слова.

— Иди к черту. — Алкоголь превратил речь Льва в смазанный звуковой поток.

Чтобы отвлечься от дурных мыслей, Лев рассматривал кухню. Высокие потолки, дорогая плитка цвета мокрого асфальта, мебельный уголок, широкоформатный телевизор, холодильник, бар…

(Возьми телефон, милый.)

…кондиционер, стойка для посуды.

(Я волнуюсь.)

Лев увидел на столе рисунок внука Олега. Черной краской на бумаге была выведена загадочная фраза: БЭТМАН СЖУЕТ ТЕБЯ.

Лев на мгновение задумался. А потом, подчиняясь неожиданному порыву, который был вовсе и не порывом, а чем-то другим, непонятным, он схватил мобильный и выкинул его в окно. Завтра он пожалеет об этом, но это будет завтра. Сейчас же Лев ненавидел Марину.

— Шалишь тут в мое отсутствие. — В дверном проеме стоял Олег. — Лучше б мне мобильник отдал — я бы его продал.

Лев мрачно усмехнулся:

— Жена звонила. Не знаю, что ей сказать. — Он думал, что звучание собственного голоса поможет ему успокоиться. Но голос дрогнул, а потом сорвался на хрип.

— Слишком сильно нервничаешь. Она же беспокоится о тебе. А ты ведешь себя глупо.

— Учить меня будешь?

— Разве что немного. В силу возраста, так сказать.

— Дело не в жене, а сам понимаешь в чем. Такое ощущение, будто меня измазали в грязи и еще требуют, чтобы я съел собачьи какашки. Разве тебе не мерзко, что мы ничего не можем сделать?

— Мы можем, — сказал он тоном человека, выигравшего миллион. — Захороним труп, если уж так не можется. Только бывают ситуации, в которые лучше не лезть.

Лев понимал, о чем говорит Олег. Но натура его не терпела несправедливости. Не мог он даже разговаривать с предателем или преступником. Возможно, неприятие зла шло у него из девяностых годов, когда он сам потерял бизнес. А может, и из самого детства. Вор должен сидеть в тюрьме.

— Все-таки, Олег, я завтра позвоню в полицию и все расскажу. Не смогу смолчать. Понимаешь?

Олег кивнул и закатил глаза, изображая классический взгляд, апеллирующий к собеседнику: мол, видали дураков на свете.

— Хорошо. Я тоже в городе не последний человек — подсоблю чем смогу. Только такая канитель может начаться. Ведь замуровали-то мужика не просто так. Хотя с другой стороны ты прав: че мы кипешуем раньше времени? Вот начнут наших жен убивать, тогда и начнем бояться.

— Типун тебе на язык, — сказал Лев.

— Давай лучше выпьем.

Олег подошел к бару, вытащил бутылку коньяка. Лев отодвинул стакан с пивом и рассеянно улыбнулся. Он было хотел спросить, а как же утром Олег повезет внука, но передумал. Если дед жил в четырехэтажном особняке, то сможет договориться с ментами. Льву повезло: он познакомился с крупной персоной.

Они выпили по рюмке коньяка и начали разговаривать. Болтали о жизни, о несправедливости судьбы. Потом опять дерябнули по рюмочке, и разговор уже перетек на женщин. Сколько у кого в молодости было, как ухаживали, сколько раз ссорились. И как-то оба мужика позабыли о пальце, торчащем из стены.