Георгий Старков - Тихий холм

Получай!..

Как армия ночных светлячков, линии, пересекающие круг, засияли зелёным огнём и подались вверх огненными струнами. Мгновение – и перед ней был уже не Бог, а комок адской плоти, ещё живой, но сжигаемый бушующим пламенем. Хизер пришлось податься назад, чтобы бешеный танец горячего воздуха не увлёк её саму. Бог, на глазах рассыпающийся в прах, вдруг перестал дёргаться в агонии и подался вперёд в последнем рывке. Чёрная, похожая на большой кусок золы, голова была совсем близко от неё... потом сгоревшие веки поднялись, крошась в пепел, чтобы Хизер смогла увидеть безумные жёлтые глаза, светящиеся необъяснимым глумливым торжеством. Длилось это какую-то долю мгновения – Бога втянул в себя огненный водоворот, и Хизер в последний раз увидела, как плавятся эти ужасные глаза, стекая яичным желтком. Пламя вспыхнуло, как лампа фотоаппарата.

Бог Тихого Холма перестал существовать.

Ещё некоторое время бесновался огонь, но даже его мощь постепенно сошла на нет без источника своих сил. Он исчез так же внезапно, как появился. Хизер, тяжело дыша, смотрела на арену, где лежало что-то обугленное, бесформенное, большое. Перед глазами двоилось.

Спотыкаясь, она подошла к тому, что было Богом. Останки не шевелились. Хизер осторожно поддела их ногой. Под подошвами взвился горячий прах. Тогда она закусила губу и со всей силы пнула сгоревшее тело. За Алессу. Ещё раз, расколов останки пополам – за Шерил. Ещё раз – за все те слёзы, что пришлись на её удел. И из последних сил, почти падая от изнеможения, Хизер пнула мёртвое божество за отца. Пепел питался в воздух, разлетелся по всей каморке.

- Это всё? – спросила Хизер, отступая назад. Не верилось, что всё кончилось, что теперь всё будет хорошо и она сможет продолжать жизнь. Но... вот же поверженный враг, перед ней, почерневший и безмолвный. Больше он не встанет. Не вернуться Богу к человечеству, которое, хоть и грешно, но как-нибудь само справится со своими грехами.

- Самое время для финальных титров, - рассеянно пробормотала Хизер. Некоторое время она стояла, глядя в одну точку и прислушиваясь к разившей её полной тишине, потом уголки губ задрожали и она упала на пол, задыхаясь в гулких рыданиях. Всё кончено. Всё ушло, оставив в душе пустой чёрный экран после тех самых титров. Как она могла думать, что всё будет хорошо? Как она только смела надеяться, что сможет жить, как ни в чём не бывало? Эта ночь забрала с собой всё, что было ей дорого... оставила одну в целом мире, воплотив в реальность худший страх детства. Жива, да, но окружена горами бездыханных тел. В семи шагах лежит рваным тряпьём то, что осталось от Клаудии. Она мечтала освободить весь мир от оков греха. Дюжиной футов выше на грязном полу молельни растянулся, широко раскрыв глаза в безмерном удивлении, Винсент, человек, который хотел провести всех. Где-то посреди сонных чашек карусели истекал кровью Дуглас. А за многими милями сонной дороги, на кроватке с бирюзовыми лилиями на покрывале, покоился отец. Никто из них уже не мог радоваться или огорчиться её победе. Какова цена...

- Папа... – выдавила Хизер сквозь слёзы. Солнечное лето осталось позади, а впереди её ждала вечная зима со своими полярными ночами и протоптанными среди сугробов мёртвыми тропинками.

Я не смогу жить дальше... Зачем? Ведь всё уже...

Каморку нещадно затрясло, как трясёт корабль, попавший в шторм. Сверху посыпались лепестки огня, плавно пикирующие вниз. Там, где они ложились на пол, он расплывался, грязь и ржавчина исчезали. Лепестки множились, низвергаясь миллионами. Они осторожно обходили Хизер, разлетаясь в стороны. Она поняла: пора уходить. Мир, в котором сплелись фантазии Алессы и её собственные страхи, разрушался. И вот тесное помещение уже двоится – то ли колыбель неудавшегося Бога, то ли простые деревянные стены церковного погреба.

Хизер встала, увидела лестницу, сделала несколько шагов. Дойдя до её подножия, она вдруг почувствовала чьё-то присутствие у себя за спиной. И обернулась – почти панически...

Бог исчез; как, впрочем, и вся арена. Зыбкий, меняющийся образ перед глазами растаял за считанные мгновения, не давая себя поймать... но этого хватило, чтобы у Хизер широко раскрылись глаза и она бросилась назад.

- Папа?!

Исчезло. Чем бы видение ни являлось, его здесь больше не было. Дождь горящих лепестков прекратился.

глава 27

Сирены... Их звук преследовал его всю жизнь, сколько он себя помнил. Впервые он познакомился с ними года в три. У соседей была бабушка, пожилая старуха, которая, небось, помнила времена Гражданской войны. И однажды к ним в дом пожаловала красивая белая машина, надрываясь механическим воем, от которого у него пробежал холод по спине. Вскочив, он выбежал на улицу и увидел, как люди в белых халатах несут старуху к машине. Через минуту ни людей, ни машины, ни жуткого воя возле дома уже не было. Как и старухи. Она так и не вернулась.

С этого дня он начал побаиваться сирен. Годы проходили, а он не мог избавиться от глупого детского страха. В тот день, когда Дуглас Картланд решил, уже окончательно, стать детективом, он знал, на что идёт. Теперь ему приходилось общаться с ненавистными железными глотками гораздо чаще – почти каждую неделю. Постепенно это вошло в привычку. Страх не умер, но замолк.

Сейчас он опять слышал их – вой несущихся по улицам машин, возвещающих, что кому-то плохо. Беспрестанное красно-синее мелькание приближалось.

«Папа?»

Из чёрного окна санитарной машины выглянуло лицо. Лицо сына, серьёзное, с взъерошенными волосами. Ричард.

«Ричард, я спешу. Сейчас не самое лучшее...»

«Конечно, пап. Я так и думал. Просто хотел повидаться».

«Прямо здесь? Прямо сейчас?»

Сирены взвивались до щекочущей слух высоты и опадали.

«Здесь. Сейчас. А что в этом такого?»

«Повторяю, Рич: я спешу. У меня срочные дела. Не мог позвонить заранее, предупредить?»

«Значит, не мог. Ладно, папа. Извини, что потревожил».

Вот тут-то его охватило неожиданное беспокойство.

«Ричард! Рич, постой. В чём дело?»

«Ничего особенного. Не волнуйся».

«Зачем ты приходил? Рич!.. Я спрашиваю!»

Пауза. Она была наполнена липкой пустотой.

«Извини, папа. Мне действительно не стоило приходить. Сам не знаю, что на меня нашло. Пока».

«Рич! Ричард!»

Тогда он не понял, что случилось, почему лицо сына такое бледное, а глаза бегают из стороны в сторону. Он узнал всё утром следующего дня, перелистывая сводки новостей за утренним кофе. Но теперь... он понял. Этим вечером Ричард совершит налёт на банк, но его убьют при попытке бегства. Он видел затылок сына, быстро уходящего прочь, красные и синие отблески, играющие на его волосах. Услышал звук сирен, затихающих вдали, и закричал во всё горло: