Дмитрий Глебов - Черный троллейбус

— Как вариант, — к Вовке возвращалось самообладание. — Теперь нам нужно попытаться найти Масякина, кореша Вали, а там поглядим.

— И как ты думаешь его искать, когда мы только что чуть не потеряли друг друга? Город этот вообще дикий. Дома все страшные. И нет никого, — Жека замолк, о чем-то неожиданно вспомнив. — Чувствую себя, как в тот раз, когда мы мелкими гуляли втроем и забрели в какой-то незнакомый двор. Дома, как и везде, — шестнадцатиэтажные, попугайной расцветки, но там они какие-то стремные были, обшарпанные и будто гнилые. Как здесь примерно. И там были ебнутые какие-то пацаны, старше нас. Мелкие, лет по двенадцать, но уже с острыми большими ножами. Тебе, Костет, еще руку порезали легонечко, чтобы показать, что настроены серьезно. И сказали, что если мы еще раз в том дворе появимся, то вообще нас закопают. Вот я себя чувствую, как тогда. До сих пор тот двор обхожу.

— Не было такого, — запротестовал Вовка. — Я бы запомнил.

— Никто мне руку не резал, — проговорил Костет.

— Да вы что, охренели совсем?! — заорал Жека. — Не могло такое привидеться.

— Никто мне руку не резал, — упрямо повторил Костет.

— А вот дай, покажу, шрам, наверное, остался, — потребовал Жека.

— Не буду я во всякой ерунде участвовать, — отвернулся Костет.

— Тогда сами посмотрите! Левая рука, посредине бицухи... Шрам длинный, но не очень заметный. Ты, когда домой пришел, сказал матери, что с забора упал и об гвоздь покарябался. Она поверила.

Костет снял куртку и задрал рукав футболки с портретом довольного жизнью Аршавина. Через бицуху тянулась едва заметная бледная полоска. Такая тонкая, что с высоты поднявшегося от возмущения Жеки видно ее не было, но по изумленным лицам друзей он понял, что есть там эта полоска. Что не приснилось ему.

— Надо же, — задумчиво протянул Костет. — Шрам. Не помню, как он появился. Никогда не замечал его.

— Вот у меня сейчас чувство такое, что нам, как тогда, кровь пустили, — сказал Жека. — Только в этот раз они не Ко-стета выбрали, а Валю. Чтобы мы съябывали подобру-поздорову.

— Пойдем отсюда, — Вовка встал и отряхнул штаны от песка ладонью.

— Куда? — поинтересовался Костет.

— Обратно. К проходной.

— Ты обурел? — подошел к нему Жека, выпятив грудь. — Чтобы мы ушли и Валю этим сукам оставили?

— Дурак ты, Жека, если подумал так, — заглянул ему в глаза Вовка. — Там вещи наши лежат. И сумка Вальтера Михайловича. В ней распечатка, в которой написано, как найти Масякина, кореша евонного.

— Ввяжемся в драку, а там разберемся, — процитировал кого-то Костет.

Опасались, что оставленные сумки кто-нибудь уже тихой сапой потырил, и теперь им точно будет не найти Масякина. Но сумки стояли точно там, где их оставили — на крыльце административного здания.

Распечатка оказалась на месте — в правом переднем кармане сумки Вальтера Михайловича. Всего два листа формата А4. На одном — письмо от Масякина: как добираться, где ждать машину, что сказать на проходной, где получить пропуска, и прочие, оказавшиеся ненужными, указания. Зато на втором — план Мудрова с пунктирной линией, тянущейся от проходной до жилого комплекса 17/Б/82 и сплошной линией, ведущей к бункеру. Оба здания были помечены крестами, как на пиратской карте сокровищ. Рядом сответствующие подписи — «жилой комплекс» и «подземная лаборатория». Названия остальных зданий были нечитабельны — печать мелкая и некачественная.

Вальтер Михайлович не раскрыл пацанам всего, что знал о кореянке Тамаре Цой и ее местонахождении. Он рассудил, что они слишком импульсивны, особенно Костет, и могут наделать глупостей. Что лучше уж он им обо всем на месте расскажет. В чем-то он, разумеется, был прав. Но теперь решение это обернулась против него и всей операции, которую он называл «Антиведьма».

Пацаны подумали, что с большей вероятностью найдут Масякина в жилом комплексе. А потом уже, если его там не окажется, пойдут по пунктирной линии. К тому же, в сравнении со сплошной линией, пунктирная смотрелась как нечто «добавочное» и «необязательное».

Г Л А В А V

Я никогда не говорила: «Я хочу быть одна». Я только сказала: «Я хочу, чтобы меня оставили в покое», а это не то же самое.

1. Идут

Дорога к жилищу Масякина заняла больше времени, чем предполагалось. Здания — блочные клоны, делящиеся на лабораторные комплексы и жилые блоки. Названия улиц и номера домов перепачканы скверно пахнущей грязью, такой же, как табличка администрации. Пацаны по очереди бегали оттирать их, чтобы свериться с картой. Время будто специально замедлялось, а пространство деформировалось, то удлиняясь, то сокращаясь — все, чтобы высосать из незваных гостей как можно больше энергии.

— Слышите? — остановился Костет.

— Чего? — насторожились его спутники.

— В том-то и дело, что ничего. Вообще никаких звуков. Даже птиц не слышно.

— Я думаю, они специально, — задрал голову Жека. — Чуют жопой, что здесь мерзость творится, и не летят.

Полминуты стояли молча, слушая небывалую тишину. Здания смотрели на пацанов с холодным презрением. Теперь Вовке казалось, что хоть они все и одинаковые, но в то же время пугающе разные. Словно шеренги солдат тьмы, одетых в пыльную униформу. И у каждого в обойме припасены свои тайны и опасности. Для всех один и тот же приказ: никакой пощады к врагу — поймать, растоптать, развеять по ветру прах.

— Хватит уже сопли пускать, — стряхнул оцепенение Вовка. — Пошли дальше. Немного уже осталось.

Так и было. Вскоре они вышли к дому Масякина.

— Вроде бы это он, — Вовка сверился с картой. — Если они, конечно, номера не перевесили. С них станется.

— С кого? — спросил Жека.

— Да не знаю я! — заорал Вовка. — С кого-то. Кто здесь орудует. Кто похитил Вальтера Михайловича. Кто номера домов замазал. Знаю только, что не рады нам здесь.

Жека вздохнул. Недавнее воспоминание о гопниках, порезавших руку Костету, все еще не давало ему покоя. Но почему он только сейчас об этом вспомнил? Почему другие забыли об этом начисто? Был бы здесь Валя, рассказал бы им про психоанализ и подавленные воспоминания. Но Вали здесь не было.

Небольшой двухэтажный дом выглядел так, словно в него не заходили с восьмидесятых годов. Остальные здешние здания в сравнении с ним смотрелись, как после капремонта. Если бы кто-то задумал снимать городскую версию сказки о Бабе-Яге, то эта «избушка» подошла бы идеально.

Дверь поддалась не сразу. Сначала за нее схватился хилый Костет, потом, как в «Репке», к нему присоединился Жека. И только после того, как поучаствовал Вовка, с трудом справились. Внутри затхло воняло старьем, а с потолка медленно и красиво падали хлопья штукатурки, напоминая о празднике Нового Года. Множество глубоких царапин покрывало потрескавшиеся стены.