Мэйфейрские ведьмы - Райс Энн
Лысый толстяк с розовым лицом, обхватив руками колени, сидел на ступенях дома приходского священника и неодобрительным взглядом следил за стаей сизых голубей, летавшей вокруг облезлых стен церкви Святого Альфонса.
– Пора перетравить этих ужасных птиц, – сказал он. – Загадили всю округу.
Майкл закурил и предложил сигарету толстяку. Тот не отказался и кивком головы поблагодарил за нее и за протянутую следом полупустую пачку со спичками.
– Тебе бы лучше снять золотые часы, сынок, – посоветовал толстяк, – да убрать их куда подальше. Не дело это – гулять здесь с такой штукой на руке.
– Ничего, – откликнулся Майкл. – Помимо часов у меня еще и кулаки имеются.
Старик в ответ лишь пожал плечами и молча покачал головой.
На углу Мэгазин и Джексон-стрит Майкл увидел какой-то бар. Выглядел он, мягко говоря, непрезентабельно, но Майкл все же рискнул и вошел внутрь. За все годы жизни в Сан-Франциско ему не приходилось видеть более отвратительного местечка, чем эта полутемная развалюха. В дальнем конце маячила какая-то фигура – белый человек с изрытым морщинами лицом буравил Майкла блестящими глазками. Бармен тоже был белым.
– Пива, – бросил ему Майкл.
– Какого?
– Все равно.
Время Майкл рассчитал точно. Без трех минут три он пересекал Кемп-стрит, стараясь идти как можно медленнее, чтобы не умереть от жары, и в который уже раз с благодарностью восхищаясь густой зеленью Садового квартала, которая дарила ему спасительную тень. Здесь он чувствовал себя прекрасно и, будь на то его воля, ни за что не променял бы это место ни на какое другое.
Ровно в три часа он остановился перед открытыми воротами особняка. Майкл впервые увидел его при солнечном свете, и неожиданно его охватило такое сильное волнение, что закружилась голова. Он вернулся! «Да, наконец-то я здесь! И делаю то, что должен делать…» – подумалось ему. Даже в таком запустении, густо увитый лозами, давно не крашенный, с запертыми наглухо ставнями, дом выглядел величественным и прекрасным. Казалось, он просто заснул в ожидании чего-то…
Майкл поднялся по мраморным ступеням, чуть толкнул створку незапертой двери и вошел в длинный и широкий холл. Ни в одном доме Сан-Франциско не приходилось ему видеть такие высокие потолки, такие изящные двери…
Несмотря на толстый слой пыли, покрывавший стены, сосновые панели словно излучали сияние. С лепнины давно облезла вся краска, но сами орнаменты оставались не тронутыми временем. Майклу бесконечно нравилось здесь буквально все: и мастерски сделанная конусообразная дверь, и балясины у основания длинной лестницы, и удивительно красивые перила, и даже пол под ногами… Восхитительный запах нагретого дерева, наполнявший воздух, вызывал в душе Майкла ответное теплое чувство. Во всем мире он знал только одно место, где можно было ощутить такой аромат.
– Майкл? Это ты? Входи же!
Он подошел к первой из двух дверей, которые вели в зал. Несмотря на то что шторы были раздвинуты, там по-прежнему царил полумрак. Свет проникал только сквозь щели в ставнях и боковые окна, за которыми располагалась затянутая грязной сеткой терраса. С улицы доносился сладкий аромат жимолости и других цветов, подобных которым ему не приходилось видеть больше нигде.
Роуан сидела на обитом коричневым бархатом диване, стоявшем возле внешней стены зала, и выглядела, на его взгляд, просто очаровательно. На ней были белые брюки и босоножки, а также свободного покроя рубашка из жатого хлопка, не менее легкого, чем натуральный шелк, и белая футболка, на фоне которой лицо и шея казались загорелыми едва ли не до черноты; несколько прядей волос упали на щеку. Длинные ноги с босыми ступнями и чуть тронутыми розовым лаком ногтями смотрелись удивительно сексуально.
– Привет, Аэндорская ведьма. – Майкл наклонился и нежно коснулся поцелуем ее теплой щеки.
Роуан схватила его за запястья и, притянув к себе, крепко поцеловала в губы. Руки ее слегка дрожали.
– Ты была здесь одна? Все это время?
– А почему тебя это удивляет? – тихим, чуть охрипшим голосом спросила она, откидываясь на спинку дивана и усаживая его рядом с собой. – Сегодня я послала официальное заявление об увольнении из клиники и намереваюсь найти работу здесь. Я остаюсь жить в этом городе, в этом доме.
Майкл удивленно присвистнул и улыбнулся:
– Ты это серьезно?
– А ты как думаешь?
– Не знаю… Всю дорогу от Ирландского канала до Первой улицы я думал… А что, если ты ждешь меня с уже упакованными чемоданами – только для того, чтобы попрощаться и уехать обратно в Калифорнию?
– Нет. Все уже решено. Мы с моим бывшим боссом в Сан-Франциско даже успели обсудить несколько возможных вариантов, и он пообещал связаться с руководителями здешних клиник и разведать обстановку. А что собираешься делать ты?
– То есть как это – что? – недоуменно переспросил Майкл. – Тебе прекрасно известно, ради чего я здесь. Куда же мне ехать? Они направили меня именно сюда – и никуда больше. И пока не давали новых указаний. Они вообще молчат. А я по-прежнему не могу вспомнить. Даже после того, как прочел четыреста страниц досье. Ничего не помню. Знаю только, что той женщиной, которую я видел, была Дебора. И все. Но что она говорила…
– Послушай, ты, по-моему, слишком устал и перегрелся на солнце. – Роуан приложила руку к его лбу. – Несешь какую-то чушь.
– Лучше себя послушай, – с легким смешком отозвался Майкл. – Аэндорская ведьма! Ты же читала досье. Да что с тобой, Роуан? Разве ты не поняла? Все мы запутались в одной огромной паутине и оказались во власти того, кто ее сплел. Но кто это, мы не знаем. – Он вытянул вперед руки в перчатках и внимательно посмотрел на свои пальцы. – Мы просто этого не знаем…
Обращенный на него взгляд Роуан был спокойным и несколько отстраненным, отчего лицо ее, несмотря на краску возбуждения на щеках, сделалось вдруг холодным и чужим, а в глазах заиграли искорки света.
– Но ведь ты же сама читала! И что ты обо всем этом думаешь? У тебя есть какие-нибудь соображения по этому поводу?
– Успокойся, Майкл, пожалуйста, успокойся. На самом деле тебя интересует не то, что я думаю, а то, что я чувствую. Все, что я думаю, тебе уже известно. Никакой паутины не существует – и ее творца тоже. Ты ждешь от меня совета? Пожалуйста: забудь о них. Отныне и навсегда. Забудь людей, которые являлись тебе в видении, и прекрати гадать, чего они от тебя хотели.
– Что значит – забудь?
– Хорошо. Тогда послушай, что я тебе скажу. Я много часов просидела здесь, обдумывая ситуацию. И в конце концов приняла решение. Да, я остаюсь, потому что это мой дом и он мне нравится. Я успела полюбить семью, с которой только вчера познакомилась. Я полюбила своих родственников и теперь хочу узнать их как можно лучше. Мне приятно слышать их голоса, видеть перед собой их лица. Я хочу знать все то, что известно им. А кроме того… Я никогда не смогу забыть жившую в этом доме старую женщину и то, что я с ней сотворила… Где бы я ни была… – Роуан запнулась. Внезапный всплеск эмоций на миг исказил ее лицо, но оно тут же приняло прежнее напряженно-холодное выражение. Она уперлась ступней в край кофейного столика и обхватила руками поднятое колено. – Ты меня слушаешь?
– Да, конечно.
– Прекрасно. Так вот, я хочу, чтобы ты тоже остался здесь, со мной. Молю Бога и надеюсь, что так и будет. Но причина не в какой-то там узорчатой паутине, о которой ты толкуешь. И не в твоих видениях или таинственном мужчине. Нет. Потому что, откровенно говоря, я не вижу ни малейшей возможности выяснить, что же все это значит, или понять, почему пересеклись наши с тобой пути. Ни-ка-кой! – Роуан с минуту помолчала, пристально и испытующе глядя на Майкла, потом продолжила, но уже несколько медленнее: – Я приняла решение, основываясь на том, что мне известно, на том, что я вижу, слышу и что доступно моему пониманию… В общем, мне нравится этот дом, и я в нем остаюсь.
– Понятно, – кивнул Майкл.
– И еще. Я остаюсь. Вопреки существованию таинственного мужчины, вопреки любым предопределениям и совпадениям, вопреки тому факту, что именно я вытащила тебя из океана…
