Счастливого дня пробуждения - Анастасия Калюжная
– А… А что с тобой случилось? – спрашиваю я.
– Опыты, вот что! Проверяют мою живучесть. Яды, кровопотери, удушье… А я же почти бессмертный… Сейчас вот голодом морят. Ем что придётся, – едва шепчет он. – Иногда везёт на сверчков. Иногда Мария сжаливается, но её за это сильно ругают. Она хорошая. А я столько раз на неё нападал… Она даже меня выпускала. Ночами, конечно. Днём я не могу. Свет мне делает больно… Или вот. – Он показывает мне свою палку вместо ноги. – Засыпаю, просыпаюсь – отпилили!
– Какой ужас… – Просто не могу поверить. – Неужели доктор об этом знает и ничего не делает?
На всякий случай я смотрю на свою ногу – нет, вроде другая.
– Так это он меня сюда и посадил, неужели ты не понимаешь?! – Мальчик откидывает голову, упираясь затылком в стену. – Сейчас. Подожди. Что-то мне нехорошо, – он сползает чуть ниже, – все силы потратил… И ради чего… Какая гадость…
– Может, я смогу тебе раздобыть немного еды? – осторожно предлагаю я. Теперь не кажется, что он такой уж опасный, скорее жалкий. – Ты ешь то же, что люди?
– В основном мясо, мне нужно много гемоглобина. Но сейчас я бы и полироль съел.
– Давай я принесу тебе что-нибудь мясное? – предлагаю я, потому что не знаю, что такое полироль.
– Правда? – Он сглатывает слюну.
– Хотя погоди. – Я недоверчиво кошусь на него. – А если ты поешь, у тебя появятся силы – и ты нападёшь на меня? Захочешь отобрать ключи? Мне никак нельзя их терять! Или вообще откроешь дверь в крыло, где живёт Мария, и нападёшь на неё?
– Резонно мыслишь, – усмехается мальчик, мрачно глядя на меня. – Хорошо же он потрудился над тобой.
– Ладно, – наконец решаюсь я. – Попробую тебе что-нибудь достать. Но у меня есть условие… Сначала я свяжу тебе руки. – Я подозрительно сощуриваюсь на него: пытаюсь сымитировать суровое выражение доктора.
– Как скажешь. Я на что угодно готов, – тихо отвечает он. – А взамен я расскажу тебе всё, что знаю сам. Быть может, мы окажемся на одной стороне.
* * *
Я иду на кухню и тщательно обыскиваю каждый уголок. Наконец в холодильнике находится сырое мясо, кажется, для рагу – я плохо разбираюсь в еде. В прачечной я перебинтовываю свою рану носовым платком, беру верёвку – надеюсь, достаточно крепкую – и возвращаюсь к мальчику. Он обессиленно открывает глаза, щурясь на свет лампы, его взгляд тут же жадно цепляется за миску в моей руке.
– Вначале уговор! – Я быстро отставляю мясо как можно дальше.
Он даже не пытается сопротивляться. Я как умею связываю ему запястья, затягивая узел за узлом, а затем осторожно кормлю его. Он буквально целиком заглатывает куски, едва-едва успевая жевать, будто я могу их отнять.
– Не думал, что доживу до этого момента, – говорит он, пусто глядя перед собой и почти плача, как только тарелка пустеет. – Мне казалось, я так и умру в этой камере. А теперь у меня есть шанс прожить ещё немного… Хотя, конечно, я уже ходячий труп. Да и ты тоже. – Сороковой с мрачным презрением глядит на меня. – Он и от тебя избавится.
– Да почему избавится! – возмущаюсь я. – Доктор сказал, что я – самое особенное существо…
– И мне он так говорил, – перебивает мальчик.
– И ещё он мне подарил свою книгу по анатомии! – горячо спорю я.
– И мне он её дарил, – усмехается сороковой. – Он всем нам её дарит.
– Да? – печалюсь я. – Та самая, красная…
– С золочёным тиснением, – завершает он.
– Этого не может быть! – И тут до меня доходит. – Погоди! Чем докажешь, что не врёшь?
– Если того, что ты сейчас видишь, недостаточно, можешь мне не верить. – Он кое-как поднимается, опершись о стену, и шатко идёт прочь по коридору.
– Эй-эй! Ты куда? – Я следую за ним.
– Искать выход.
– А как же рассказать?
– Поищем выход и расскажу. – Он уверенно ковыляет дальше.
– Тут всё заперто! И на каждом окне решётка!
– Да? – Сороковой останавливается посреди коридора. – Ладно.
И вдруг он бьёт меня ногой-палкой по голеням. Я снова падаю на пол, выронив миску. Она звонко катится к стене, боками ловя слабые отблески. Ладони ноют от удара. Я чувствую, как на лопатку опускается острая палка, и, похоже, сороковой пытается меня проткнуть! Это левая сторона между вторым и пятым ребром! Я вскрикиваю от боли и перекатываюсь, хватая его за лодыжку и дёргая на себя. Сороковой тоже падает. Какое-то время мы боремся, сопя, перекатываясь и стараясь придавить друг друга. Но сил в нём так мало, что даже мне не составляет труда прижать сорокового к полу. Мальчишка буквально весь как из веточек, кажется, я его вот-вот сломаю, и без такой хорошей реакции ничего бы у него не получилось. Хотя кто знает, что было бы, если бы у него были развязаны руки.
– Отдай ключи! Я пр-росто хочу уйти отсюда! – рычит он, пытаясь вырваться, пока я прижимаю его щекой к паласу.
– Там всё равно снаружи забор! И высоченные огромные ворота! Как ты их перелезешь? У меня нет ключа от них! – пытаюсь я хоть как-то его облагоразумить.
На секунду он перестаёт брыкаться.
– Тебя выводили к воротам?!
– Ну да. А тебя нет? – Я чувствую, что он больше не сопротивляется, и выпускаю его, надеясь, что теперь он не попытается проткнуть мне сердце.
– Меня нет. – Сороковой перекатывается на бок, как гусеница, и садится, смотря на меня с каким-то странным выражением лица. – Проклятье! Хотел бы я хоть глазком посмотреть, что там снаружи.
– А почему тебя не выводили?
– Догадайся! – презрительно цедит он. – Я не переношу света.
– А… Ой. – Я опускаю глаза. – И что же ты будешь делать, если сбежишь, как только встанет солнце? Там же повсюду свет!
– Понятия не имею. – Сороковой отворачивается. – Для начала надо сбежать.
– По-моему, делать это без плана дурацкая идея. Слушай, а… А ты вот всё говоришь «все мы». А… А ты видел других?
– Естественно. – Он вскидывает бровь. – Когда меня только создали, доктор ещё держал всех нас в общей палате. Там были я, номер тридцать шесть и тридцать семь. Тридцать восемь быстро усыпили, а что было с тридцать девять, я не знаю – так и не перевели в общую. Тридцать шесть ещё рассказывала о прошлых. Но за это её здорово колотил Николай. С её слов выходило, что мало кто жил хотя бы год. И потом появился сорок один. После этого предыдущие эксперименты я больше не видел. А меня сослали сюда… Вначале за мной следил старик. У него, конечно, поблажек не жди. Много лет прошло, прежде чем его заменила Мария. Хорошая женщина. Я очень просился погулять хотя бы по коридору, чтобы чем-то себя развлечь. Но моё нападение явно подпортило наши отношения, – усмехается он. – Поэтому она придумала, как меня выпускать так, чтобы я не смог её покусать. Она стала открывать дверь ещё засветло, а сама запиралась у себя. Но этого мне хватило, чтобы найти кое-что… Кое-кого. – Он хмуро и пусто смотрит перед собой, голос звучит будто из колодца.
– Кого? – оживляюсь я.
– Мы с ней мечтали сбежать вместе. Но оба были в том состоянии, что это действительно была только мечта. Но сейчас… Сейчас, кажется, у меня впервые появился реальный шанс. – Сороковой решительно смотрит на меня. – Отдай ключи.
Я отодвигаюсь к стене, крепче перехватывая связку.
– Ага, конечно! Ты дважды на меня напал! И я всё ещё тебе не верю. Ни единому слову!
Мальчик закатывает глаза.
– Хорошо, тогда ты пойдёшь со мной. – Он встаёт и толкает меня головой, заставляя идти вперёд. – Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Вот тут я понимаю: если их будет двое, то с двумя я
