Владимир Васильев - Гений подземки (сборник)

– А, – Костя брезгливо поморщился. – Как же, как же. Балласт. Сухой – это Герман с Сокольнической линии. Что с Воробьевыми горами было, сам знаешь. А херувим – вообще мурло мурлом… Хозяин Среднего Кольца. Тебе оно известно под именем Каховская линия… Тьфу. Линия! Три станции, два перегона! Сказать стыдно. Кстати, перегон «Улица Подбельского – Черкизовская» Герман у нашего херувима лет десять назад в карты выиграл…

– Нежели… все так безнадежно? – тихо спросил Глебыч. – Получается, в Москве метро скоро исчезнет совсем?

– Не думаю, – покачал головой Костя. – Я, например, сделаю все, чтобы этого не позволить. И я не одинок, можешь не сомневаться. Именно поэтому я страшно обрадовался, когда ты вытащил из ирреала «Маросейку». Поверь, вытащить из ирреала станцию внутри Малой Кольцевой – это… это… Это силища неимоверная. Последней, если я не ошибаюсь, вернули «Горьковскую», которая нынче «Тверская». В общем, когда вернулась «Маросейка», я решил, что у нас появился союзник – могучий, сильнее нас.

– Почему сильнее?

– Да потому, что я не могу вернуть станцию «Якиманка» уже лет двадцать… Это на пересечении Калужской и Серпуховской линий, с пересадкой на «Полянку». Вернон с Калининской не может восстановить «Остоженку», сопряженную с «Кропоткинской». Боря с Люблинской достаточно быстро вернул кусок от «Чкаловской» на юг, а внутрь Малой Кольцевой – как отрезало. Не получается, слаб.

– Значит, – угрюмо заключил Глебыч, – теперь от меня напрямую зависит существование Арбатско-Покровской? От моих поступков? От того, веду я себя как скотина или как человек?

Костик невесело улыбнулся:

– Если бы все было так просто… Сунул бомжу сто баксов – конечная станция. Вынул мальчонку из-под поезда – станция «Маросейка»… Увы. Не от поступков все зависит. А от того же, от чего зависят сами поступки. От помыслов. От устремлений. Проход из ирреала нельзя купить подачкой, его можно только выстрадать. По-честному. Искренне.

Глебыч некоторое время молчал.

– Прости меня, Костя… За «Маросейку». Я ее верну. Обязательно верну, вот увидишь.

– Верю, – серьезно отозвался Гений Калужской. – Во, поезд подходит! Поехали, я тебя с нашими познакомлю! Бран с Серпуховской, Вернон, Борька! Отличные ребята!

– Поехали! – загорелся Глебыч и направился к поезду. Прямо сквозь облицованную плиткой колонну.

– Скажи, Костя, – обратился он к духу подземки через несколько секунд, – а если мы, скажем, напьемся по поводу возвращения «Остоженки», «Якиманки» или той же «Маросейки», это будет плохо? Мы не навредим нашей стихии в реальности?

– Если ничего дурного не натворим – не навредим.

– Тогда давай так и сделаем, а? В смысле, напьемся, кто бы первым свою станцию ни вернул?

– А давай! – залихватски махнул рукой Костя.

Бран, Вернон и Борис и вправду оказались мировыми ребятами, невзирая, что духи. Глебыч влился в их компанию легко и естественно, как встает на свое место недостающая деталька паззла.

И они напились – правда раньше, чем собирались: весной 2003-го, когда на Арбатско-Покровской линии открылась станция «Парк Победы». За три года до возвращения «Якиманки», за пять – до «Остоженки» и «Российской» и за девять – до второго на памяти Глебыча пришествия из ирреала станции «Маросейка».

Небо-ТФ

Поплавок вместо того, чтобы уйти под воду, неожиданно приподнялся и завалился набок, словно у мостика непостижимым образом возникла мель. Семен даже не подсек толком – просто потянул удилище, а вместе с ним и леску, и сразу почувствовал, что крючок определенно не пуст.

– Хы! – сказал он, перехватывая удилище поудобнее.

Клюнуло что-то немаленькое, никак не тараночка, на которую только и можно было рассчитывать у берега. И не мелкий бычок, которые под мостиком тоже шныряли в изобилии.

Секунд через пять Семен вынул из воды здоровенного бычка, чуть не в локоть длиной. Бычок раздул жабры и растопырил плавники, отчего голова его казалась не меньше кулака взрослого мужчины.

– Вот это бык! – изумился удивший по соседству дедуля-пенсионер. – Старше меня, поди!

Рыбина и впрямь была почтенного возраста, с мутноватыми глазами и чешуей едва видной из-под мучнистого налета.

– И не клевал почти, – сообщил Семен пенсионеру. – Тихушник, тля!

– Здоровый, – умеренно порадовался за Семена пенсионер и добавил: – Одно жаль, невкусный поди. Ни пожарить, ни завялить… И в ухе весь смак перебьет. Больно стар. Ты его, сынку, сфотографируй на память да чучел набей!

– Можно и чучел, – согласился Семен, особо не расстраиваясь.

По поводу бычка у него не возникло никаких опасений: кудлатый обормот Шуля (пес-дворняга) даже этим реликтом не побрезгует, заглотит и не поморщится.

Престарелая рыбина канула в узкий зев садка, а Семен принялся перезаряжать крючок.

Прежде чем клев окончательно прекратился, он поймал еще несколько тараночек и небольших бычков.

– Не клюет, холера! – пожаловался дед, заметив, что Семен принялся сворачивать нехитрую рыбацкую снасть.

– Не клюет, – подтвердил Семен. – Пойду я…

– Я посижу еще, – дед отличался завидным упорством. А может быть, ему просто нечем было заняться с тех пор, как вышел на пенсию.

Вынув садок из воды, Семен вытряхнул улов в полиэтиленовый пакет. Бычок-ветеран весил примерно столько же, сколько все остальные рыбки, выглядящие на его фоне мальками.

– Динозавр, – Семен покачал головой и криво усмехнулся.

До дома было недалеко, минут двадцать пешком. По дороге, обдавая удушливым выхлопом, проносились грузовики и редкие легковушки, и даже обильная зелень частных дворов по обеим сторонам улицы от выхлопа не спасала.

Шуля радостно залаял, когда Семен подходил к воротам, а едва вошел во двор – принялся неистово скакать вокруг, норовя лизнуть в лицо.

– Ну тебя, черт кудлатый! – отмахнулся Семен удочкой.

Скакать Шуля перестал, но настроение его изменилось мало. Теперь основное внимание пса переключилось на пакет с рыбой.

Из дома выглянула хозяйка, Вера Остаповна.

– О! – сказала она. – Рыбак! Чего наловил?

– Да мелочь, – вздохнул Семен, отпихивая настырного Шулю.

– Давай, я как раз свою дочистила, поджарю и тебе заодно, – великодушно предложила хозяйка, и Семен с готовностью протянул пакет: возиться с рыбой ему совершенно не хотелось.

Муж хозяйки вечно гонял на стареньком «Москвиче» куда-то аж под Каховку и по пути часто покупал свежую рыбу, но не такую мелюзгу, какую обыкновенно удил Семен, а здоровенных карпов, толстолобиков, лещей. Вера Остаповна, соответственно, все купленное чистила и готовила, не забывая и Семена угостить.