Алексей Атеев - Обреченный пророк

Караваев не совсем понял смысл слова «нимфоманка», но общая суть до него дошла, потому что он залился краской. Женщины, казалось, потеряли к Караваеву интерес, потому что разошлись по своим углам. Лица их приняли обычное безучастное выражение. Экскурсия начинала утомлять Караваева.

«Скорей бы уж, – думал он, озираясь на Козопасова, – повел к этому пророку, да и дело с концом».

Между тем к секретарю подкралось какое-то создание неопределенных лет и, ухватив за рукав, потащило в сторону.

– Что вам надо? – хриплым шепотом произнес Караваев, пытаясь вырваться, но создание держало крепко.

– Я все знаю, – зашипела женщина, – знаю я все и про тебя, и про нее.

– Про кого, – спросил перепуганный секретарь, – пустите… – Он обернулся, ища глазами Козопасова, но того нигде не было. «Что же это, – содрогнулся Аркадий Борисович, – меня бросили?»

А женщина не отпускала, она что-то горячо и сбивчиво бормотала о суке Лидке, о каких-то лейтенантах. Караваев стоял ни жив ни мертв. Увлеченная беседой сама с собой, женщина выпустила рукав Караваева. Громко хохоча, она стояла рядом и брызгала во все стороны слюной. Неожиданно она размахнулась и изо всей силы влепила Караваеву оплеуху. Удар был настолько силен, что у того искры посыпались из глаз.

«Как же это? – металась в голове секретаря единственная мысль. – Почему меня бросили, нарочно подстроено или случайность? Ну они за это ответят!»

В этот момент к бойкой женщине, обидевшей Караваева, подскочила еще одна, толстая и безобразная, совсем старуха.

«Ну все, конец!» – решил Караваев и зажмурил глаза. Но дальнейшего насилия по отношению к нему не последовало. Старуха, напротив, вцепилась в его обидчицу.

– Не трожь моего сыночка! – завопила она. – Не трожь, падла. – Она легко повалила тщедушную обидчицу Караваева и стала ее пинать. Вокруг снова собралась толпа. Внезапно старуха перестала избивать ревнивую даму и бросилась обнимать Караваева.

– Сыночек!!! – кричала она. – Василек, наконец-то!!! Я знала, что ты придешь, я знала… – и она слюнявила лицо секретаря поцелуями. В это мгновение подбежал Козопасов.

– О, извините, – прокричал он, отталкивая в сторону женщину, объявившую себя матерью Караваева, – виноват, извините, срочное дело, без меня не решили, пардон, пардон. Вас, я вижу, немного помяли, – развязно продолжал он, – это уж специфика заведения такая… Ну ничего, случается. Сейчас пройдем дальше.

Караваев побелел от гнева. Челюсть его тряслась, он не мог собраться с мыслями, но наконец нашел в себе силы и завопил:

– Как вы смеете!

– В чем дело? – делано удивился Козопасов.

– Почему вы бросили меня? Я буду жаловаться! Приведите сюда главного врача!

– Сию минуту, – с готовностью сказал Козопасов и рванулся к двери.

Взгляд Караваева обратился на контингент отделения, опять собравшийся вокруг него. Секретарь понял, что вновь остается один.

– Постойте! – закричал он вслед Козопасову. – Уведите меня отсюда.

– Конечно, конечно, – подскочил тот, – сейчас мы пойдем дальше, экскурсия продолжается.

– Экскурсия закончена, – оборвал его Караваев, – ведите меня к главврачу.

– Да как же… ведь вы хотели увидеть…

– Все, что я хотел увидеть, я уже увидел, – твердо сказал Караваев. Присутствие духа постепенно возвращалось к нему. Дверь отделения распахнулась, и секретарь поспешно выскочил прочь. Он достал платок и вытер лицо, поскольку до сих пор ощущал на нем слюнявые поцелуи вонючей старухи, посмевшей назвать его своим сыном. Ну ничего, этот болван Козопасов ответит за все. Болван стоял рядом и переминался с ноги на ногу. На лице его была написана почтительная робость.

– Неужели не идем дальше? – осторожно спросил он. – Ведь самое интересное впереди: мужское отделение, затем хроники, потом спецотделение… Пойдемте, не пожалеете. И, главное, тот, кого вы так хотите увидеть.

– Нет, – твердо ответил Караваев, – на сегодня достаточно.

– Ну нет, так нет, – покорно согласился Козопасов.

И вот они снова в кабинете главврача.

– Что так быстро? – удивился тот, рассматривая злое красное лицо секретаря.

Не отвечая, Караваев лихорадочно, обрывая пуговицы, стаскивал с себя халат.

– В чем дело? – строго спросил Ситников, обращаясь к Козопасову.

– Небольшая неувязочка, – промямлил тот, опуская глаза.

– То есть?

– Он меня бросил на растерзание этих сумасшедших баб! – завопил Караваев. – Меня чуть не убили.

– О! – взволнованно воскликнул главврач и вскочил из-за стола. – Не может быть!

– Может, – надрывался Караваев, – именно может!!! Это не просто безобразие, это дискредитация ответственного работника. Политическое дело.

– Ну прямо уж политическое, – неожиданно нагло отозвался Козопасов, – велика важность, дала ему Зойка по морде.

– По морде? – изумился Ситников. – И ты допустил?!

– Так уж получилось, – уныло произнес Козопасов.

– Ты уволен, – холодно произнес Ситников. – Он уже уволен, Аркадий Борисович, – официальным тоном обратился он к Караваеву.

– Так тебе и надо, урод! – мстительно произнес секретарь.

– Ромуальд Казимирович… – канючил Козопасов, как провинившийся школьник.

– Уволен, и точка! – Ситников был непреклонен. – Таким, как ты, не место в советской медицине. Садитесь, Аркадий Борисович, – обратился он к Караваеву, – сейчас самое время расслабиться. – Ситников достал из сейфа початую бутылку коньяка. – Рекомендую, армянский «Двин», отличная вещь, между прочим, расширяет сосуды.

– А как же со мной? – ныл Козопасов.

– Убирайся, ты мне не нужен.

Козопасов, сморщившись, вышел за дверь.

– Сейчас проглотим по рюмочке, – доверительно сообщал Ромуальд Казимирович, – и продолжим экскурсию, я лично вас поведу, возьмем на всякий случай двух санитаров. Тут ведь у нас заведение специфическое, то, что вы видели, так – цветочки.

– Нет, – отрицательно мотнул головой Караваев, – с меня достаточно.

– А как же наш пророк?

– Обойдусь без пророков. К тому же мне урок, коммунист и вдруг уверовал в какую-то чертовщину.

– Дело ваше, – охотно согласился главврач, – может, вы и правы. А Козопасова я уволю, хотя работник он неплохой, бестолков, конечно, но исполнителен и предан, как собака.

– Хам он, – резюмировал Караваев.

– Это есть, – охотно согласился Ситников, – ну давайте еще по рюмочке.

Коньяк был отличный, в этом Караваев знал толк. После пережитых волнений он расслабился, немного накатило благодушие. Внезапно он вспомнил об оплеухе: «…как, если узнают?! Ведь позора не оберешься. Мерзавец все же Козопасов, хотя и исполнительный. Уволят его, пойдет болтать со зла…»