Доктор Хаус - Виагра для дракона

   И плевать на то, что эту радость принес похожий на оживший кошмар подросток. Моталин поверил Платону сразу. Хадис из Корана, который, безбожно перевирая, продекламировал ему демон, служил среди мюридов Шейха Исмаила условным знаком: - перед тобой твой брат. Все, что скажет посланец, - правда, помогать ему – твой священный долг.

   Все встало на свои места и загадочный Аллах, который, казалось, покинул олигарха со времени его возвращения в Москву, снова доказал правоту Шейха. Богу нужно доверять, и особенно это важно, когда вокруг тебя сгущается тьма. А рукой Аллаха может быть совершенно неподходящий на первый взгляд человек, или даже нелюдь.

    Если Исмаил-Ага доверяет демону Платону и его свите, и считает, что мюрид должен принять свою дочь такой, какая она есть, то Моталин выполнит его приказ. В конце-концов, он всегда мечтал выдать замуж взбалмошную девченку.

    Да будет так, и пусть каждый получит, что ему полагается. Катерина, – любящего мужа, готового терпеть ее бесконечные капризы. Странный мальчик Василий, оказавшийся сыном небезъизвестного криминального авторитета, - вполне подходящую его семейным традициям супругу. А сам Моталин – долгожданную свободу от мучительных мыслей о том, как обустроить в жизни одержимую дочь.

    Да, он примет предложение Платона. И даже придет на свадьбу. Но сначала лично убедиться в воскрешении своего Шейха. Конечно, когда хорошенько проспится. С такими мыслями засыпал уютно устроившийся на кожаном диване в своей приемной Виктор Сергеевич Моталин.

    И когда секретарша заботливо укрывала олигарха пушистым пледом, на его губах появилась счастливая улыбка. Первая за последний месяц, - удовлетворенно отметила  Амалия Петровна, перед тем, как калачиком свернуться у в ногах у шефа. Олигарх Моталин умел окружать себя преданными людьми…

   Я был счастлив. Счастлив настолько, что весь день ловил себя на том, что никак не могу убрать с лица дурацкую улыбку. В моей закрученной в тугой клубок жизни наконец-то наступила светлая полоса. Вчерашний визит к Катиному отцу и последовавший за ним разговор с молодыми оборотнями закрыл на мажорной ноте историю, по всем признакам обреченную на трагическую развязку.

    Катерина, узнав, что отныне она уже не является в глазах папеньки чудовищем, моментально приободрилась и полностью превратилась в обычную молодую невесту, с жаром предающуюся подробностям долгожданной свадьбы. Ее оптимизм был несколько избыточен, но я не стал посвящать обортиху в подробности беседы с Моталиным. Пусть сосредоточиться на обычных человеческих хлопотах, – это поможет закрепить точку сборки в человеческом образе.

    Исподволь наблюдая за светимостью девушки, я отметил, что тенденции Кати к неконтролируемому обороту ушли в небытье вместе с ее обидой на отца. Василий смотрел на возлюбленную соловелыми от счастья глазами и совсем не походил на то кровожадное чудовище, что еще долго будет преследовать в ночных кошмарах детей чеченского аула.

   Проболтав со мной почти до полуночи, ребята уехали на квартиру к Кате, а я завалился спать. И спал как сурок почти до полудня следующего дня. Дня моего совершеннолетия. Впервые, обычно ненавидимый мной день рождения, представлялся в праздничном духе. Испортить мне праздничное настроение не смог даже приснившейся под утро сон, в котором моя сестренка предстала в необычном для себя амплуа.

     Марго, сияющая ослепительным светом не хуже Блаженного профессора Василия, гонялась за мной по Кешиному участку норовя пришибить топором. Сам Иннокентий Леонидович в сновидении отсутствовал, но исполинский колун сестренка явно позаимствовала из арсенала Нага.

    Маргарита напоминала очень медленного, но страшно сильного ангела. Ее движения были наполнены  красотой и мощью, но сильно запазывали. Я был заметно быстрее сестры, но она не оставляла упорных попыток зарубить родственника, все время промахиваясь и раз за разом разрушая чудовищными ударами попадавшую под топор кешину утварь.

     К чувству недоумения и обиды на Маргариту за такое ко мне отношение примешивался реальный страх. Боялся я не съехавшую с катушек сестренку, а Инннокентия Леонидовича, точнее, – его гнева при виде разгрома на участке. Реальгар, в виде уже знакомой метровой игуаны, суматошно метался рядом, явно пытаясь привлечь мое внимание к чему-то очень важному. Но это нечто мне никак не удавалось разглядеть, - сильно мешала разбушевавшаяся Марго. Появление дракончика вызвало у нее взрыв ярости запредельной интенсивности. И, поскольку достать слонобойным орудием верткого игуана у сестры шансов не было, эта ярость обратилась на меня.

    Закончилась беспощадная и бессмысленная погоня так же внезапно, как и началась. Очередной удар колуна, просвистев рядом с моим виском, обрушился на стоявший рядом с избой газовый баллон. Последние мгновения растянулись во времени, и я с ужасом наблюдал медленное погружение блестящего лезвия в красную, будто живую, плоть баллона. Тонкая металлическая стенка пошла трещинами, от нее стали отлетать кусочки красно-коричневого сурика. Брызнувшие искры воспламенили дымчатую волну хлынувшего из прорехи пропана, и в мои глаза ударила огненная  стена, выбросившая меня из сновидения.

    Вопреки ожиданиям в квартире ничего не горело, так что винить Реальгара в кошмарном пробуждении не приходилось. Я решил, что сон вызван накопившимся напряжением последних дней и выкинул его из головы. Сегодня не тот день, чтобы занимать себя грустными мыслями. Платон Генрихович Реальгар сумел таки дожить до совершеннолетия. И это следовало отметить. Сегодя я решил сделать себе НАСТОЯЩИЙ ПОДАРОК.

      Точнее, решился его сделать. В конце концов, трудно подобрать для «нового рождения» дату более подходящую. В свое восемнадцатилетие я вернул себе человеческую душу. После недолгих раздумий хрустальный аквариум, без проблем выдержавший все удары судьбы, был расколот о край чугунной сковородки, выплеснув свое содержимое на скворчащее оливковое масло.

    Крабообразный мутант, восемнадать лет верой и правдой хранивший мою человеческую суть, погиб быстро, так, как мне и хотелось. Чего бы не наговаривали на нас, драконов, мы совсем не садисты. А потом я не без удовольствия съел подрумянившееся мясо адской плаценты, не забывая внимательно отслеживать свои ощущения.

    К моему огорчению ничего особенного я не почувствовал. За единственным исключением: - ставшая мне почти второй кожей шкура Блаженного Льва, начала ощущаться как что-то, крайне неудобное. Сначала она показалась мне тесной. Потом вдруг стало невыносимо жарко, причем, даже расстегнув все пуговицы на «душегрейке», не удалось хоть скоко-то ее проветрить. И, в завершении, моя кожа начала невыносимо чесаться. Ощущение было такое, будто под одеждой ползают полчища назойливых муравьев.