Вера Крыжановская-Рочестер - Два сфинкса
Расспросив у Галла некоторые подробности, старый жрец долго рассматривал обоих сфинксов, а затем принялся разбирать надпись надгробного камня.
– Надпись эта указывает нам только на имя и общественное положение покойной, – сказал он, выпрямляясь. – Вот что написано на этом камне: «Здесь почивает в Осирисе царевна Нуита, дочь Рахотепа и Тихоты, сестра фараона Уахибри и супруга царевича Пуармы, начальника телохранителей фараона Яхмоса».
Дальше следует довольно темный рассказ о том, что царевна, пораженная какой-то таинственной болезнью, напущенной на нее колдовством, вследствие вещего сна, отправилась на богомолье в Абидос и скончалась там, у самой гробницы бога, пораженная небесным огнем.
– Относительно же сфинксов и причины, по которой пирамида была засыпана землей, здесь никаких указаний нет, – прибавил старец.
Вечером того же дня Галла потребовал к себе проконсул по какому-то спешному делу, и так как легат рассчитывал вернуться очень поздно, то Валерия поужинала одна и легла спать.
Но как ни старалась она заснуть, как ни ворочалась с боку на бок на шелковых подушках, все было тщетно: сон бежал с ее глаз. Мысль о сфинксах, найденных мужем, ее не покидала, и ей неудержимо захотелось снова увидеть их. Наконец, не будучи в силах противиться больше своему желанию, Валерия тихо встала с кровати и спустилась вниз.
Полная луна светила необыкновенно ярко. Через широкое окно виден был залитый светом сад и колоннады. В зале, где стояли сфинксы, было светло, как днем, и лишь в самой глубине царил таинственный полумрак, прорезанный тонкой струйкой света, которая золотила мозаику пола и украшения саркофага; глаза сфинксов горели, точно живые.
Охваченная ужасом, Валерия остановилась на пороге; но ее по-прежнему влекло к статуям, и это влечение побороло испытываемый ею страх. Она перебежала залу, остановясь перед сфинксом с мужской головой, и с беспокойным любопытством стала его рассматривать. Где могла она видеть эти правильные черты, тонко обрисованный рот и орлиный нос? Тщетно рылась она в своих воспоминаниях – память ее молчала. Вдруг у нее закружилась голова, ей почудилось, что сфинкс стал выделять из себя какой-то удивительный, удушливый аромат. Члены ее отяжелели, и она, сама того не замечая, опустилась на колени, не спуская взора с изумрудных, пронизывающим взглядом смотревших на нее глаз сфинкса.
Валерии казалось теперь, что она витает в воздухе и что все вокруг нее приняло иной вид: своды залы сменились ветвями деревьев, а сфинкс зашевелился и мало-помалу принял облик человека, который склонился к ней, привлек ее в свои объятия и страстно поцеловал. Незнакомое, никогда еще неизведанное ею чувство наполнило сердце Валерии; невыразимое блаженство охватило ее. Но все это мелькнуло лишь на миг; глубокая ночь объяла все, и Валерии казалось, что она летит в мрачную бездну; последний проблеск сознания угас…
Было за полночь, когда Галл вышел из дворца проконсула. Такая теплая ароматная чудная ночь стояла вокруг, что ему захотелось пройтись пешком; отослав носилки, он медленно побрел домой. Ближе всего было пройти садом, и Галл давно уже приказал проделать в стене калитку, ключ от которой всегда носил с собой.
Этой-то дорогой он и возвращался домой, прошел через сад и поднимался уже по ступеням, ведущим в открытую залу, где стояли сфинксы, но остановился и прислонился к одной из колонн, задумчиво смотря на стоявшие перед ним памятники протекших веков. Вдруг ему почудилось, что мумия зашевелилась и что от саркофага отделилась фигура женщины, похожей на Валерию, но одетой по-египетски в тунику и клафт, украшенный уреем.
Галл удивленно протер глаза и, будучи скептичен, быстро подошел к мумии, желая себя проверить, и остановился, как вкопанный. Мумия неподвижно лежала на своем месте, улыбаясь ему своими эмалевыми глазами; но зато на спине одного из сфинксов сидела женщина такой обаятельной красоты, какой Галл еще и не видывал. Прозрачная туника едва скрывала ее чудные формы, притом столь легкие й стройные, что все тело казалось сотканным из воздуха.
Большие, сверкающие, голубые, как сапфир, глаза с любопытством смотрели на него. Маленькое, бледное личико отличалось классической правильностью камеи; золотистые волосы точно блестящим покровом окутывали это воздушное видение.
Сколько времени простоял он так, не двигаясь, точно очарованный, Галл сам не мог сказать. Но вдруг фигура незнакомой женщины стала бледнеть, таять и, наконец, совсем исчезла в сфинксе. Точно пробудившись от сна, Галл вздрогнул и провел рукой по лбу. Что это с ним? Никогда еще не испытывал он ничего подобного. Окинув вокруг себя рассеянным взглядом, он вдруг заметил женщину в белой одежде, лежавшую у цоколя второго сфинкса, и, к глубокому своему удивлению, узнал в ней жену.
Валерия лежала без чувств; тело ее похолодело, широко-широко открытые глаза приняли стеклянный оттенок. Перепуганный Галл поднял ее и перенес в соседнюю комнату, где положил на ложе. Валерия вздрогнула и открыла глаза.
– Что с тобой, дорогая? Как очутилась ты здесь? – с беспокойством спросил Галл.
Молодая женщина, краснея, призналась в своей фантазии пойти еще раз посмотреть на сфинксов; но когда она пришла сюда, ею овладело какое-то необъяснимое состояние. Сначала ее мучило видение, которое она тут же рассказала, а потом она ничего более не помнит.
Странное совпадение, что его жена была свидетельницей такого же, как и у него самого, фантастического видения, страшно поразило легата. Однако, он промолчал о своем собственном приключении, отвел Валерию в спальню, дал выпить успокоительных капель, и она заснула.
А Галл лежал с открытыми глазами, размышляя о случившемся. Вдруг легкий и гармоничный звук привлек его внимание. Онемев от удивления, он Увидел, как заколебалась и откинулась завеса, и на пороге появилась та же женщина с рыжими, золотистыми волосами. Легко, как тень, скользнула она на середину комнаты и принялась танцевать. Вся фигура ее была закутана в какую-то прозрачную дымку, при свете которой блестели драгоценные украшения и вышивки платья, а рыжие волосы отливали золотом. Широко открытыми от удивления глазами любовался Галл на этот странный танец, отличавшийся от всего того, что он доселе видел. Медлительные и грациозные движения танцовщицы отличались невыразимой пластичностью; гибкое, нежное тело ее запрокидывалось и сгибалось, как тростник от ветра; высоко поднятые руки давали возможность оценить все идеальное совершенство ее форм. Движение становилось все быстрей и быстрей. Она вертелась на носках и летала как бабочка, золотистая грива ее развевалась по воздуху, а серебристый шарф, который она держала над головой, раздувался, как парус. С полузакрытыми глазами и приоткрытыми устами, она казалась воплощением страсти. Танцуя все быстрей и быстрей, она представляла уже из себя одно только серебристое облако, в котором все более и более исчезали ее формы, как пар.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});