Виктор Точинов - Царь Живых

Нет.

То было предвидение…

Вечерело.

Слава тупо и бесцельно шел по улице. Он не хотел никуда идти – переставлял ноги, постаравшись полностью отключить от этого процесса сознание. У Полухина была дикая надежда – если шагать именно так, можно неосознанно дойти.

Прийти туда, откуда его позвали. Куда он стремительно бежал и не успел. Туда, где он нужен. Славе хотелось быть кому-то нужным. Он дойдет и узнает все, и все сразу станет понятным, и исчезнут страхи и сомнения, и исчезнут ночные кошмары, и придет что-то новое, он пока не знает что, и появится…

Он ходил так много часов.

Ноги уже не гудели. И не болели. Их не было. Под брюками мерно двигались чужие механические конструкции, не имевшие к Славе отношения. Все впустую. Он ничего не найдет…

Полухин тяжело рухнул на скамейку. Там сидела девушка. Симпатичная шатенка с короткой стрижкой, но Слава подсел к ней не поэтому. Просто механические отростки, сменившие ноги, неожиданно выработали свой моторесурс. Раз – и встали.

На девушку Полухин не смотрел. Он и раньше никогда не знакомился с девушками на скамейках. Он был застенчив, Слава Полухин, хотевший стать мужчиной – убив. И не сумевший.

Бедный глупый Слава…

У девушки был убитый вид – как и у него. Она скользнула по нему равнодушным взглядом.

Через секунду она смотрела на Славу так, как никто из женщин (да и мужчин) на него никогда не смотрел.

С ужасом.

Смотрела туда, где Ваня наложил ночью повязку – теперь грязную, сползшую. Не отрываясь, смотрела в одну точку. Точнее – на две точки…

Чаще бывает так: появляется вещь, которой не было раньше, – и ей придумывают имя – чтобы не ломать язык долгими объяснениями: мол, это почти как вон то, но с перламутровыми пуговицами…

С клубом “Хантер-хауз”* получилось наоборот. Сначала в голову Прохору пришло название – красивое и заграничное, но ничего не значащее. Охотничий домик у клуба появился позже… Появился на самых задах спортивного комплекса завода “Луч”…

* На языке потенциального противника “Хантер-хауз” означает “Охотничий домик” – по крайней мере придумавший название Прохор всегда считал именно так.

Спортивный этот комплекс (или просто – стадион) занимал несколько гектаров в пригороде и не имел ныне к заводу никакого отношения. Хотя все говорили по-прежнему: стадион завода “Луч”. Иногда имена живут дольше нареченных ими вещей – бывает и так.

Здесь не сходились больше под пьяноватые вопли болельщиков в жарких поединках футбольные команды цехов. Не пыхтели значкисты ГТО, готовясь к труду и обороне. Не совершал утренние пробежки вице-чемпион области по боксу Вася Дроздов, слесарь пятого цеха (родной цех, понятное дело, лицезрел чемпиона лишь в дни зарплаты). Теперь здесь было другое.

Серьезные люди расслаблялись после серьезных дел. Говоря по науке – релаксировались. Гольф, теннис, верховая езда, бассейн с сауной… А еще здесь был – вдалеке, неприметно, с краю – “Хантер-хауз”. Охотничий домик.

Изнутри – стены из неошкуренных бревен. Декорация – под ними кирпич. Здесь много декораций. Трофеи на стенах, например. Чучела зверей и птиц. Как-то сибиряк Максим вытащил в лес, на охоту – не понравилось: комары, под ногами хлюпает, дичь прячется… А главное – нет азарта настоящей охоты. Трофеи – декорация, настоящие укрыты надежно…

Вокруг огромного стола восемь стульев – по высоким резным спинкам невинно скачут деревянные косули-зайчики. У каждого здесь свое место, все по табели о рангах… Два стула пусты – Вани и Полухина.

Сигаретный дым уже не клубится – ровное синее марево. Лица в нем странного цвета.

Плохо об отсутствующих говорить не принято. Но в уставе “Хантера” такого пункта нет. О них говорят.

И говорят плохо.

Вечер.

Двое на пустынной улице.

Женщина и ребенок.

Тяжелая сумка тянет руку, у мальчика – крохотный рюкзачок за плечами, тоже набит. Из-под клапана рюкзачка высовывается игрушка – радиоуправляемый джип американской полиции.

Это бегство.

Она ушла, нет – она сбежала, собрав за десять минут что можно, потому что ушедший мог в любой момент вернуться, потому что все клятвы нарушены и все печати сняты, она бежала и не знала – куда; были бы деньги, она бы пошла в первое турагентство, лето, полно горящих путевок, и – не важно куда, далеко, очень далеко – Канары, Тунис, Египет, не важно, как можно дальше, но денег нет, и она не знает, куда бежать, и она уходит – не куда, а откуда, и дорога ее страшна, и впереди…

Глава 11

Это бегство. Женщину зовут Марья.

Пришла ночь.

За окном серый свет.

Или серая тьма.

Серая ночь, которую поэты зовут белой…

Свет на кухне погашен. За столом двое. Родители поудивлялись странному гостю дочери и легли спать – взрослый человек, двадцать третий год идет, своя личная жизнь, да и пора бы, все ждала принца на белом коне,, школьные подруги – вон уже разводятся…

Слава говорит.

О подвале. О девушке с черными волосами. Свет погашен, лиц не видно – и он этому рад. Наташе хочется спросить о многом. Но она молчит – сейчас не время вопросов.

Слава говорит, он уже не может остановиться – как не мог остановить свой утренний бег. Не только про подвал – он говорит все. Скрепленная его кровью бумага превращается в труху и разносится ветром. Слава Полухин исповедуется – первый раз в жизни. Его рассказ странен и страшен.

Но Наташа верит всему.

Сойдя с ума, легко верить всему.

За окном серая тьма.

Или серый свет.

Ночь – лучшее время для мыслей.

Ваня Сорин давно прочитал в каком-то околонаучном журнальчике, что пределы здорового сна лежат между четырьмя и восемью часами – больше вредно, меньше тоже. И с тех пор он не спал больше четырех часов в сутки. Перспектива продрыхнуть ровно третью часть жизни не вдохновляла. Одна шестая – еще туда-сюда… Даже сны ему никогда не снились – абсолютно потерянное время…

У него было о чем подумать.

С нежданным своим даром Ваня разобрался быстро.

Рассудил так: если у тебя есть дар, или талант, или хотя бы валютный счет в коммерческом банке, надо учиться им управлять. Иначе дар или талант либо захиреет и исчезнет, либо превратится в нечто страшненькое… А счет канет вместе с разорившимися банкирами…

Правда, как управлять, та еще проблема. Ясно одно – рассказать об этом нельзя. Никому. Может, конечно, и не налетят вороньем доценты-кандидаты в целях изучения и препарирования, но… Из окружающих слова придется вытягивать клещами, это точно… Сдержанны и молчаливы они станут, окружающие… Ну а семейная жизнь… Да-а… С Тамарой хватило получаса… Разве что поискать глухонемую посимпатичнее… Живут и с такими, записками общаются… Кстати…