Александр Варго - Особь
Королем рынка стали крысоловки самых разнообразных конструкций и видов. Их десятками выставляли в магазинах прямо с утра, и уже к обеду в продаже не оставалось ни одной. Караванами покатили фуры с дешевыми китайскими капканами – их гирляндами вывешивали во всех ларьках на городских базарчиках. За какую-то неделю устройство для ловли грызунов стало обязательной деталью быта, особенно у жильцов нижних этажей. Владельцы богатых коттеджей за кольцевой предпочитали навороты посерьезней – продвинутые сигнализации с датчиками движения и самораскрывающимися сетками, чуткие напольные сенсоры и даже целые комплексы с портативными видеокамерами и дистанционным управлением. В загородных особняках появилась неожиданная мода на питонов – кто-то пустил слух, что эти гигантские змеи – самые страшные естественные враги крыс. Правда, за все это время не было зафиксировано ни одного случая поимки жутких существ; и домашние питомцы, и хитроумные приспособления создавали скорей иллюзию защищенности.
А вот с реальным количеством жертв Rattus Pushtunus было сложней. Мэрия распорядилась засекретить абсолютно все случаи укусов – иначе, как полагал градоначальник, ситуация в мегаполисе может полностью выйти из-под контроля. Каждый день, когда по улицам с сиреной летела «Скорая», прохожие невольно замирали и оборачивались. Вид милицейского автомобиля, несущегося с включенными проблесковыми маячками, и вовсе внушал неподдельный ужас: для жителей было очевидно, что где-то поблизости объявился очередной невменяемый. Начальник городской милиции, уже вышедший из больницы, также распорядился засекретить количество случаев немотивированной агрессии.
Однако все эти запреты привели к прямо противоположным результатам. «Народный телеграф» реагировал на все подобные случаи предельно чутко. Многочисленные описания нападений с летальным исходом, преувеличенные «очевидцами», заполонили едва ли не все блоги и форумы жителей Южного округа. По слухам, количество покусанных перевалило за тысячу, а количество их жертв исчислялось цифрой с четырьмя нулями. Страшней всего было другое: практически ни один человек, укушенный омерзительным существом, не выживал. Сценарий событий выглядел удручающе стандартно: сперва укус Rattus Pushtunus, затем инкубационный период в несколько дней, затем вспышка агрессии с многочисленными убийствами, а затем трагическая смерть инфицированного. И хотя милиция получила категорический приказ – не стрелять в подобных случаях на поражение, маньяки никогда не сдавались в руки правоохранителей, предпочитая бросаться с мостов или заканчивать жизнь под колесами грузовиков. А уж задержать их и вовсе не было никакой возможности. У всех укушенных словно бы просыпалась нечеловеческая сила: хлипкие старички с легкостью разбрасывали по несколько милицейских спецназовцев, молоденькие девушки без труда освобождались от наручников, и даже малолетние дети были способны на самые жуткие и кровавые подвиги.
А потому предложение главврача мегаполиса выглядело весьма рациональным. На очередном заседании Городского штаба он предложил следующее – мол, в случае укуса Rattus Pushtunus жертве следует не дожидаться окончания инкубационного периода, а немедленно обратиться в травмпункт, откуда покусанного должны эвакуировать в больницу и поместить на карантин в одиночную палату для наблюдений и лечения. Однако это разумное предложение было сразу же отвергнуто мэрией: в городской казне не было денег, чтобы организовать столько одиночных палат и содержать в них пациентов «лишь по подозрению». Да и способов лечения инфицированных пока что не существовало.
Прошло еще несколько дней, и ситуация на улицах незаметно накалилась. Страх, недавно казавшийся легким и далеким облачком на горизонте, теперь накрывал город свинцовой грозовой тучей, налипал на крыши и мостовые, невидимым ядом проникал в сознание горожан. Не было дня, чтобы на улицах не произошло какого-нибудь жуткого и бессмысленного убийства. Притом, как правило, брутальными убийцами становились еще недавно милые и уравновешенные люди, и что страшнее всего – дети. Случай с тихой зубрилой-пятиклассницей, хладнокровно зарезавшей осколком оконного стекла сразу трех человек, а затем бросившейся со школьной крыши, впечатлил даже самых хладнокровных.
В городе воцарилась подозрительность. Отцы не доверяли примерным дочерям, бабушки панически боялись любимых внуков, учителя запрещали школьникам приближаться к себе ближе чем на несколько метров. Ведь потенциальным убийцей мог стать кто угодно. В школах ввели обязательный и тотальный медосмотр: с самого утра детишек загоняли в спортзал, заставляли раздеваться и допускали к занятиям лишь после того, как школьный медик констатировал отсутствие следов укусов. В армейских частях категорически запретили увольнительные, притом медосмотры проводились там дважды в день; что может быть страшней целого танкового экипажа, инфицированного вирусом беспричинной агрессии? Вскоре две воинские части, дислоцированные в Южном округе, и вовсе были выведены за город, и это избавило горожан от ненужного риска.
В оружейных магазинах исчезли практически все средства самообороны – от малоэффективных пневматических пистолетов и газовых баллончиков до мощных помповых ружей, стреляющих жаканами. Газеты запестрели рубриками – «Как вести себя при встрече с подозрительными?», «Как поступать, если вы встретились с афганской крысой?», «Курс выживания на улицах для детей». Притом единственно действенным советом было – и при встрече с подозреваемыми в маньячестве, и при виде «тушканчика» следует немедленно убегать куда глаза глядят. Детские сады и школы споро обнесли рядами колючей проволоки и спиралями Бруно. Охрана элитных учебных заведений получила разрешение на электрошокеры и нарезное оружие. Нижние окна госучреждений закладывались мешками с песком, продовольственные склады отгораживались обваловками со сложными системами сигнализаций.
К вечеру улицы словно бы вымирали – многие почему-то думали, что инфицированные вирусом агрессивности предпочитают орудовать лишь в темное время суток. Один за одним закрывались стихийные вечерние рынки у станций метро. Даже круглосуточные магазины – и те переставали работать. Лишь по проезжей части то и дело проезжали милицейские машины, да по тротуарам вышагивали суровые патрульные, обутые в высоченные рыбацкие бахилы до бедер; считалось, что эти бахилы, усиленные мощной стальной оплеткой, не по зубам мерзким тварям. Впрочем, эти меры вряд ли могли стать эффективными: ведь крысы прекрасно передвигаются по наклонным плоскостям, так что любая из них могла броситься на человека и с высоты. Таким образом, жертвами Rattus Pushtunus могли стать и малолетние детки, и охранники школ, и сами правоохранители, вооруженные к тому же табельными стволами.
Больше всего работы было у патологоанатомов. Все холодильники городских моргов были забиты – трупы замораживали жидким азотом и складывали просто в коридорах.
И никто не мог сказать, когда все это закончится…
Глава 14
Вот уже пятый день старший патологоанатом больницы скорой помощи Александр Иванович практически не вылезал из морга. Правда, теперь он почти не занимался вскрытиями, передоверив это рутинное занятие ассистентам. Руководство поручило ему куда более ответственную и деликатную работу: изучение трупных материалов вновь поступивших покойников.
Сидя за столом своего кабинета, патологоанатом то и дело влипал глазницей в визир микроскопа, дотошно исследуя срезы тканей. Случайная догадка об «омоложении» организмов укушенных афганской крысой подтверждалась с пугающей очевидностью. Александр Иванович пунктуально затребовал все медицинские карты покойных и тщательно их изучил. У большинства из них оказался целый букет серьезных заболеваний: ишемическая болезнь сердца, опускание надпочечников, язва желудка, грыжа… И анатомирование, и детальное исследование еще недавно пораженных органов свидетельствовало об их невероятной реанимации, и притом – произошедшей в удивительно короткие сроки, не более чем за пять-семь дней. Объяснить это с точки зрения науки не представлялось возможным. Равно как и фантастический предсмертный прилив сил у всех, инфицированных «вирусом бешенства». Хотя причинно-следственная связь между укусом Rattus Pushtunus и всеми этими чудесными метаморфозами вроде бы не вызывала сомнений.
Откинувшись на спинку стула, прозектор налил себе чаю из термоса и отрешенно закурил. Оконное стекло безжалостно отражало его постаревшее, осунувшееся лицо. Из-за неплотно прикрытой двери секционного зала то и дело доносилось позвякивание инструментов, скрежет хирургических пил, хруст ломаемых костей. Ассистент Валера, привлекший к неотложной работе друзей-интернов, потрошил покойников с утра и до вечера. И хотя за восемнадцать лет работы в морге Александр Иванович давно уже привык к этим звукам, теперь они почему-то заставляли его вздрагивать.
