Айра Левин - Ребенок Розмари (пер. В. Терещенко)

– О чем?

– Обо всем.

– Ладно, – согласился Ги. – Не буду.

– Ты у меня самый великий. Ты об этом знаешь? И все у тебя будет хорошо. Тебе еще придется выучиться каратэ, чтобы отделываться от назойливых фотографов. Он улыбнулся в тусклом свете сигареты.

– Это может произойти в любую минуту, – продолжала она. – Что-то грандиозное. Что-то достойное тебя.

– Я знаю. Спи, дорогая.

– Ладно. Осторожней с сигаретой.

– Хорошо.

– Разбуди меня, если не сможешь заснуть.

– Обязательно.

– Я тебя люблю.

– Я тоже люблю тебя, Ро.

Через пару дней Ги принес два билета на субботний вечерний спектакль «Фантастике», которые ему дал его наставник по вокалу Доминик. Ги уже, видел это представление, когда оно было показано впервые несколько лет назад, но Розмари всегда мечтала посмотреть его.

– Пойди с Хатчем, – сказал Ги, – а я поработаю над сценой из «Дождись темноты».

Хатч тоже видел спектакль, поэтому Розмари пошла с Джоан Джеллико, которая за обедом в ресторанчике созналась, что расходится с Диком и у них теперь нет ничего общего, кроме адреса. Эта новость расстроила Розмари. Уже несколько дней Ги был чем-то занят, он казался далеким и озабоченным и не делился своими мыслями с ней. Может быть, у Дика с Джоан тоже так все начиналось? Она рассердилась на Джоан за то, что на ней было слишком много косметики и она очень громко аплодировала в таком маленьком театре. Не удивительно, что они разошлись с Диком: она была шумная и вульгарная, а он тихий и сдержанный – им не стоило торопиться со свадьбой.

Когда Розмари пришла домой, Ги как раз выходил из ванной после душа. Он был какой-то возбужденный и таким оставался всю неделю. Разные чувства овладевали Розмари. Спектакль был хороший – даже лучше, чем она ожидала, но были и плохие новости – Джоан и Дик разошлись.

– Ведь &ни совершенно разные люди, – сказала Розмари. – Правда?

Потом она поинтересовалась, как прошла репетиция сцены из «Дождись темноты».

– Проклятый таннисовый корень! – возмущалась Розмари. – Вся спальня им пропахла. – Горький запах каким-то образом проник даже в ванную. Она взяла в кухне кусок фольги и тройным слоем обмотала ею несчастный талисман.

– Может быть, через несколько дней запах исчезнет, – предположил Ги.

– Хорошо бы, – ответила Розмари, опрыскивая комнату освежителем воздуха. – А если нет, то я его выброшу, а Минни скажу, что потеряла.

Они занялись любовью – Ги был очень возбужден и агрессивен, – потом через стенку услышали, что у Минни и Романа снова гости: то же монотонное пение, что и раньше, как будто они хором читали молитвы, и те же звуки флейты или кларнета, переплетающиеся с голосами.

Ги оставался в приподнятом настроении все воскресенье: он мастерил полки и подставки для обуви в шкафах, а в понедельник красил их и испачкал скамеечку, которую Розмари приобрела в магазине совсем недавно. Он отменил занятия с Домиником и внимательно поглядывал на телефон, каждый раз хватая трубку, как только раздавался первый звонок. В три часа дня телефон зазвонил снова, и Розмари, переставляя стулья в гостиной, услышала голос мужа:

– Боже мой, невероятно. Бедняга!

Она тихонечко подошла к двери спальни.

– Бог мой… – повторял Ги.

Он сидел на кровати, держа в одной руке трубку, а в другой – пятновыводитель «Красный дьявол». Он даже не взглянул на нее.

– И никто не знает, отчего это произошло? – продолжал он. – Боже мой, как это ужасно. Просто кошмар… – Он выпрямился. – Да. Да, смогу. Я бы не хотел, чтобы она досталась мне таким образом, но я… – Он снова замолчал. – Об этом вам надо будет переговорить с Алланом. Аллан Стоун – это его агент, но я уверен, что никаких затруднений не будет, мистер Вайсе, во всяком случае, что касается меня.

Наконец-то. Его минута настала. Розмари ждала затаив дыхание.

– Спасибо, мистер Вайсе, – говорил Ги. – И пожалуйста, сообщите мне, если что-нибудь узнаете. Еще раз спасибо.

Он повесил трубку и, закрыв глаза, некоторое время сидел неподвижно. Он был бледен, лицо застыло – просто восковая фигура в одежде, с настоящим телефоном и с настоящей банкой пятновыводителя.

– Ги! – окликнула Розмари.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

– Что случилось? – спросила она. Он заморгал и ожил.

– Дональд Бомгарт, – произнес Ги. – Он ослеп. Он проснулся вчера и… и он больше ничего не видит.

– Не может быть, – ахнула Розмари.

– Сегодня утром он пытался повеситься. Сейчас он в больнице, ему дали сильную дозу успокоительного. Они с болью смотрели друг на друга.

– Роль передали мне, – продолжал Ги. – Конечно, очень неприятно получать ее таким образом…

Он перевел взгляд на банку с пятновыводителем, которую все еще держал в руке, и поставил ее на тумбочку.

– Послушай-ка, пожалуй, мне надо прогуляться. – Он встал. – Извини, но я должен это переварить.

– Конечно, я понимаю. – Розмари посторонилась.

Ги встал и пошел к двери, не переодеваясь, открыл ее и не стал придерживать: дверь громко захлопнулась за ним.

Розмари ушла в гостиную, думая о бедном Дональде Бомгарте и счастливом Ги; нет – о счастливых Розмари и Ги, о роли, которая не останется незамеченной, даже если весь спектакль и окажется неудачным, о том, что после такой роли обязательно предложат еще одну, может быть, в кино, и у них будет дом в Лос-Анджелесе, сад с травами и трое детей с разницей в два года… Бедный Дональд Бомгарт со своим нелепым именем, которое он так и не поменял… Наверное, он хороший актер, если сначала для роли выбрали его, а не Ги, но теперь он лежал в больнице под сильной дозой успокоительного – слепой, пытавшийся покончить с собой.

Присев на подоконник, Розмари наблюдала за дверью подъезда, ожидая, когда появится Ги. Интересно, думала она, когда начнутся репетиции? Конечно же, на этот раз она поедет с ним, она давно об этом мечтала Интересно, куда? В Бостон? Или в Филадельфию? Хорошо бы – в Вашингтон. Она там никогда не была. Пока днем Ги будет репетировать, она бы осматривала достопримечательности, а по вечерам, после работы, все встречались бы в ресторане или в клубе, чтобы посплетничать и обменяться последними новостями…

Она продолжала смотреть на подъезд, но Ги так и не появился. Наверное, вышел через черный ход.

Теперь, когда он должен был чувствовать себя счастливым, он, наоборот, выглядел мрачным и встревоженным. Подолгу сидел, не двигаясь, и много курил. Иногда он начинал следить за каждым ее движением, будто в ней таилась какая-то опасность.

– Что с тобой? – постоянно спрашивала Розмари.

– Ничего, – отвечал он. – Разве ты сегодня не идешь на занятия по скульптуре?