Мелисса де ла Круз - Наследие ван Аленов

— Да, — просто сказала Шайлер. — Я не собираюсь больше жить с вашей семьей.

Тринити вздохнула.

— Я не буду тебя останавливать. Но знай, что, уходя из дома, ты лишаешься нашей защиты. Мы не сможем помочь тебе.

— Понимаю. Я согласна рискнуть.

Вопреки обыкновению, Шайлер с Тринити поцеловались на прощание. Шайлер покинула успокаивающий теплый кокон салона красоты и вышла на улицу, одна.

Чарльз Форс ушел. Чарльз Форс оказался тупиком. Он исчез, унеся свои тайны с собой.

Ей придется самостоятельно выяснить, что такое наследие ван Аленов.

Глава 12

ШАЙЛЕР

Барон де Кубертин был наряжен предводителем гуннов Аттилой, в полном доспехе, с луком и колчаном со стрелами на плече, со щитом и метательным копьем. На голове у него был длинный черный парик и остроконечный шлем. Длинная борода тоже была накладной. Барон подошел с пугающе хмурым видом и похлопал Шайлер по плечу.

— La contesse voudrait que vous me suiviez, s'il vous plait. Графиня пожелала, чтобы вы проследовали за мной, будьте добры.

И он резко развернулся. Шайлер с Оливером двинулись следом, но барон остановил их.

— Графиня даровала аудиенцию только мисс ван Ален, — произнес он на безукоризненном английском, строго глядя на Оливера как на досадную помеху. — Вы останетесь здесь.

Шайлер пресекла протесты Оливера.

— Со мной все будет в порядке. Я ненадолго, — сказала она. — Не волнуйся.

Она чувствовала, как гости начинают смотреть в их сторону. «С кем это разговаривает барон? Что это за парочка?» Они начинают выглядеть подозрительно. Нужно поскорее смыться, пока их никто не заметил.

— Не волноваться? Но тогда я останусь без работы, — произнес Оливер, приподняв бровь.

— Я справлюсь сама, — решительно произнесла Шайлер.

— Это меня и беспокоит, — вздохнул Оливер.

Он положил руку на плечо девушки. Ладони у него загрубели от путешествий и работы. Это уже не были мягкие руки юноши, привыкшего проводить дни в музеях. Тот Оливер, которого Шайлер знала прежде, всегда останавливался исключительно в пятизвездочных отелях, а не в дешевых молодежных общежитиях, где они обитали сейчас. Она видела, как в Шанхае он, покупая лапшу быстрого приготовления, торговался из-за пяти центов.

— Со мной все будет в порядке, — пообещала она, потом тихонько, так, чтобы не слышал барон, шепнула: — Похоже, это для меня единственный способ увидеться с графиней.

— Дай я еще раз поговорю с ним. Может, он ко мне прислушается, — прошептал в ответ Оливер, глядя то на барона, то на Шайлер. — Если что-нибудь случится...

— Я сама не проживу... — договорила за него Шайлер. Она мягко убрала его руку сплеча. — Я тоже боюсь, Олли. Но мы договорились. Это нужно сделать.

Оливер скрипнул зубами.

— Мне это не нравится, — произнес он, свирепо взглянув на барона, но все же отпустил девушку.

Шайлер проследовала за бароном через внутренний двор и главный вестибюль дворца. Он провел ее через анфиладу, мимо библиотеки и множества комнат. Когда они дошли до конца длинного коридора, барон отворил дверь приемной и пригласил девушку внутрь. Это оказалась маленькая комната с золотым мозаичным полом, совершенно пустая, если не считать стоящей посередине небольшой скамьи, обитой бархатом.

— Arrete. Подождите.

Барон ушел, заперев дверь на замок.

Шайлер огляделась по сторонам. В дальней части комнаты находилась еще одна дверь. Должно быть, она вела в кабинет графини. Шайлер чувствовала установленные там охранные заклинания. Другого пути наружу не было — только две запертые двери.

Среди всего прочего Лоуренс учил ее чувствовать незримые защиты, чтобы можно было рассчитать, как из них выбраться. Он любил повторять, что бегство — это девяносто процентов подготовки и десять процентов благоприятного момента.

Шайлер показалось, будто она прождала в этой маленькой комнате несколько часов. Комната была полностью изолирована от других помещений особняка. Сюда не доносилось ни звука шумного празднества. Наконец дверь отворилась.

— Барон, это вы? — Спросила Шайлер.

— Не угадала.

Голос был до боли знакомым.

Нет. Этого не может быть. Шайлер словно окаменела. Прошлое как будто бы насмехалось над ней. Кто-то сыграл с ней недобрую шутку. Он никак не мог очутиться здесь. Единственный во всем Нью-Йорке, кого она изо всех сил пыталась забыть...

В комнату вошел Джек Форс. В отличие от прочих участников празднества он был одет очень просто, в черное. В форму венатора. Его платиновые волосы были коротко подстрижены, на военный манер, и аристократические черты лица стали смотреться еще эффектнее. Джек двигался с прирожденным изяществом. Он прошел вдоль стены, словно опасное животное, кружащее вокруг добычи. Какой же он красивый... она уже и забыла... А может, лишь воображала, будто забыла.

Они не виделись с их последнего вечера в квартире на Перри-стрит. Того самого вечера, когда она сказала ему, что любит другого. До чего же больно видеть его прекрасное лицо, такое мрачное и серьезное. Он словно постарел за этот год на целую жизнь.

Боль была почти физической. Страстное желание, которое Шайлер удалось подавить, внезапно вспыхнуло снова, ярко-красное и яростное, такое сильное, что она поразилась. Невыполнимое желание. Дыра в сердце, жаждущая, чтобы ее заполнили.

«Нет. Остановись. Не подходи сюда».

Шайлер была безумно зла на себя за свои чувства. Они были неправильные и вопиюще вероломные по отношению к той жизни, что она вела последний год. Это значило предать ту жизнь, которую они с Оливером выстроили вместе.

Но она ничего не могла поделать со своим сердцем. Вероломное сердце бешено колотилось. Потому что Шайлер сейчас желала лишь одного — кинуться в объятия Джека.

— Джек! — Выдохнула она.

Даже произнести его имя и то было трудно. Так ли это ужасно, что ей настолько сильно хотелось снова увидеть его? Видит бог, она пыталась не думать о нем, пыталась прогнать все мысли о Форсе в самый дальний уголок сознания.

И все же он неизменно присутствовал там. Во сне она всегда возвращалась в ту квартиру над городом, на то место у камина. Ведь невозможно же помешать себе видеть сны. В том не было ее вины. Но это раздражало. Невзирая на ее желание, Шайлер всегда непроизвольно влекло обратно к нему.

Увидеть его, живого, настоящего, прямо перед собой, было посягательством на все, что Шайлер пыталась сдерживать год с лишним, который провела в изгнании. Она убеждала себя, что любовь к Джеку мертва и похоронена, заперта в сундук, сундук закинут в море и никогда больше не откроется. Она сделала выбор. Она любит Оливера. Они счастливы — ну, настолько, насколько можно быть счастливым, когда за твою голову назначена награда. Она не может любить Джека — он не ее и никогда не будет ей принадлежать. Что бы они ни значили друг для друга в прошлом, этого более нет. Он — чужой.