Роберт Маккаммон - Мое!

— Уходи давай, прямо сейчас.

— А сколько сейчас времени? Ух ты, голова кругом идет!

— Почти десять тридцать. Давай, Горди, вставай. Я действительно не шучу, парень.

— Эй, к чему такая спешка? — Он попытался высвободить руку, но пальцы женщины напряглись еще больше. Сила ее хватки начинала его пугать. — Ты что, хочешь мне руку сломать?

Она отпустила его и шагнула назад. Порой ее сила прорывалась из нее, но сейчас не то время, чтобы давать ей волю.

— Прости, — сказала она. — Но ты должен уйти. Я люблю спать одна.

— У меня глаза зажарились. — Горди прижал ладонь к глазницам и потер их. Звезды и шестереночки взорвались в темноте. — Слушай, это дерьмо действительно мощно бьет, верно?

— Я принимала и посильнее. — Мэри подобрала одежду Горди и швырнула ему на кровать. — Одевайся. Давай, шевелись!

Горди ухмыльнулся ей отвислыми губами и красными глазами.

— Ты в армии служила, или что?

— Или что, — ответила она. — Не засыпай опять. Она подождала, пока он втиснулся в рубашку и начал ее застегивать, тогда только надела платье и вернулась на кухню. Ее глаза опять упали на послание, и сердце тяжело заходило в груди. Никто этого не мог написать, кроме члена Штормового Фронта. Никто не знал о плачущей леди, кроме внутреннего круга Штормового Фронта: десять человек, из которых пятерых убили свиньи, один погиб во время мятежа в Аттике, а трое — подобно ей — были беженцами без родины. Пока она глядела на черные слова на бумаге, имена и лица крутились в ее сознании. Она видела их в замочную скважину: Беделия Морз, Гэри Лейстер, Чин-Чин Омара, Джеймс Ксавье Тумбе, Акитта Вашингтон, Дженетт Сноуден, Санчо Клеменца, Эдвард Фордайс и их командир, Джек Гардинер — Лорд Джек. Она знала, кто умер от легавой пули и кто все еще хранит верность подпольному братству, но кто написал послание? Она открыла выдвижной ящичек и пошарила в нем, ища календарь, который она получила по почте в рекламе мебельного магазина. Дни сменяют друг друга, словно белые квадратики. Сегодня двадцать третье января. В этом месяце тридцать один день. Восемь дней на дорогу.» Встречаемся там, 18/2, 14.00 «. Она никак не могла сосчитать, кислота и собственное возбуждение не давали думать. Успокойся, успокойся. Руки были скользкими. Двадцать шесть дней до встречи. Двадцать шесть. Двадцать шесть. Она произнесла эти слова нараспев, как успокаивающую мантру, но и в этой мантре вызревали опасности. Это мог быть сам Джек, пытающийся собрать то, что осталось от Штормового Фронта. Она мысленно видела его — белокурые волосы, дико развевающиеся на ветру, и глаза, поблескивающие праведным огнем, коктейли Молотова в обеих руках и пояс с пистолетами на талии. Это мог быть Джек, и он ее зовет. Зовет, зовет…

Она ответит. Она пройдет через ад, чтобы поцеловать его руку, и ничто не остановит ее порыва на его зов.

Она любила его. Он был ее сердцем, вырванным из нее, как вырвали из ее чрева ребенка, которого она для него носила. Он был ее сердцем, и без него она была пустой оболочкой.

— Эй, что там в» Роллинг Стоун «? — Рука протянулась мимо к столу и схватила журнал.

Мэри Террор повернулась к Горди всем телом. Это поднималось из нее, как огнедышащая магма из вулкана. Она знала, что это такое. Она жила с этим всю свою жизнь. Она любила это, нянчила, лелеяла и вскармливала. Имя этому была Ярость. Она не успела остановить себя, и ее рука схватила Горди за тощую шею и сильно ударила о стену — так, что некоторые из фотографий ее драгоценных младенцев подпрыгнули на гвоздиках и со звяканьем посыпались на пол.

— Хек-хек, — сказал Горди. Его лицо наливалось краснотой, а глаза начали вылезать из орбит. — О Гос… кхе… пусти… кхек-хек…

Она не хотела его убивать. Он еще будет нужен. Десять минут назад она была слизняком с помраченным сполохами ЛСД разумом. Теперь пробудилась глубинная часть ее, жаждущая запаха крови и пороха, и смотрела на мир сквозь серые глаза под тяжелыми веками. Но этот парнишка ей нужен ради того, что он приносит. Она взяла у него из руки» Роллинг Стоун» и отпустила его горло, оставив красный отпечаток пальцев на бледной коже.

Горди кашлял и с присвистом хрипел несколько секунд, пятясь из кухни прочь от нее. Он был босиком, и рубашка висела поверх брюк. Едва отдышавшись, он взвыл:

— Ты психованная! Совсем на фиг психованная! Ты что, пыталась убить меня, сука?!

— Нет.

«А это было бы очень просто», — подумала она. Мэри почувствовала пот у себя в порах и поняла, что подошла очень близко к краю.

— Извини, Горди. И вправду… Я совсем не хотела…

— Ты чуть не удушила меня. Ведьма! А, блин! — Он опять закашлялся и потер глотку. — Ты что, ловишь кайф, душа всех, кто попадается?

— Я читала, — сказала она. Затем вырвала страницу и отдала ему остальной журнал. — Вот. Возьми себе. О'кей?

Горди заколебался, словно бы боялся, что женщина может отгрызть ему руку, если он протянет ее за журналом. Затем он взял журнал и сказал скрипучим голосом:

— Ладно. Слушай, ты чуть мне горло насквозь не продавила на фиг.

— Извини. — Больше она извиняться не будет. Все же холодную улыбку она сумела выдавить. — Мы ведь все равно друзья, верно?

— Да, — кивнул он. — Все равно друзья. А фиг ли! «У Горди мозгов, как у моторного блока, — подумала Мэри. — Все в порядке. Когда я вставила в него ключ зажигания, он завелся».

В прихожей Мэри заглянула ему в глаза и сказала:

— Я бы хотела снова с тобой увидеться, Горди.

— Разумеется. Звякни в следующий раз, когда понадобится дозняк.

— Нет. — Она произнесла это со значением. — Я не это имею в виду. Я бы хотела, чтобы ты пришел и здесь побыл.

— А! Но… Я… У меня же есть подружка.

— Можешь ее тоже привести, — сказала Мэри и увидела маслянистый блеск, зажегшийся в глазах Горди.

— Я… Гм… Я позвоню тебе, — сказал он, вышел в мерзкую морось к своей «мазде» и уехал. Когда автомобиль скрылся из виду, Мэри заперла дверь и сделала длинный глубокий вдох. Она бросила на горелку щепотку земляничного ароматизатора и закрыла глаза, и пока голубые кольца дыма обтекали ее лицо, думала о Лорде Джеке, о Штормовом Фронте, о послании в «Роллинг Стоун» и восемнадцатом февраля. Она думала об оружии, о легавых в синих мундирах, о лужах крови и стенах огня. Она думала о прошлом, ленивой рекой вьющемся через настоящее в будущее.

Она ответит на призыв. Она будет там, у плачущей леди, в назначенный день и час. Много придется составить планов, множество нитей обрезать и сжечь. Горди поможет ей достать то, что нужно. Остальное она сделает, пользуясь инстинктом и хитростью. Она прошла на кухню, достала ручку из выдвижного ящичка и сделала отметку в виде звездочки на восемнадцатом квадратике февраля. Звезда, ведущая к цели в жизни.