Ганс Эверс - Пражский студент

Балдуин посадил девушку на колени и охватил рукою ее бедра. Он взял ее к себе домой. Лидушка была пьяна от сладкого вина и своим кокетливым сопротивлением вконец распалила его желание. Она позволила внести себя в дом — но как бы насильно; она смеялась, кричала и царапалась. Со звериным желанием он сжимал ее гибкую талию, трепетавшую в его руках словно сама жизнь. Хмельной от вина и наслаждения, он понес цыганку вверх по мраморной лестнице.

* * *

И помчались ночи в бурном веселье, пьянстве, в объятиях Лидушки, ночи, быстролетные часы которых кружились как пылающие облака и проливались как кровавый дождь. Жаждущего забвения Балдуина обнимал мурлычащий хищный зверек с бархатной кожей, великолепная юная пантера, страстная и горячая. Ее маленькие коричневые ручки, изящно переходящие в округлые предплечья, были вооружены острыми когтями. Черные локоны обливали смуглые плечи как поток лавы.

Днем Лидушка выходила из спальни, бродила по особняку Балдуина, приплясывая, обнюхивала все комнаты. Теперь она носила большие золотые серьги, кольца с разноцветными камнями, и имела все, что сердце пожелает. Обтиралась благовонными эссенциями и была разукрашена браслетами, золотыми цепочками и монистами, как египетская танцовщица. Валялась на диванах полуодетая, в шелковой нижней юбочке, и кормила конфетами попугая, червячками — рыбок в бассейне, крошками тортов — птиц в саду. И пудель благодушно позволял новой госпоже ласкать себя.

Лидушка пела, играла на цитре, которую подарила ей одна старая цыганка, пила токайское и сладкое мускатное вино из графинов, бегала в красных домашних туфельках и с голыми ногами в кухню, кладовые, подвалы, быстро завязала дружбу со всей прислугой, пробовала из всех горшков и котлов, играла в карты с конюхом и лакеями, курила трубку, подтрунивала, к общему удовольствию, над старым Факсом.

— Почему у тебя нигде нет зеркала? — спросила она однажды.

Балдуин закрыл любопытный ротик поцелуем.

— Мне не надо зеркала! Мне хватает твоих глаз! — сказал он поспешно. — Пусть Факс купит тебе красивое ручное зеркальце. И пользуйся им одна!

Она изумленно взглянула на любовника:

— Но в доме же есть зеркала, — медленно проговорила она, — и даже очень большие, в гардеробной и спальне, вделанные в стены. Но ты их велел занавесить! И занавески зашиты!

— Не трогай этих зеркал! — сердито бросил он. — Это... Это принесет несчастье, если в них будут смотреться...

Она с сомнением уставилась на него, покачав головой:

— Несчастья? Ну, мне-то вряд ли!

Но не стала продолжать расспросы.

* * *

Однажды она обнаружила в ящике ночного столика Балдуина золотой медальон Маргит. Примерила его на своей шее. Вошедший тут же Балдуин со злостью напустился на нее.

— Положи на место! — приказал он. — Это — не для тебя!

Она удивленно посмотрела ему в глаза своим угольно-сверкающим взглядом:

— Подари его мне!

— Я сказал тебе, положи на место! — голос его стал грозным.

— Но он красивый... Мне он нравится. Подари его мне!

— У тебя хватает колец, цепочек и ожерелий!

— А я хочу этот! — своенравно настаивала Лидушка.

Балдуин швырнул ее на кровать.

— Ты должна меня слушаться! — прорычал он, пытаясь вырвать медальон.

Она зло шипела, как кошка, извивалась, дрыгая ногами. Ее лицо исказилось злобной гримасой.

— Ты должна это отдать, слышишь ты, стерва! — крикнул он, уже готовый ее ударить.

Тонкая цепочка натянулась между двумя кулаками — вот-вот порвется...

— Бери, — вдруг смирилась Лидушка, — Бери, я не возьму его. Пусти... Видишь, я кладу его обратно в стол. Больше я его не коснусь, — обещала она.

— Горе тебе, если нарушишь слово! — пригрозил Балдуин.

Она ответила ему поцелуем.

Чтобы утешить Лидушку, Балдуин решил съездить с ней на прогулку. Они сели в открытую коляску и отправились за город. Заврел и фон Даль сопровождали их. Был чудесный день на исходе лета, тихий и солнечный.

В деревне, которую они проезжали, шумела крестьянская свадьба. Длинные столы и скамьи были расставлены прямо в саду, под старыми липами. На четыре огромные пивные бочки водрузили помост, на котором устроились местные музыканты с волынкой, флейтами и кларнетом. Над открытым очагом жарился на вертеле большой теленок.

Веселье продолжалось давно. Гости за столами жрали и пили вдоволь, многие уже были пьяны. Музыканты наяривали, парни и девушки кружились в танце, развевались широкие юбки и пестрые ленты. Пиво и вино беспрерывно лилось из бочек в кувшины и кружки.

Коляска остановилась. Родители невесты радушно приветствовали новых гостей и заставили их выпить по кружке вина за здоровье молодых. Вскоре Заврел и фон Даль уже отплясывали с деревенскими девицами — им такие развлечения были привычны. Да и Балдуин не устоял и вошел в круг танцующих.

Лидушка пела цыганские песни и скоро буйно развеселилась. Увидев, что Балдуин танцует, она сама подхватила себе кавалера; оказываясь рядом с Балдуином в кругу, она вызывающе хохотала и бросала ему в лицо алые гвоздики, которые сунул ей кто-то из парней.

Только поздно вечером, когда засветили бумажные фонари и вся компания была уже сильно пьяна, Балдуин отвел Лидушку в сторону.

— Поедешь домой! — заявил он тоном, не терпящим возражений. — Ложись в постель и жди, пока я приду!

Лидушка было стала упираться — ей хотелось плясать и петь до утра, но Балдуин подозвал своего кучера и приказал отвезти Лидушку домой, а потом вернуться за ним и двумя его товарищами.

Уже светало, когда он тяжелой хмельной походкой вошел в вестибюль своего особняка.

— Девчонка дома? — зевая, спросил он старого Факса.

— Конечно, милостивый господин!

— Меня спрашивала?

— Нет, господин. Сперва потребовала вина, а теперь сидит в кухне с лакеями, раскладывает карты и гадает по руке.

Балдуин засмеялся:

— Так-так!

— И песен она много спела — дурацкие, шальные песни. И на цитре играла — хорошо, одно удовольствие ее послушать!

— Отлично, Факс. Иди отдыхать, старик!

— Доброй ночи, мой господин.

Балдуин поднялся по лестнице и бесшумно отворил дверь в спальню. Бледно-голубой рассветный луч пробивался сквозь гардины. Горели две свечи — по сторонам зеркала, которое снова было открыто. Бархатная занавеска разорвана снизу доверху и широко раздвинута...

Лидушка была уже здесь. Она стояла перед зеркалом обнаженная, плавно раскачиваясь и любуясь собой. Золотой медальон на тонкой цепочке сверкал на ее груди...