Анджей Ваевский - Сноходец
В Крестцах Яринка всучила десятку "сожителю по движку" и отправила за билетами. Послушным мальчиком парень сорвался и побежал. Взглянув на стоимость билета, Яринка округлила глаза, но промолчала — двенадцать рублей с копейками, значит, доложил свои. Ей не до совести, ей нужно в Питер.
В Новгороде автобус пошел на дозаправку, и пассажиров высадили ожидать. Парнишка маялся поблизости от Яринки, а ее мучила новоприобретенная привычка — покурить. Нет денег, и сигарет тоже нет.
— Есть сигареты? — спросила она наобум. Он промолчал, развернулся и резко испарился.
— Вот черт, испугался, что ли? — девочка недоумевала недолго: парень примчался с пачкой сигарет в вытянутой руке.
— Вот! — почти победно возвестил он. Это были первые слова, которые он ей сказал.
В Новгороде дали места, и девочка поняла, как же она хочет спать. Прислонив голову к оконному стеклу, она пыталась подремать, ведь до Питера еще несколько часов, да и прибудут поздно вечером — вряд ли она сегодня найдет Тараса или Юрку и сможет объяснить свою проблему. А объяснять придется многое: и то, что отец не заступился, и то, что не могла пересидеть у бабушки гнев Марии; смысла в этом не было, раз уж так обернулась жизнь, то надо становиться самостоятельной и доказать в первую очередь самой себе, что не является настолько бездарной и беспомощной, как считает мать. Да и беспокоить друзей ближе к ночи не хотелось. Неуместная в сложившейся ситуации совестливость. Только поспать ей не дали. В парнишке вдруг проснулась разговорчивость, и он то и дело донимал соседку по автобусу вопросами. Пытался познакомиться, разве что в лоб имя не спрашивал, выискивая окольные пути и пытаясь показаться приятным заинтересованным собеседником. Только вот Яринке было не до знакомств, тем более, на фоне последних соприкосновений с мужским полом. И все же отголоски безрассудства (или это и был голос разума) взяли верх, и когда автобус проезжал Тосно, девочка на пальцах объяснила, что ночевать ей сегодня негде.
— Эм… ладно, Ленка что-нибудь придумает, — внезапно предложил помощь парень. Он был симпатичен, но простоват на вид и в поведении — Яринка решила, что справится с ситуацией. Он не выглядел опасным, более того, в нем наблюдалось наивности в несколько раз больше, чем в самой Яринке.
— Что за Ленка? Ты говорил, что едешь к другу, — припомнила его слова девочка.
— Эм, ну да, к другу. Самому лучшему. А Ленка, в общем, сама поймешь.
— Ладно, черт с тобой. Как звать-то?
— Вова.
В Питер прибыли около одиннадцати вечера. Вова долго бормотал что-то себе под нос: что на Торжковскую не попадают и на Вавиловых тоже, значит, придется ехать на Ленинский, к Димке. Яринка устала спрашивать и уточнять, она вообще запуталась, куда ее везут, и попросту решила довериться, мысленно и не только пообещав оторвать Вовке голову. Ночной Питер пробегал где-то сверху, отгородившись от Яринки сонными вагонами метро. Одиннадцатый этаж шестнадцатиэтажки. Димка — интеллигентного вида молодой мужчина лет двадцати шести-двадцати восьми. Приятный, вежливый, доброжелательный. Такой себе великовозрастный маменькин сынок в очках. Он долго извинялся, что мама дома, поэтому придется ждать, но что-то обязательно придумается. Они стояли втроем у лифта и курили. Яринка прислонилась к батарее, практически усевшись на нее, и молча наблюдала, как общаются Вовка с Димкой. А потом открылся лифт и… грянул гром. Яринка никогда не предполагала, не верила, не ждала, что так вот может быть: взгляд синих глаз пришпилил ее к стене, она не могла пошевелиться и, как кролик на удава, безотрывно смотрела в эти ненормальные глаза. А они смотрели безумно, словно их обладатель увидел что-то такое, что поразило его и парализовало.
Она была как в тумане, все застыло, остановилось, прекратило существовать и иметь значение. Что-то там говорил Вовка и тащил девочку за рукав, о чем-то там спрашивал Димка у обладателя синих глаз. Они смотрели только на Яринку, словно весь мир перестал иметь значение. А она смотрела на него, пришельца из лифта. Она не помнила и не понимала, кто и когда втолкнул ее в лифт, как они оказались там втроем: она, Вовка и незнакомец. Её вообще не стало на этой планете, в этой вселенной.
— Ты в курсе, кто я? А, чудо? — мягкий обволакивающий голос наполовину выдернул Яринку из сладостного забытья.
— Ты? А… знаю… Ленка, — почему-то ответила Яринка первое, что пришло в голову. Это ведь логично, они с Вовкой ехали к Ленке. Не стоит думать о том, куда уехала логика в этот раз. Ответом был смех. Искристый, заразительный.
— Я, конечно, похож на свою сестру, но не настолько же. Леша меня зовут, раз этот оболтус не додумался представить, — парень шутливо пихнул в бок Вовку. Тот что-то неразборчивое проворчал.
И Яринка прозрела: в одном лифте с ней ехал парень. Такой, каких даже в кино не показывают. Он был невысокого роста, не намного выше самой девочки, хорошо сложен, осанка выражала силу и уверенность, несмотря на рост. Тонкие губы, светло-золотистые вихры неуправляемой стрижки, и… глаза, в которых хочется просто умереть, растворившись в этой невозможной синеве.
— Значит, так, потом во всем разберемся, а сейчас, черт, мне кровь из носу надо на свидание, иначе не оберусь потом. Идете со мной, будешь числиться девушкой Вовки, а то она у меня ревнивая, аж жуть, — Леша взял ситуацию в свои руки, никто и не подумал возражать.
Лучше бы Яринка никогда не попадала на это свидание. Лучше бы ее убили по дороге, порвали в клочья и закопали где-нибудь. Нет, все было очень мило и прилично, девушка Леши оказалась очень приятной особой. Сидели у нее на кухне, пили чай. А потом она принесла гитару и попросила спеть, присев рядом с Лешей и склонив голову ему на плечо: картинка, а не сцена. И он запел. Яринка прокляла тот миг, когда услышала этот голос.
"Сволочь, вот же ж сволочь", — ругалась мысленно девочка, злясь все сильнее. Он смотрел так, что ее сердце остановилось… и следующий удар своего сердца Яринка услышала уже в груди Лешки.
— У беды глаза зеленые,
Не простят, не пощадят…
На миг Яринке показалось, что в глубине синих глаз мелькнула такая неприкрытая разъедающая боль, что девочка с трудом подавила вскрик — словно это ей сделали так больно. А еще обида ядовитой гадюкой растеклась по венам: ей так хотелось, чтобы он пел для нее. Вот только глаза — серые.
— Леха, я тебя уже ненавижу, хоть ты и мой лучший друг, — внезапно вспылил Вовка, схватил Яринку за руку и вытащил в коридор.
— Ты… чего? — опешила та.
— Ты себя в зеркало давно видела?! — Вовка злился и весьма грубо схватил девочку за затылок и повернул лицом к зеркалу. Яринка вскрикнула — в ее глазах плескалась ядовитая темно-изумрудная зелень.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});