Шеррилин Кеньон - Грехи ночи (Иас и Дэнджер)

Конечно, у него не было реальных доказательств происхождения Ашерона. Пока не было. Но если он был прав, и Ашерон был потерянным сыном Аполлими, то тогда у Страйкера появилась бы возможность окончательно уничтожить древнюю атлантийскую богиню. С ее уходом он бы стал править Калосисом, и все даймоны смогли бы назвать это место своим домом.

Он бы тогда смог обладать силой, не имеющей равной себе по могуществу. Никто не смог бы ему помешать поработить человечество.

Мир людей принадлежал бы ему…

Он уже почти ощущал на кончике языка привкус победы.

— Аполлимии не следует знать об этом, — сурово сказал Страйкер Тратусу. — Я скажу ей о мятеже Темных Охотников после того, как все они будут мертвы.

— Отчего ты не скажешь ей об этом сейчас? — Тратус явно не был в восторге от его идеи.

— У нее есть дела поважнее. Мне кажется, что для нее это будет приятным сюрпризом, тебе не кажется? — с притворной небрежностью спросил Страйкер.

От этой мысли фаворит побледнел.

— Богини не любят сюрпризов. Ее очень огорчил наш «сюрприз», когда мы устроили погром в Новом Орлеане.

Да, именно так и было. Страйкер послал туда своих даймонов спати, и они терроризировали город несколько недель, но, в конце концов, Ашерон спас жалких людей. Будь он проклят. Это стоило Страйкеру многих даймонов в ту ночь, включая Десидериуса. Но не эти разрушения вызвали ярость Аполлими, ее бешенную реакцию вызвало нападение Десидериуса на Ашерона.

Но Тратус не знал этого. Только Страйкер знал истинную причину злости Аполлими.

— Да, но она успокоилась и теперь вполне довольна.

Тратус не выглядел слишком уж уверенным, когда положил сфору на золотую подставку.

— Так что ты приказываешь?

— Пока мы продолжим эту милую игру с Темными Охотниками. Покажем им все хорошее, что есть в нас.

— А в нас есть что-то хорошее?

Страйкер рассмеялся.

— Нет, но как ты сказал, Темные Охотники слишком тупы, чтобы видеть что-то дальше своего носа. Они поверят нашей лжи и позволят одному из наших новичков отточить на них свои навыки.

Тратус кивнул, затем сделал шаг назад, собираясь уходить.

— Но теперь у нас новые приоритеты.

Тратус остановился и посмотрел на Страйкера.

— Какие?

— Убить Алексиона.

Тратус явно был поражен, но он быстро справился с собой.

— Как?

Улыбка медленно расползлась по лицу Страйкера.

— Есть два пути. Мы можем заставить его убить себя самому или мы позволим Шаронте сделать это.

Ни один из этих способ не будет легким. И по выражению лица Тратуса Страйкер понимал, что его «правая рука» с сомнением относится к обоим вариантам.

— Как мы заставим Шаронте убить его? — спросил Тратус.

— Это довольно сложно, не так ли?

Страйкер продумывал разные варианты. Пока он не убедит Аполлими сотрудничать с ним и позволить парочке своих питомцев покидать Атлантийское королевство, где они жили, не было не единой возможности натравить их на Алексиона. А это было чертовски нереально. Разрушительница крайне редко позволяла своим Шаронте покидать Калосис.

Но с другой стороны, были еще и другие Шаронте, которые не испытывали любви или еще чего-то похожего к Богине, которая контролировала их. Такие Шаронте могли бы согласиться выполнить его просьбу ради шанса освободиться от нее…

Тратусу даже не допускал этот вариант.

— Как ты можешь заставить кого-то убить самого себя?

Страйкер коротко усмехнулся на это.

— Обычно достаточно просто уничтожить их волю к жизни. Или дать им чертовски сильную причину, чтобы желать смерти.

Тратус выглядел довольно смущенным.

— Что же может заставить Алексиона желать умереть?

— Kyriayypochrosi[32], — сказал Страйкер, используя атлантийский термин для обозначения «благородного обязательства». — У него нет души, как и у Темных Охотников, которых он защищает. Если ты впустишь сильную душу в Темного Охотника, то она завладеет им, но если слабую…

— Он услышит ее мольбы о сострадании.

Страйкер кивнул. Это было самым сложным в процессе превращения в даймона, и это была одна из причин, почему они избегали слабых душ. Постоянные мольбы о сострадании могут и самых сильных из них свести с ума.

Но у его людей было небольшое утешение; у них все еще были свои собственные души, которые могли заставить умолкнуть это нытье. У Алексиона и Темных Охотников не было и этого. Внутри у них была пустота, и ничто не могло подавить и заставить умолкнуть поселившуюся внутри душу.

Ничего что могло бы помочь освоиться с новой жизненной силой.

Душераздирающие стенания вывели бы Алексиона из строя, и у него не осталось бы выбора кроме как убить себя и освободить душу или обречь эту душу на смерть.

Если же ничего не получиться, то просто любопытно будет посмотреть на этот интересный эксперимент.

Останется ли Алексион в стороне и позволит душе умереть или он покончит со своей жизнью, чтобы спасти невинного?

ГЛАВА 7

Дейнжер стояла в коридоре своего дома, наблюдая за Алексионом, который расположился в ее кухне. Она сказала, что ей надо выйти в ванну — ей не столько нужно было освежиться, как просто необходимо было отойти от его присутствия. И остаться одной, чтобы переосмыслить информацию, которую он на нее вывалил.

Она не знала чему верить, и ей претило это чувство неуверенности. Всю жизнь она гордилась своим умением отличать правду ото лжи.

Но вот что касается этого случая…

Она не знала, кто или что было правильным. Из того, что узнала от Алексиона, она не сомневалась, что он мог убить ее, если бы захотел, впрочем, он мог убить их всех. Пока же он воздерживался от подобных действий, что прибавляло немного правдоподобия его истории, о том, что он находился здесь, чтобы их защитить.

Может быть.

Черт, ненавижу колебаться.

Должна ли я бежать и предупредить остальных или стоит остаться и приглядеть за ним?

Тут не было однозначного ответа.

Вытирая лицо, она замерла, наблюдая, как Алексион поднял большую шоколадку Херши со стола и понюхал ее. Он провел рукой по коричневой обертке так, будто никогда до этого не видел ничего подобного. Затем он начал ощупывать шоколадку сквозь обертку, словно наслаждаясь ощущением шоколада в руке.

Дейнжер вскинула голову, озадаченная его действиями. Она обожала шоколад так же как и «Next person», но ей никогда раньше не приходилось видеть такое наслаждение шоколадом. В его осторожных поглаживаниях напомнило ей прикосновение любовника, и от этого он выглядел более уязвимым.