Джозеф Ле Фаню - Дом у кладбища

Тул приступил к делу с гораздо меньшей словоохотливостью, нежели ему было обычно свойственно, время от времени искоса бросая взор на достопримечательного пациента: так любопытствующие разглядывают иногда что-либо ужасное или отталкивающее.

— Наверняка сломано, — заметил Дейнджерфилд.

— Да, сэр, похоже… пуля в предплечье, сэр… Гм, да… Впрочем, она под самой кожей, сэр.

Надрез острым скальпелем — и пуля, подхваченная доктором, перекочевала на клочок корпии, который лежал на столе возле бокалов. Тул приложил клейкий пластырь и соорудил лубок; по его указанию перепуганная кухарка разорвала одну из хозяйских рубашек на бинты для перевязок; со своим нелегким заданием доктор справился быстро и как нельзя более ловко.

Тем временем явился Клафф. Он дулся и вместе с тем важничал, будучи привлеченным в качестве свидетеля; поводом послужили две-три реплики, небрежно и, если хотите, доверительно оброненные им за общим столом, где случилось присутствовать Лоу; капитан и не подозревал, что его рассказ хоть каким-то образом поможет пролить свет на загадочное происшествие со Стерком. Вероятно, капитан ничуть не возражал бы против того, чтобы выступить свидетелем в данном случае, если бы при этом на свет божий не всплывали обстоятельства катастрофического плавания в компании Паддока, воспоминания о которых капитан не мог не полагать малоприличествующими ему — столь достойному члену общества и не менее бравому офицеру.

— Да, комод, очевидно, тот самый; пожалуй, точно тот; мистер Дейнджерфилд лишь слегка наклонился; ящик, должно быть, самый верхний или следующий, чуть пониже. Предмет был не длиннее барабанной палочки, походил на кнутовище, с пружинкой; он легко сгибался, когда Дейнджерфилд вытирал его полотенцем, а ручка была схвачена металлическими кольцами — штука страшно увесистая.

Ящики комода проверили снова, вынув из них все содержимое, и капитан Клафф, сочтя неподобающим для солдата присутствовать при подобной процедуре, молча развернулся и с величественным видом покинул комнату.

— Куда же она девалась, мадам?

Лоу неожиданно приступил к миссис Джукс, вперив в нее строгий испытующий взгляд. По непонимающе-растерянному виду домоправительницы можно было без труда заключить о ее непричастности к делу.

— Ничего такого я у мистера Дейнджерфилда сроду не видела, — решительно заявила миссис Джукс. — В этом комоде от моего глаза ничего не укроется, сэр; ключ, если им не пользуются, всегда при мне; похоже, вы говорите о хлысте для верховой езды, ручка была опоясана кожей; хозяин и вправду хранил его здесь.

Клафф был, возможно, не слишком умен, и Лоу хорошо об этом знал, однако доброму судье была присуща одна слабость: свидетелю обвинения он приписывал те умственные и нравственные качества, какие начисто отрицал в обвиняемом.

— Где же этот хлыст теперь?

— Возле входной двери, вместе с накидкой, сэр, — пробормотала озадаченная домоправительница.

— Будьте добры, мадам, сопроводите меня туда.

Они направились в холл, где на вешалке обнаружились сюртук и кафтан для верховой езды, принадлежащие мистеру Дейнджерфилду. Здесь же нашелся хлыст с ручкой, соответствующей описанию капитана Клаффа, но — увы — к холодному оружию отнести его было трудно: простая игрушка — и только — не имела почти никакого веса.

Лоу повертел хлыст в руках, подбросил на ладони, не скрывая своего недовольства и разочарования, потом раздраженно осведомился:

— А куда подевался капитан Клафф?

Капитана и след простыл.

— Ну хорошо, мне все понятно. — С этими словами Лоу возвратил хлыст на прежнее место. — Довольно… Нет, каков негодяй!

В малой гостиной по-прежнему толпился разношерстный люд; при свете канделябров и оплывших свечей в сальных медных подсвечниках (их прихватили из кухни) собравшиеся хлопотали вокруг недужного владельца замка и раненых констеблей.

— Итак, сэр? — Мистер Дейнджерфилд выпрямился, поправив руку на перевязи, скованную лубком. Рукав его кафтана был разрезан, а на рукаве рубашки расплылось кровавое пятно. Немощный вид хозяина дома контрастировал с кривившей его губы свирепой ухмылкой, таившей в себе нешуточную угрозу. — Итак, сэр? Если вы покончили с ревизией моего белья и моя экономка может быть свободна, я готов — против воли — составить вам компанию и отправиться туда, куда вам заблагорассудится препроводить мою увечную персону. Я возлагаю ответственность на вас, сэр, за сохранность моих бумаг и прочего имущества, которое вы понуждаете меня оставить без присмотра, и полагаю, вы будете горько оплакивать содеянное нынешней ночью до конца ваших дней.

— Я следовал и впредь буду следовать моему долгу, сэр, — сухо, но с твердостью заявил Лоу.

— Вы совершили грубейшее насилие — какой тут, к черту, долг… ха-ха-ха!

— Эй, карета у входа? — крикнул Лоу.

— Постойте, сэр, — продолжал Дейнджерфилд, злобно осклабившись; он с явным усилием сдерживал себя, чтобы не перейти на крик. — Я заставлю вас выслушать мой протест и внять моему предостережению, даже если это попусту отнимет у вас целых две минуты вашего драгоценного времени. Вы едва не лишили меня жизни, а потом взяли под арест за преступление, совершенное другим человеком, который присвоил себе имя того, кто покоится в земле полных двадцать лет. У меня есть доказательства; они подкреплены авторитетом солидной лондонской конторы «Братья Элрингтон»; наконец, имеется официальный документ, скрепленный подписями покойного сэра Филипа Дрейтона, баронета, из Дрейтон-Холла, а также двумя другими почтенными свидетелями; все в один голос говорят: умер, сгнил, рассыпался в прах — вот оно как, сэр! А вы, ирландский растяпа, в своей взбалмошной заносчивости, смеете возводить на меня клевету — на меня, в любом отношении стоящего выше вас на сто ступеней, — прилеплять ко мне его грязное имя, сваливать на меня его грехи, вторгаться ко мне в дом далеко за полночь, брать меня на мушку под моим собственным кровом, силой тащить меня в тюрьму, к ворам и разбойникам. Я убил доктора Стерка — надо же такое измыслить! В своем ли вы уме, сэр? А не я ли выразил готовность заплатить гонорар врачу суммой в пятьсот гиней, дабы вернуть доктору Стерку дар речи? Не я ли заручился ради него консультацией лучшего лондонского специалиста? Не я ли по дружбе выгораживал его перед лордом Каслмэллардом? Не я ли, дабы умиротворить его кредиторов и предоставить возможность родственникам обеспечить ему самый лучший медицинский уход — короче говоря, дать ему больше шансов на то, чтобы он мог выздороветь и вернуться к жизни, — разбрасывал деньги столь же щедро, сколь вы, сэр, не ссудив и не пожертвовав на благое дело ни шиллинга, пролили мою кровь, каждая капля которой, сэр, обойдется вам в изрядный ломоть вашего состояния. Но даже если Стерк и не вымолвит ни слова, у меня есть улики, ускользнувшие от вашего глаза, — вы, самодовольный болван; хотя свидетель и мало уступит вам в полоумии, его показаний будет достаточно для того, чтобы указать, кого должна покарать длань правосудия. Есть еще и другой Чарлз, сэр, на котором лежат всеобщие подозрения, его ожидают суд и смертный приговор, — это гнусный Чарлз Наттер из Мельниц, сэр! Мотив совершенного им преступления очевиден, а подробности, я думаю, прояснятся из показаний Зикиела Айронза, чего бы они ни стоили.