Елена Усачева - Большая книга ужасов 2013 (сборник)

И вдруг из автобуса выскочил Циркач с бумажным свертком. Циркач огляделся и побежал в мою сторону.

За Циркачом выбрался и Пугливый, он что-то кричал, указывая в сторону леса, и пытался вырваться, но грузная и уже знакомая мне повариха схватила его одной рукой и прижала силой к себе, и теперь Пугливый барахтался в ее корпусе и пытался выкарабкаться, но повариха была непреклонна, как Эверест. А Циркач тем временем раскладывал на скамейке котлеты. Рядом с ним стоял физрук, он орал что-то, и сжимал кулаки, и указывал в сторону, а потом ему надоело ждать, он схватил за шкирку Циркача, закинул его на плечо и потащил к автобусу.

А котлеты остались.

Они призывно лежали на скамейке, поджаристые и аппетитные, может, и не совсем свежие, но наверняка весьма вкусные, пусть и с луком.

Автобусы скрылись, я остался один в лагере, вода продолжала вытекать, она еще долго будет вытекать, очень долго, бак большой.

Лагерь выгорал. Занялась баня. Крыша была покрыта доисторической дранкой, такую изображают на старинных картинках, это выглядит весьма и весьма мило, ну и горит тоже неплохо. Баня вспыхнула, как костер, за ней клуб, за ним столовая, все просто молниеносно. Жилые корпуса были построены из кирпича и горели гораздо хуже. Зато деревья между домами горели гораздо шибче, чем лесные. За огнем можно наблюдать часами, я бы наблюдал, только котлеты отвлекали.

Начал трещать шифер, как стрельба прямо, я немного вздрагивал.

Огонь приближался. Котлеты звали. Я думал, что это, наверное, последние котлеты, которые мне удастся попробовать. Может, это вообще последняя человеческая еда, я не мог их отдать огню.

Я двинулся к котлетам. Успею, чего уж, чтобы смести десяток котлет, мне понадобится пара секунд, не больше.

По мере того, как я сходил с холма водокачки, становилось все жарче, я спускался точно в вулкан. Огонь окончательно сомкнулся над лагерем, до котлетной скамейки оставалось почти совсем ничего, метров двадцать.

Жар. Он тек навстречу, как лава, я чувствовал, как спекается шерсть у меня на загривке, но все равно шагал вперед, пробирался через горячий и плотный воздух. Когда до котлет оставалось метров пять, я прыгнул. Я почувствовал, что начинаю вариться живьем, и все, что было во мне животного, потребовало отступить, но все, что оставалось разумного, потребовало котлет, и разум победил – я подбежал к скамейке и принялся жевать. Несмотря на весьма неподходящую обстановку, я успел отметить, что котлеты вкусны, как всегда.

Кажется, я все-таки немного задымился – послышался характерный треск и запахло паленой шерстью, я проглотил последнюю котлету и кинулся к водокачке. Вода продолжала течь, я ворвался под струю и зашипел, как раскаленная чугунная болванка. От резкого перепада температур сердце едва не взорвалось, перед глазами поплыла красноватая муть, я оглянулся и заметил, что скамейка уже горит.

И я побежал. В очередной раз.

С тех пор я старался держаться подальше от людей вообще. Обходил даже деревни.

И правильно делал. Потому что в мире продолжало происходить страшное. Чума. Или другая болезнь, не знаю, мор, пагуба, мясоеда. Возможно, ее принесли твари. Возможно, она сама выползла из забытых африканских закоулков, убила птиц, свела с ума лис и кабанов, пробудила спящих чудовищ и отправила их бродить по миру и искать кровь и мясо. Какая разница? Мир разваливался, и я не мог ничего с этим сделать.

Леса были заполнены мертвечиной. Птицы, волки, кабаны, иногда и лисы, но мало, лисы успели уйти, ежи, эти дохли семьями, это было страшно. И реки. Я встретил реку, забитую гнилыми бобрами, ондатрами и выхухолями, они болтались вдоль берегов и воняли. А собак вот не было. Не знаю, чем это было вызвано, но дохлых собак почему-то я почти не встречал. То есть встречал совсем мало, и сдохших совсем не от болезни. Пристреленных, задушенных удавками, отравленных, ликвидированных в газовозках, они встречались как поодиночке, так и кучами. В канавах, во рвах, большими завалами, я обходил их подальше.

И везде я встречал их.

Я старался не приближаться, но не чуять их я не мог. Как не мог пройти мимо результатов их деятельности. Мне начинало казаться, что у них был план. Во всяком случае, многие действия выглядели продуманно и грамотно.

Они устраивали диверсии. Снимали рельсы и опрокидывали химический состав. Обычно это делалось возле небольшого городка, цистерны опрокидывались и заливали город хлором. Начиналась паника, жители спасались, бежали из своих домов, и в этой ситуации у тварей были развязаны руки. Люди исчезали, а в суматохе отступления этого никто не замечал.

Они начинали пожары – и хозяйничали в отрезанных огнем поселках.

Что творилось в больших городах, я не знал, но вряд ли там происходило что-то хорошее, большие города гораздо уязвимее, пара пожаров, прорыв плотины, и все, на дорогах пробки, и никто из города вырваться не может, конец.

Интересно, откуда их столько появилось?

Ведь это было как нашествие. Это и было нашествие. Вторжение. Когда-то человек вышел из пещер, приручил огонь и покорил мир, загнав тьму и ее порождений в ущелья и норы, и вот случилось наоборот, маятник качнулся в другую сторону, и теперь людям придется прятаться и быть начеку.

Все-таки интересно, откуда? Возможно, что-то с хромосомами, взбесившиеся гены, или еще что? Может, эти твари спали в людях и раньше. Там, в бесконечных спиралях ДНК, ожидая своего часа, дремали первобытные монстры. И вот час пробил, и человечество разделилось на волков и овец. И волков оказалось неожиданно много. Возможно.

Я уходил на север и знал, что возвращения скорее всего не будет.

Жара не прекращалась, мир был высушен и желт, лето слилось с осенью, и даже ночами было тепло и душно, точно на небе поселилось сразу два солнца. Кстати, порой мне действительно казалось, что это так – после заката совсем темно не становилось, небо продолжало светиться, причем достаточно ярко, Солнце тянуло к Земле свои горячие щупальца.

Впрочем, возможно, это просто выгорали города.

Иногда я думал. Про то, как оно будет дальше.

Иногда я вспоминал. Своих. И надеялся, что с ними все в порядке. С ними должно быть все хорошо. Вряд ли Па допустит…

Вряд ли. С ними ничего не случилось. Отец увез их подальше от всего этого, совсем далеко. У него есть знакомые моряки, он договорился, и вся моя семья погрузилась на атомный ледокол. И отправилась туда, где нет жары. В Арктику или в Антарктику. На год или на два, переждать это безумие.

Иногда я встречал людей. Некоторые впали в дикость и бродили по лесам и дорогам в озверении. Другие, напротив, были деловиты и собранны, они перемещались небольшими группами, как правило, на внедорожниках, и стреляли по всему, что двигалось. Я старался держаться подальше и от одних, и от других. Я бежал от каждого постороннего звука, потому что рядом с людьми всегда обнаруживалась опасность.