Лорел Гамильтон - Цирк проклятых. Кафе лунатиков

Он захныкал.

— Где Пегги, Джордж? — Она говорила шепотом, все еще голосом, полным соблазна. Таким голосом надо шептать не угрозы, а «я люблю тебя».

Держа когтями его под челюсть, она медленно опустила вторую руку. Он следил за этой рукой глазами, попытался опустить голову, но его остановили когти Райны. Он судорожно вздохнул.

Райна прорезала когтями окровавленный передник. Два быстрых резких разреза. Одежда под фартуком осталась целой. Талант.

— Я… я убил ее. Я убил Пегги, о Господи! Я ее застрелил.

— Где тело?

Это спросила я. Райна слишком увлеклась процессом, чтобы помнить о деталях.

— В сарае. Там земляной пол.

— Где Джейсон? — спросила Райна. Кончики когтей коснулись его джинсов над пахом.

— О Боже правый, я не знаю никакого Джейсона! Не знаю. Не знаю!

Он говорил судорожными выдохами.

В комнату вошел Габриэль. Где-то он оставил свой кожаный пиджак и был теперь одет в тугую черную футболку, кожаные штаны и сапоги.

— У того, кто убрал Джейсона и остальных, есть яйца, а у этого мозгляка их нет.

— Это правда, Джордж? У тебя яиц нет?

Райна прижалась к нему грудью, все еще держа когти у него под челюстью и в паху. Нижние когти прижались к джинсовой ткани, не разрывая ее до конца.

— Пожалуйста, не надо, не надо!

Райна придвинулась лицом почти вплотную к нему. Нажим когтей заставил его встать на цыпочки — или подбородок оказался бы разрезанным.

— Жалкий ты тип!

Она вспорола когтями его джинсы.

Джордж потерял сознание. Райне пришлось убрать руки, чтобы его не взрезать. В когтях остался почти правильный круг джинсовой ткани. Из дыры в штанах выглядывали короткие белые отростки.

Габриэль присел возле тела, балансируя на цыпочках.

— Этот человек Джейсона не трогал.

— Жаль, — ответила Райна.

Действительно, жаль. Кто-то убил восемь — нет, семь оборотней. Восьмой была Пегги Смитц. Ее убийца лежал здесь на ковре с вырванной ширинкой. А тех кто убил и почему? Зачем кому-то могут понадобиться семь ликантропов? Тут у меня что-то щелкнуло. Нага был ободран живьем. Будь он не нагой, а ликантропом, любая ведьма могла бы с помощью его шкуры перекинуться змеей. Есть такой способ быть оборотнем со всеми преимуществами и без недостатков этого состояния. Тогда ты не подчиняешься луне.

— В чем дело, Анита? — спросила Ронни.

— Мне надо поехать в больницу, кое с кем там поговорить.

— Зачем? — Одного моего взгляда хватило, чтобы Ронни сказала: — Ладно, я только вызову полицию. Но поведу я.

— А, черт! — Я подняла глаза и увидела мелькнувший на улице автомобиль. Зеленая «мазда». Знакомая машина. — Меня подвезут.

Я открыла дверь и выскочила на тротуар, маша рукой. Машина притормозила и остановилась рядом с машиной Ронни.

Окно опустилось по нажатию кнопки, за рулем сидел Эдуард в темных очках.

— Я уже несколько дней слежу за Райной. Как ты меня засекла?

— Глупое везение.

— Не такое уж глупое, — ухмыльнулся он.

— Меня надо подвезти.

— А как быть с Райной и ее кожаным приятелем?

Мне хотелось рассказать ему, что Габриэль — это и есть второй ликантроп в порнухе с убийством, но если сделать это сейчас, Эдуард пойдет и его убьет. Уж во всяком случае, не подвезет меня в больницу. Расставим приоритеты правильно.

— Можем забросить их по домам или пусть берут такси.

— Такси, — предложил Эдуард.

— И я того же мнения.

Эдуард объехал вокруг квартала, чтобы подождать там меня. Райну и Габриэля легко убедили взять такси рядом с каким-нибудь другим домом, они не хотели разговора с полицией — можете себе представить? Джордж Смитц пришел в себя, и Ронни убедила его сознаться во всем полиции, когда та приедет. Я извинилась перед Ронни, что бросаю ее, и пошла на ту сторону квартала, где ждал меня Эдуард. Мы ехали в больницу поговорить с нагой — в надежде, что он уже в сознании.

35

Перед входом в палату наги имел место полицейский пост. Эдуард остался в машине — что ни говори, а полиция его разыскивала. Одно из неудобств работы с Эдуардом и с полицией — с ними невозможно работать одновременно.

У палаты дежурила маленькая женщина с хвостом светлых волос. Около двери был стул, но женщина стояла, положив руку на рукоять пистолета. Светлые глаза оглядели меня с подозрительным прищуром.

— Анита Блейк — это вы?

— Да.

— Есть у вас удостоверение личности?

Говорила она круто, по-деловому — новичок, наверное. Только у новичков такое усердие. Старый коп тоже попросил бы удостоверение, но нормальным голосом.

Я показала ей свою пластиковую нагрудную карточку — ту, что цепляю к рубашке, когда приходится проходить сквозь полицейские заграждения. Не полицейская карточка, но лучшее, что у меня есть.

Она взяла ее и стала долго рассматривать. Я подавила желание спросить, не учит ли она ее наизусть. Полицейских злить не стоит, особенно по мелочам.

Наконец она отдала мне табличку, и глаза ее были синими и холодными, как зимнее небо. Очень суровыми. Наверное, она каждое утро репетирует этот взгляд перед зеркалом.

— Этого больного никто не должен допрашивать без присутствия полиции. Когда вы позвонили и попросили разрешения с ним говорить, я связалась с сержантом Сторром. Он едет сюда.

— Сколько мне придется ждать?

— Мне неизвестно.

— Послушайте, там пропал человек, и промедление может стоить ему жизни.

Тут она обратила на меня внимание.

— Сержант Сторр не упоминал о пропавшем человеке.

Черт, я и забыла, что полиция не знает о пропавших оборотнях!

— Я не думаю, что вы нарочно затягиваете время, но ведь на карту поставлены человеческие жизни.

Выражение глаз сменилось с непреклонного на скучающее.

— Сержант Сторр говорил очень определенно. Он хочет присутствовать при вашем допросе этого человека.

— Вы уверены, что говорили с сержантом Сторром, а не с детективом Зебровски?

Вполне в духе Зебровски специально мне сделать мелкую пакость — просто чтобы позлить.

— Я знаю, с кем я говорила, миз Блейк.

— Я не хотела сказать, что вы не знаете, просто Зебровски мог не знать, насколько мне разрешено общение с этим… э-э… свидетелем.

— Я говорила с сержантом и ясно поняла, что он сказал. Вы не войдете, пока он не приедет — такой у меня приказ.

Я начала говорить что-то резкое — и остановилась. Полицейская Кирлин была права. У нее приказ, и она не собиралась от него отступать.

Имя я прочла у нее на нагрудной табличке.