Святослав Моисеенко - Последняя тайна Патриарха

– Ну, ты это… про рабов не очень-то! – буркнул Никита, насупившись. – Какие же мы рабы, если свободы хотим?

– Верно! Это еще Аристотель сказал: «раб мечтает не о свободе, а о своих рабах», – воскликнула начитанная Настя. Господи, хоть кто-то тут мог, наконец, оценить ее познания! – А вот ты стал рассказывать о древнем языке… – Настя была не только начитанной, но и сообразительной, поспешила сменить тему. Данила сразу стал серьезным – учился он, видимо, увлеченно – за совесть, не за страх.

– Да, ученые всего мира находят в разных странах следы некой загадочной цивилизации. Были предположения, что это спасшиеся жители Атлантиды. Только вот саму Атлантиду никак найти не могут… В начале XX века археологи раскопали культуру народа бачвези – к ней сходятся нити многих других находок, не нашедших внятного объяснения. Согласно преданиям ныне живущих в Уганде чернокожих племен, это были белые люди – представляете, в центре Африки! Нашли развалины их крепостей, сложных и уникальных ирригационных систем и некоторые предметы непонятного назначения… Кое-где находят и знаки, похожие на письменность, но расшифровать их не может никто. Вернее, не мог…

– То есть? – заинтересовался Никита, до этого рассеянно слушавший научный треп своих друзей.

– Я вообще-то еще и на криптолога учился. Видать, не напрасно – кое-чего мне удалось добиться. Так вот, знаки на серебряном футляре явно относятся к древней культуре «бачвези» и мне бы очень хотелось их понять! Так откуда этот свиток у вас, только честно?

– Нас чуть не убили за этот, как ты говоришь… «артефак»! – в сердцах вырвалось у Никиты. Настя тут же яростно треснула его по спине – как уже говорилось, барышня она была ну совершенно тургеневская. – А Сашка с Витькой погибли…

И тут хранитель тайны Патриарха допустил оплошность: взмахнул растопыренной ладонью, призывая возмущенную Настю помолчать. Камень только и ждал этого – полыхнул синей молнией, не заметить было невозможно! Данила тихо присвистнул.

– А это что?!

Никита, уже привыкший, что перстня многие не замечают, смутился. Свиток, непонятный дар Алексия, на него особого впечатления не произвел – парень вообще ко всякой писанине относился с уважением, но без интереса. А вот тайну перстня хранил свято, уже понимая, что за ним скрывается что-то очень серьезное. Если не ужасное.

– Ну… это… так, подарок! Настя подарила! Мы тут обмолвились, то есть помолвились… – забухтел парень растерянно. Водочный румянец разом пропал – даже самый наивный человек сообразил бы, что он врет.

Данила помрачнел, встал и сухо обронил:

– Как я понимаю, идти вам некуда, так что ложитесь в дальней комнате, в конце коридора. Белье найдете в диване. Полотенца в ванной. Зубных щеток запасных нет, – круто развернулся, ушел в кабинет и плотно прикрыл дверь. Обиделся.

– Может, расскажем ему? Он же нас спас! Если и ему не доверять, то кому тогда? Никитушка, родненький, вокруг нас все гибнут, и помощи ждать неоткуда… – в голосе Насти опять зазвучали непрошеные слезы…

– Знаешь, у него на календаре сегодняшний день красным обведен. Может, врет он все – про мужика высокого и случайное свое появление? Ты же не представляешь, на что секретные службы способны, – они вокруг пальца кого хошь обведут!

– Нет не верю, что он тоже злодей, не верю! Он так… так улыбается простодушно…

– «Простодушно»… Ладно, пошли, и правда, нехорошо получилось, – пробурчал Никита смущенно, вспомнив с неожиданным теплом открытую белозубую улыбку Данилы.

Постучались, заглянули в комнатку: парень сидел за компьютером, тупо глядя на клавиатуру. На лице застыло насмерть обиженное выражение, ни дать ни взять – мальчишка, которого дружки не позвали играть в «казаки-разбойники». Пойди их пойми, Рюриковичей… Собака привстала, глянула на Никиту и, – вот чудеса! – поджав хвост, поскуливая уползла в угол.

– Слушай, Данила… ты не сердись, а? Мы тебе благодарны по гроб жизни и все такое… – попытался неуклюже извиниться Никита. Настя из-за глыбы его спины выглядывала как воробышек. – Но сам понимаешь, дела серьезные… Всего лишь три дня прошло, как Святейший Алексий погиб, а наша жизнь уже в кромешный ад превратилась, одни погони да потери! – Настя пискнула что-то и Никита понял, что опять сболтнул лишнее.

Но отступать было поздно. Если и сейчас наврать в три короба, – последнего друга потеряем. Словно пропасть разверзлась под ногами, и на той стороне весь мир ощерился-ополчился, а на этой – Никита с Настей. И еще… Данила!

Ведь в дружбе самое главное что? Доверие! Чтоб как за каменной стеной!

На лице «светлейшего» отразилась неподдельная тревога. Он мгновенно, по-мальчишески, забыл о своих обидах:

– Так его убили все-таки! Серафим обмолвился, что, скорее всего, это какое-то преступление. Было у него такое предчувствие. Я к нему как раз в тот день приходил.

– Скажи… А вот день нынешний у тебя на календаре обведен… И Тот день тоже… Почему?

– Так я всегда дни встречи с Серафимом красным обвожу! Они для меня значимые. Я и сегодня должен был увидеться, да он встречу отменил. Извинился, сказал, что дела важные, неотложные…

– А я, грешным делом, что-то такое… нехорошее, короче, подумал, – признался Никита. Ему полегчало – очень хотелось Даниле верить. Потому как если не ему, – Настя правильно сказала, – то кому?!

И ребята, – он словно через силу, она захлебываясь словами, – поведали Даниле и про загадочное убийство Алексия, и про обретение удивительного перстня, и про призрак убиенного и прочие странные явления в храме… Все рассказали, как на духу. Такое носить в себе долго – тяжкий труд, особенно когда тебе еще и тридцати нет и чувства хлещут через край!

Данила слушал, изредка задавал вопросы. Его острый, аналитический ум интеллектуала многое поставил на свое место, помог ребятам разобраться в непонятном, обратить особое внимание на то, что казалось несущественным… Например, его очень заинтересовал последний телефонный разговор с Алексием. Как и разговор с митрополитом Дамианом. Действие перстня, кстати, было воспринято почти как должное, словно с чудесами Данила сталкивался каждый день: «Подумаешь, светится! Лампочка тоже светится, и я не знаю, почему, и электронов ваших никогда не видел, но в обморок же не падаю!»

Наконец, насытив свое любопытство, молодой князь отправил ребят спать. Тем более, что Никита все крепче прижимал к себе Настю, – и дураку бы стало ясно, что стосковался он по ласке…

Сам «светлейший Рюрикович», пробормотав, что он – «человек ночной», остался разбирать знаки на свитке, с головой погрузившись в работу.

Глава 8 Напутствие Владыки