Нужные вещи - Кинг Стивен

— Они без меня погибнут! — простонала тварь-Гонт. Теперь ее руки бессильно упали между ног. Она отчаянно царапала когтями асфальт. — Все до единого. Они умрут, как растения в пустыне умирают без дождя. Ты этого хочешь? Этого?!

Полли встала рядом с Аланом и прижалась к его боку.

— Да, — сказала она холодно. — Пусть они лучше умрут здесь и сейчас, если так суждено, чем уйдут с тобой и будут вечно страдать. Они… мы… сделали много чего отвратительного, но эта цена слишком высокая.

Тварь-Гонт зашипела и клацнула челюстями.

Алан подхватил саквояж, и они с Полли медленно пошли назад, на ту сторону улицы. Алан поднял букет светоносных цветов, так чтобы они излучали великолепный, чарующий свет на мистера Гонта и его «таккер талисман». Он набрал воздуха в легкие — казалось, намного больше воздуха, чем было способно вместить его тело, — и заговорил. Мощный, оглушительный рев, вырвавшийся из его груди, никак не мог быть человеческим голосом:

— ПРОЧЬ, ДЕМОН! ИЗГОНЯЮ ТЕБЯ! ИЗЫДИ!

Чудовище-Гонт завизжало, словно ошпаренное кипятком.

Зеленый навес над входом в «Нужные вещи» вспыхнул, витрина вогнулась внутрь и взорвалась миллиардом осколков. Радужные сияющие лучи — синий, красный, зеленый, оранжевый, фиолетовый — брызнули во все стороны из переливчатого сгустка света, который Алан держал над головой. Как будто у него в руке взорвалась маленькая сверхновая.

Кожаный саквояж лопнул с гнилым треском, и пойманные, стенающие голоса вылетели на свободу. Их, конечно, никто не видел, но почувствовали их все: Алан, Полли, Норрис, Ситон.

Полли вдруг поняла, что горячий, губительный яд у нее на руках и груди исчез.

Жар, медленно собиравшийся вокруг сердца Норриса, погас.

По всему Касл-Року опустились руки с пистолетами и дубинками; люди смотрели друг на друга ошарашенными глазами, словно очнувшись от страшного сна.

И дождь перестал.

17

Все еще вереща, тварь, некогда бывшая Лиландом Гонтом, поскакала к «таккеру». Она распахнула дверцу и прыгнула за руль. Мотор завелся. Никакой двигатель, сделанный человеческими руками, не мог издавать таких звуков. Из выхлопной трубы вырвался длинный хвост оранжевого пламени. Зажглись габаритные огни; и это были не колпачки из красного стекла, а маленькие уродливые глаза — глаза злых бесенят.

Полли Чалмерс вскрикнула и прижалась лицом к плечу Алана, но сам Алан не мог отвернуться. Ему было суждено все увидеть и запомнить увиденное до конца жизни, как и все яркие чудеса этой ночи: бумажную змею, внезапно ожившую, и бумажный букет, превратившийся в источник света и силы.

Три фары разрезали темноту. «Таккер» дал задний ход, превращая гравий под колесами в кипящее месиво. Под визг тормозов развернулся направо, и, хотя его бампер не коснулся машины Алана, старый «универсал» отлетел на несколько футов назад, словно притянутый мощным магнитом. Капот «талисмана» начал туманно светиться, и под этим свечением как будто происходили какие-то странные изменения.

Машина взвизгнула и поехала вниз по улице, к дымящимся развалинам муниципалитета, к свалке изуродованных машин и автобусов, к ревущему потоку, над которым уже не было моста. Мотор разогнался до немыслимых оборотов, души вопили в диссонирующей лихорадке, и яркое, туманное свечение на капоте постепенно распространялось, как бы заглатывая машину.

Какую-то долю секунды — жуткий, незабываемый миг — тварь по имени Гонт смотрела на Алана своими красными раскосыми глазами из текущего, плавящегося водительского окна, как будто стараясь запомнить его навсегда, и ее пасть раскрылась в зияющем оскале.

И «таккер» покатил дальше.

Идя под гору, он набирал скорость. Вместе с тем ускорялись и изменения. Машина таяла, перестраивала самое себя. Крыша сдвинулась назад, в сверкающих колпаках на колесах прорезались спицы, сами шины начали стремительно увеличиваться в диаметре и становиться тоньше. Из капота «таккера» постепенно выделилась какая-то фигура. Это была лошадь с такими же красными глазами, как и у мистера Гонта, лошадь, окруженная молочным облаком свечения, лошадь, чьи копыта высекали искры из мостовой и оставляли глубокие вдавленные следы в асфальте.

«Талисман» превратился в открытую повозку с горбатым карликом на высоких козлах. Ноги карлика упирались в щиток, а загнутые носки его восточных туфель горели огнем.

Но изменения все еще продолжались. Когда светящаяся кибитка приблизилась к концу Главной улицы, ее бока стали расти, и из них соткалась деревянная крыша с выступающими карнизами. Появилось окно. Спицы колес заморгали призрачными огоньками, а сами колеса, как и копыта черной лошади, оторвались от асфальта.

«Талисман» превратился в повозку; теперь повозка обернулась снежно-белым фургоном, которые колесили по стране лет эдак сто назад. На боку была надпись, и Алан все еще мог ее рассмотреть.

CAVEAT EMPTOR

Примерно в пятнадцати футах над землей, продолжая набирать высоту, фургон пролетел сквозь пламя, бушевавшее на руинах здания муниципалитета. Копыта черной лошади стучали по невидимой небесной дороге, высекая яркие синие и оранжевые искры. Она пролетела через реку Касл, словно сияющая в небе искра; пронеслась над рухнувшим мостом, лежавшем в стремнине, как скелет динозавра.

Потом Главную улицу заволокло дымом, принесенным от развороченной воронки здания муниципалитета, а когда дым рассеялся, Лиланд Гонт и его адский экипаж уже пропали из виду.

18

Алан подвел Полли к патрульной машине, в которой приехали Норрис и Ситон. Норрис все еще сидел в окне, вцепившись в крепления мигалок. Он был слишком слаб, чтобы лезть обратно.

Шериф пропустил руку ему под живот (коего у Норриса, тощего как палка, можно сказать что и не было вовсе) и помог ему спуститься.

— Норрис?

— Что, Алан? — Норрис плакал.

— С сегодняшнего дня можешь переодеваться в туалете, когда захочешь, — сказал Алан. — Хорошо?

Норрис, похоже, его не слушал.

Алан увидел, что рубашка его помощника вся пропитана кровью.

— Рана серьезная?

— Нет, не очень. По-моему. Но это, — он провел рукой, показывая на город, на пожары и разрушенные здания, — это моя вина. Моя!

— Неправда, — сказала Полли.

— Ты не понимаешь! — Лицо Норриса скривилось от горечи и стыда. — Это я проткнул шины на автомобиле Хью Приста! Он поэтому и взбесился…

— Да, — согласилась Полли. — Может быть. И тебе с этим жить. А я довела до бешенства Туза Мерилла, и мне тоже придется теперь с этим жить. — Она ткнула рукой в сторону поля боя, откуда уже разбредались католики и баптисты; несколько ошалелых полицейских, которые еще держались на ногах, даже не пытались их остановить. Они расходились по одному или парами. Отец Брайхем поддерживал преподобного Роуза, а Нан Робертс шла под руку с Генри Пейтоном. — А кто довел их, Норрис? А Вильму? А Нетти? А всех остальных? Я хочу сказать, что если это все ты, то ты просто гигант.

Норрис разразился громкими, мучительными рыданиями.

— Мне так плохо.

— И мне, — тихо сказала Полли. — Очень плохо и больно.

Алан порывисто обнял Полли и Норриса и наклонился к водительскому окошку.

— А ты как себя чувствуешь, старичок?

— Ничего, вроде живой, — сказал Сит. Он и вправду выглядел как огурчик. Удивленный и перепуганный — да, но очень даже бодрый. — У вас, ребята, видок куда хуже, чем у меня.

— Сит, наверное, Норриса надо в больницу. Хватит там у тебя места, чтобы мы все уселись?

— Обижаешь, Алан. Залезайте! В какую больницу?

— Северный Камберленд, — ответил Алан. — Я заодно хочу навестить одного мальчика. Убедиться, что папа к нему приехал.

— Алан, скажи, я действительно это видел или мне показалось? Ну… что машина того чувака превратилась в повозку и улетела в небеса?

— Не знаю, Сит, — сказал Алан, — и вот тебе самая правдивая правда на свете: не знаю и знать не хочу.